Читать книгу "Прощенные - Анастасия Романчик"

Олимпиада фыркнула.

— Я? На них? Вы шутите! Я гадкий утенок между двумя лебедями и мне не превратится в прекрасную птицу. Если только в каркающую ворону, это куда вероятнее.

— Время пройдет, и ты поймешь, что суть здесь, — Сирена показала на грудь, — в душе, в сердце. Все остальное неважно, оно лишь пыль и в пыль вернется.

Комнату зашли кряжистые гномы. Тесной группкой устроили столпотворение возле двери. Приблизиться они не решались, и лишь почтительно уставились на воительницу, не зная с чего начать.

— Ну? — протянула Сирена, скосив на них глаз.

— Не желает ли, Не имеющая облика, пройтись по защитным блокам и посмотреть войско врага лютого?

— По защитным, можно. А врага лютого сама посмотрю с ученицей своей.

Она встала и была, чуть ли не наполовину выше каждого гнома и тоньше раза в четыре.

— Ты отдыхай пока, помахай маленько заэной перед тем как врага лютого узреть. А потом поздно будет, схапаешь стрелу в одно место, и будешь лежать мертвее мертвой.

Лима вздохнула и проводила ее удаляющуюся фигуру грустным взглядом. Комнатка, выделенная ей гномами, с низеньким потолком и очень широкая. Видимо, и она считалась гигантской с их-то ростом. Маленькие крепкие стулья, столы, и другая необходимая мебель.

Девушка поднялась и осторожно с уважением взяла белоснежное оружие в руки, попробовала пару раз взмахнуть. Кто-то заскрежетал в смехе с ее жалких попыток. Она думала, что над ней желтоглазый потешается и резко развернулась. С уст должны были сорваться ругательства, но она застыла.

На диванчике, закинув ногу на ногу, сидел другой мужчина. Белая одежда, белая маска точно такая же, как у желтоглазого. Длинные светло-русые волосы ниже пояса, с косичками. Коса не желтая, а серая под цвет его глубоких глаз. Он зацокал и покачал головой, поднялся с насиженного места. Повернул девушку, заставил принять нужную позу, а не то убожество, что она сотворила. Встал позади и взял в свои ладони ее руки, крепко сжимавшие древко заэну. Его кожа казалась чуть теплой, а не обжигавшей как у желтоглазого и пульс едва бился. Он направлял движения, медленно показывая как нужно бить. Отошел и сделал вид, что наблюдает. Лима повторила сначала медленно, получив в ответ кивок, ускорилась.

— Без напряжения, расслабься, — услышала его звонкий голос, так мог говорить певец из хора. — Ты воин, а не восьмидесятилетняя старушка, думающая, что каждый мужчина маньяк, только и мечтающий ее изнасиловать.

Лима от его сравнения захихикала и глубоко вздохнула, расслабляясь.

— Лучше, но недостаточно. У тебя в руках грозное оружие, а не зубочистка с пилорамы. Ты ожидаешь боли, а ее бояться не надо. Сирена жесткий учитель, но она забывает про боль. Она ее не чувствует.

— Так это правда? Она не придумала?

— Ее болевой порог очень высокий, редко какое оружие может причинить ей действительно существенную боль. Но такое существует, и она с ним встречалась, но не остановилась. Она умеет терпеть, того же требует и от тебя.

Он извлек из-за спины косу.

— Тут маловато места, — напомнила Олимпиада.

— Гномы стерпят, — ногой отодвинул стол к дальней стене.

Ей показалось, что мужчина улыбается, но маска полностью скрывала его лицо, лишь светящиеся серые глаза из двух щелочек горели.

— Нападай.

Она попыталась, но ее намеренья не увенчались успехом. Все удары отбиты незнакомцем с легкостью. Так взрослый играется с ребенком, который пытается подраться с ним. Лиме всегда казалось, что коса — инструмент сельскохозяйственный и для боя мало пригодный. Но на проверку оказалось, что она может быть грозным оружием в опытных руках. Девушке даже не удалось сдвинуть мужчину ради смеха на миллиметр. Он стоял как вкопанный, лишь коса описывала круги и восьмерки.

— Пока не почувствуешь себя уверенной, — заговорил спокойно, расслабленно, — пока не проснется в тебе холодная ясность того, что ты делаешь. Ты не поймешь, что такое настоящее искусство. Не игра и не потеха. Ты боишься боли и порезов. Ты опасаешься лезвия даже собственного оружия. Но страх проходит. Анализела станет продолжением твоей руки и на поле боя вас всегда будет двое, ты и она.

Лима отвлеклась на его слова, погрузившись в себя. Заэна, засвистев, едва не оттяпала ему руку. Он пригрозил ей пальцем.

— Помнит. Она знает, что нужно делать и куда бить. У нее миллиарды лет практики.

— Сколько? — изумилась девушка, в душе пронеся ураган эмоций. — Ни одно живое существо не может столько жить! А вы говорите про практику!

— Ее прежний владелец умер десять тысяч лет назад, и ему было больше четырех миллиардов лет. Хранители бессмертны и даже сейчас они продолжают жить здесь, — он постучал пальцем по груди.

— Мне не научится ею владеть, — сказала девушка, закусив губы.

— Она покажет, когда придет время, а оно близиться. Анализела не отличалась терпением.

— А почему вы не разговариваете с Сиреной? — вдруг поинтересовалась Лима. — Вы же знаете ее прошлое.

— Потому и не разговариваем, что знаем слишком много. Она должна вспомнить сама, так безопасней. Ее незнание — ее сила.

— Тогда почему вы разговариваете со мной?

— Я хочу предупредить. Анализела покажет, кем являлась Сирена. Ей незачем об этом знать.

— Она очень стара?

— Она младше тебя.

— Тогда не понимаю.

— Второе рождение не предусматривает старой памяти, и чтобы ее пробудить, нужно стереть новую.

— Неужели р…

— Нет, это совсем другое, вернулась не только душа, но и тело, сила, мастерство, память сознания, все то, что она имела до того, как ее нашла смерть. Иначе бы наша Сирена бегала в образе тушканчика, злопамятного и кусачего, — девушка рассмеялась на его слова. — Она родилась в человеческой семье, но человеческая оболочка не смогла выдержать истинную сущность той, что скрывалась под ней и девушка стала стремительно меняться. Сирена — конечный результат. Сейчас она вспоминает отрывки из прошлой жизни, но постепенно старое будет возвращаться и она вспомнит все.

— Она не похожа на человека.

— Разумеется, а при этой ре…ри… я ее не выговорю, таких изменений не происходит, если она существует.

— Вы в нее не верите?

— Если ты был тушканчиком, разве ты станешь потом человеком? Соотношения разума не сходятся. Но я свое мнение оставлю при себе. А ты помни о том, что я сказал. То, что она находиться в забытьи — хорошо. Она вернется. Она уже проделала длинный путь, осталось чуть-чуть.

— А вдруг она будет спрашивать, что мне отвечать?

— Она не будет задавать вопросов. Чужая тайна для нее священна, даже если это касается ее напрямую. Сирена ничего не спросит, пока ты сама не решишь ей рассказать.