Читать книгу "Мировая история - Одд Уэстад"

В начале 1989 года городские жители Китая почувствовали на себе одновременно бремя острой инфляции и мер программы жесткой экономии, введенных ради обуздания той же инфляции. Сложившаяся тогда ситуация послужила предпосылкой к новой волне требований, выдвигавшихся студенческими активистами. Вдохновляемые сочувствующими либерализации представителями правящей олигархии, они потребовали у руководства коммунистической партии и правительства открыть диалог с недавно сформированным неформальным студенческим союзом по поводу злоупотреблений и реформы. Появились плакаты, с которыми участники митингов начали призывать руководство страны к расширению «демократии». Все эти действия вызвали у руководства режима большую тревогу, заставили его отказаться от признания союза студентов, который на самом деле грозил стать предвестником возобновления движения хунвейбинов. С приближением 70-й годовщины Движения 4 мая активисты студенческих манифестаций решили почтить ее приданием широкого патриотического звучания своей кампании. Они не смогли заручиться значительной поддержкой в сельской местности, хотя во многих городах прошли демонстрации сочувствующих им работников сферы услуг, зато, вдохновленные явным доброжелательным отношением к ним со стороны генерального секретаря ЦК КПК Чжао Цзыяна, они в Пекине начали массовую голодовку, получившую живой отклик со стороны простого народа. Голодовку объявили незадолго до приезда Горбачева в китайскую столицу с государственным визитом; его появление там вместо очередного подтверждения укрепления международного положения КНР послужило всего лишь напоминанием народу о том, что происходило в СССР вследствие политики либерализации. И это напоминание сыграло двоякую роль: ободряющую потенциальных реформаторов и пугающую консерваторов.

К тому времени высшее руководство страны, и Дэн Сяопин в их числе, были в тревоге. Перед ними маячил призрак крупных беспорядков;

они сочли, что Китай находится на пороге радикального перелома. Кое-кто страшился повторения бесчинств времен «культурной революции», если события вдруг выйдут из-под контроля. Военное положение пришлось объявить уже 20 мая 1989 года. В какой-то момент появилось предчувствие, будто подвергшееся расколу правительство не в состоянии проявить свою волю, но в скором времени военные подтвердили свою преданность режиму. При проведении репрессий две недели спустя рассчитывать на жалость не приходилось. Студенческие вожаки сосредоточили усилия на укреплении своего лагеря, развернутого на площади Тяньаньмэнь в Пекине, где за 40 лет до тех дней Мао Цзэдун провозгласил образование Китайской Народной Республики. К студентам присоединились другие инакомыслящие. Со стены старинного Запретного города Мао Цзэдун с огромного портрета взирал на символ участников протеста в виде фигуры «богини демократии», нарочито внешне напоминавшей статую Свободы в Нью-Йорке.

2 июня первые воинские части вошли в пригороды Пекина и продолжили свой путь к площади в центре города. По ходу дела пришлось подавлять сопротивление демонстрантов, вооруженных подручными средствами, и крушить их баррикады. 3 июня на них обрушился ружейно-пулеметный огонь, площадь заволокло слезоточивым газом и палаточный лагерь с его обитателями лег под гусеницы танков, проутюживших Тяньаньмэнь. Стрельба на улицах продолжалась в течение нескольких дней, затем натупила очередь массовых арестов (возможно, тысяч десять человек). Практически все эти события происходили перед глазами всего мира, благодаря присутствию там иностранных съемочных групп, на протяжении всех дней знакомивших телевизионных зрителей с жизнью в палаточном городке участников протестов.

