Читать книгу "Под парусом надежды - Вера Колочкова"

– Господи, Стас! Ну как ты мог… – охнув, прижала она к лицу сложенные ковшиком ладошки. – Значит, мама тебя попросила и ты ее послушал? Свадьба у меня, значит? Которая мою жизнь определяет, да? Какой же ты идиот, Стас! А я думала… Вот дура… Ну как, как ты мог…

– Прости меня, Кира.

– Да что – прости! Я думала, ты все понял… Я… я же люблю тебя, а ты… Дурак ты после этого, а не мужик со шрамами…

– Точно. Только дурак и умеет за два дня так влюбиться, чтоб всякому дурному слову поверить. Выходит, я точно дурак. Со шрамами… Слушай, а может, у нас и это… третье обстоятельство совпадет, а? Может, и в этом нам тоже вот так, с ходу, повезет?

– Не поняла… О чем ты? – удивленно уставилась на него Кира.

– Как о чем? Ты ж сама толковала мне про триединство, про несовпадающие компоненты… Вот смотри – секс у нас с тобой получился… Ведь получился?

– Ну, не то слово… – стыдливо улыбнулась Кира.

– И любовь у нас с тобой тоже есть, как выяснилось. Так что давай уж и третье обстоятельство осуществим…

– Какое?

– Как это – какое? Третье! Которое «замуж» называется! Может, при этом и дураками триедиными будем, но пусть уж дураками счастливыми… Ты как, согласна?

Ключ повернулся в замочной скважине тихо, и дверь тоже открылась тихо – можно скользнуть в щелочку, прикрыть ее за собой и присесть, пока никто ее не увидел, на низенькую скамеечку в прихожей, и дотронуться еще раз мысленно до поселившегося у нее внутри счастья. Кире казалось, что оно было именно таким вот, осязаемым, теплым и нежным, и его можно было погладить, пошевелить, и оно потянется в ней сонно и капризно, заставив ее задохнуться и потянуть губы в улыбке. Как там, в больничной палате, где она, как та счастливая дурочка, десять раз повторила одно и то же – да, да, да… Конечно же да! И не пойдет она в этот «замуж» – она в него бегом побежит! Чего зря спрашивать-то…

Из-за закрытой двери кухни доносились, переплетаясь неразборчивыми словами, два голоса – отцовский и Егоркин. Она подалась корпусом вперед, прислушиваясь…

– … Ну, давай еще ложку, снова за папу… За маму, я понял, ты не хочешь кашу есть… Вот так, вот так, аккуратно…

– Надо говорить – аккуранто! – звонко поправил отца Егорка. – Так же лучше звучит, правда?

– Ты думаешь? – со взрослым сомнением протянул отец.

– Ну да! Так же звонче получается! Вот говоришь «аккуратно» – и не звенит. А говоришь «аккуранто» – и звенит! Не слышишь, что ли?

– Ну как же, слышу, конечно! И правда звенит! – покладисто согласился отец. – Давай открывай рот пошире…

Кира, похихикав про себя, поднялась со скамеечки, шагнула к двери, открыла и улыбнулась им навстречу, опершись о дверной косяк плечом – ноги уже не держали.

– Привет, а вот и я… Как тебе каша, Егорушка? Небось вкусная? Давай ешь, завтра к папе в гости с тобой поедем…

– А где он?

– А он… он пока в больнице… Но это ненадолго совсем! А потом мы с тобой к бабушке поедем, в Каменку…

– Доченька, ты это… садись, доченька… – засуетился отец, торопливо поднимаясь со стула. – С тобой все в порядке? Ты бледная такая! И глазищи горят, как от температуры!

– Пап, а накорми меня тоже кашей, а? Я сегодня ничего не ела… И чаю хочу… Горячего-горячего! День такой длинный был… Устала. Мы с Егоркой у тебя сегодня заночуем, ладно?

– Ой, да ради бога! Чего это ты? Еще и разрешения спрашивает… Небось у мамы своей разрешения такого не спрашиваешь?

– Пап, а я у тебя водку в раковину вылила!

– Да я видел. Не поверила, значит, отцу… Неужто думала, что я при ребенке… Эх ты, дочка… А я, между прочим, на работу устроился, решил новую жизнь начать…

– Да я верю тебе, верю, папа!

– Да ладно, веришь ты. Хотя… и не заслужил я… Ты прости меня, дочка! Я ж все понимаю. И сколько горя вам с мамой принес… Но я обязательно из всего этого выберусь, вот увидишь! Ты только не бросай меня, ладно? Я так жить хочу – чтоб все нормально, чтоб как у всех… Ты не думай, я смогу. Я хоть и слабый, но гибкий – меня дурным ветром не сломать. К земле пригнуло, а я все равно поднимусь. Водка – она сильных пополам ломает, а слабым шанс дает – вовремя разогнуться да все сначала начать… Ты только не бросай меня!

– Я не брошу, пап. Честное слово! Мы часто будем к тебе приходить – и я, и Егорка, и Стас…

– А Стас – это?…

– Это Егоркин отец, папа. И мой будущий муж. Я же замуж выхожу, папа…

– … Вот, Сергей Петрович, возвращаю вам дело Никитиной! – весело шлепнула Кира голубую папочку перед адвокатом Линьковым, присев напротив в придвинутое к столу кресло.

– Не понадобилось, стало быть? – метнул он на нее осторожный взгляд, прикуривая. – Обжаловать не пойдешь?

– Ну почему же не пойду? Как раз и пойду… Береженого Бог бережет.

– Не понял… В каком это смысле?

– Да долго рассказывать, Сергей Петрович. Да и ни к чему. Я так понимаю, что стажером я у вас больше не числюсь?

– Правильно понимаешь, Кира. Не числишься. Не выйдет из тебя адвоката. А жаль…

– Мне тоже жаль, Сергей Петрович.

– Нет, ты не подумай, что я из-за Кирилла такое решение принял. Просто… не наш ты человек, Кира… Ты умная девочка, деловая, сметливая… и все равно не из нашего теста испеченная! Не дано тебе природой на пятачке стоять, и все тут!

– На пятачке… чего?

– На пятачке войны. Понимаешь, люди всегда воевали друг с другом и будут воевать во веки веков… Они просто не могут без войны, Кира! Они все так живут, меняясь знаменами истцов и ответчиков. Но от перестановки знамен суть дела ведь не меняется, правда? Любой человек в этой войне участвует – в чем-то он истец, в чем-то ответчик…

– А самый умный, стало быть, между ними на пятачке стоит? И на этой войне хорошо зарабатывает? Правильно я вас поняла?

– Да. Правильно. Я ж говорю – ты умница…

– А кроме ума, хотите сказать, тут еще и сноровка нужна, чтоб на этом пятачке удержаться? Чтоб не скатиться ненароком в армию истцов или ответчиков?

– Ну да. Все правильно.

– Что ж, надо признать, вы правы, Сергей Петрович. Нет у меня такой сноровки. Не повезло мне.

– Выходит, не повезло.

– Ну ничего! Зато в любви повезло. Да еще как повезло…

– В чем? В любви? – тихо, насмешливо переспросил Линьков, откинувшись на спинку стула. – Ты сказала, в любви?

– Да, Сергей Петрович. Именно в любви. Меняю десять пятачков на везение в любви! Нет, сто пятачков! Тысячу пятачков! Да сколько угодно ваших этих пятачков я на него променяю! И век мне воли не видать в армии истцов и ответчиков! – смеясь, проговорила Кира, поднимаясь из кресла. – Прощайте, Сергей Петрович!