Осуждение действий китайских властей со стороны иностранцев выглядело практически единодушным, и ущерб авторитету КПК в самом Китае оценивался как весьма заметный не в последнюю очередь потому, что после жестокого подавления манифестантов общество разделилось пополам. Чжао Цзыяна, выступившего против использования военной силы, поместили под домашний арест в Пекине (под домашним арестом он так и умер в 2005 году, причем отдавать под суд его не стали). Понятно, что Дэн Сяопин со своей старой гвардией осознавали, с какой серьезной угрозой им удалось справиться. Вполне можно представить, что эти действия одобрили и поддержали далеко не все их сограждане-китайцы. Беспорядки возникали, кое-где даже серьезные, в восьмидесяти с лишним городах, и армии пришлось подавлять сопротивление в нескольких рабочих районах Пекина. Все-таки массового подъема в поддержку участников протестов не случилось, и большую часть Китая никакие протесты не затронули. Позже события на площади Тяньаньмэнь воспринимались как свидетельство игнорирования китайским режимом прав человека. При этом нельзя сказать, что Китай получил бы ощутимую пользу, если бы дал зеленый свет студенческому движению. Азиатские народы положили больше жертв на алтарь банковского краха 1990-х годов, чем китайцы в результате волнений в 1989 году.

Так как в КПК и правящей иерархии возникла некоторая неурядица, последовали энергичные попытки по восстановлению политической ортодоксии. Китайцы совершенно определенно не собирались повторять ошибок Восточной Европы или СССР. Но какой же путь они все-таки выбрали? Дэн Сяопин в скором времени дал всем понять, что экономическая либерализация должна продолжиться беспрепятственно и даже в масштабе большем, чем до 1989 года. Прошло совсем немного времени, и китайцам наравне с иностранцами оставалось только удивляться, насколько огромную роль играла коммунистическая партия в мощном развитии экономики страны. Кое в чем замечалось влияние Запада. При этом совсем не требовалось пристального внимания к тому, что происходило за воротами предприятий или в прокуренных начальственных кабинетах, чтобы разглядеть следы долгой истории Китая, а также вызовы и возможности, которые предлагала власть народу.

5

Открытия и закрытия

Задолго до краха СССР все уже понимали, что происходящее в Европе затронет очень многое в нашем мире и мало что останется на прежнем месте. Немедленно после окончания холодной войны по всему континенту и за его пределами с новой силой обострились старые проблемы самоосознания наций, а также появились новые вопросы. Думающие представители народа по-новому взглянули на себя и другие нации в свете того, что в скором времени оказалось кое для кого зарей возрождения; ночные кошмары развеялись, но проступили и тревожные пейзажи. Пришло время снова задавать фундаментальные вопросы, касающиеся национальных особенностей, этнической и религиозной принадлежности, и некоторые из этих вопросов зазвучали зловеще. Во всемирной истории опять складывались новые определяющие обстоятельства.

Как-то между прочим с роспуском организации Варшавского договора исчезла не только одна половина системы обеспечения спокойствия в Европе, но вторая ее половина в виде НАТО тоже подверглась изменению. Развал СССР, выступавшего мощным потенциальным противником, лишил НАТО не только смысла существования, но и его основной роли. Как французское блюдо под названием бланманже в теплой комнате, НАТО начало оседать. Даже если, как считал кое-кто, все-таки случится возрождение России в ее естественном состоянии и на Западе она снова станет угрозой, отсутствие повода для идеологического противостояния потребует от потенциального противника его все равно изобрести. Руководители государств бывшего социалистического содружества запросились в НАТО. В 1999 году членами его стали Польша, Венгрия и Чешская Республика, через пять лет к ним присовокупили Словению, Словакию, Болгарию, Румынию и Прибалтийские республики. В нарушение всех обещаний, данных президентом США Джорджем Бушем Михаилу Горбачеву в 1990 году, НАТО расползлось не только до границ Советского Союза, но и на его территорию. Этот западный союз превратился в инструмент для соединения практически всей Европы (без России, разумеется) с США. Однако предназначение его военной мощи по-прежнему оставалось абсолютно туманным, даже притом, что в середине 1990-х годов американская администрация стала воспринимать НАТО в качестве механизма воздействия на новые европейские проблемы, который откровенно применялся в бывшей Югославии, и для использования за пределами европейской зоны.