Читать книгу "Бой бабочек - Антон Чиж"

18

Так уж судьба сложилась, что Клара Ильинична не познала счастья материнства. И всю нерастраченную любовь обрушила на племянницу. Лариса была под такой опекой, что лучше для столицы не придумать. Барышня, приехавшая из Нижнего покорять столицу своими талантами, имела и стол, и дом. Тетка не только предоставила девушке целую спальню, кормила за свой счет, хотя лишних денег не водилось, но и платила за обучение пению. Она искренне верила, что ее звездочка, ее Ларочка когда-нибудь будет петь на большой сцене в лучах славы и обожания поклонников. А старая тетка, скромно сидя в зале, будет утирать слезы счастья. Картина эта так ярко рисовалась ей, будто уже случилась.

Тетка баловала Ларису в меру своих скромных возможностей, но не стеснялась накричать или погрозить мокрым полотенцем, когда племянница забывалась и начинала дерзить. Она видела, как Лариса старается, как бьется. Но ведь настоящему таланту попасть на сцену трудно. Туда все больше бездарности со связями и деньгами попадают. И тем не менее Лариса не сдавалась. Окончила лучшие курсы женского пения, что сильно подкосило теткин бюджет, ходила в театры на прослушивания. И вот наконец удача улыбнулась. Ларочке сделали предложение.

Кларе Ильиничне ужасно хотелось узнать, где будет восходить ее звезда. Но Лариса упрямилась: плохая примета говорить заранее. Вот контракт подпишу, тогда и узнаешь. Тетка не рискнула настаивать. Пусть будет, как ребенок хочет. Лишь бы у нее все сложилось.

– Ларочка, не рано ли собираешься? – сказала Клара Ильинична, взглянув на часы, что остались от покойного мужа. – Только три часа…

– Ах, тётя, вы ничего не понимаете, просили прибыть пораньше, чтоб послушать голос. Для окончательного решения по контракту!

Последняя фраза явно была цитатой тех, кто вершит судьбы молодых актрис. Ради этого «окончательного решения» тетка готова была терпеть что угодно.

Она помогла Ларисе надеть платье, скромное, но модное, отдала ей свои сережки с камушками и сама уложила ей волосы в прическу. На ее вкус, племянница была чудо как хороша. Просто глаз не отвести. Контракт должен быть подписан.

– Когда же ты вернешься? – спросила тетка уже в прихожей, одергивая на племяннице низ юбки.

– Не знаю, тетя, может быть, поздно… Это театр!

В голосе Ларочки было столько чистого восторга, что Клара Ильинична не стала разводить строгости в такой день и требовать быть дома не позже девяти вечера.

– Смотри, без тебя спать не лягу! – только сказала она, сунув ей в сумочку лишний рубль на извозчика, расцеловала троекратно и на пороге незаметно перекрестила, чтобы племянница не видела. Ларочка не принимала «эти суеверия», как она говорила.

Тетка заперла за ней дверь и отправилась в гостиную. Ей оставалось только одно: ожидание. Волнующее, но радостное.

19

Нравы в «Европе» царили куда более свободные, чем в «Пале-Рояле». На то она и Европа. Портье без церемоний указал номер месье Глясса, только упредил, что у него визитер. Ванзарову показалось, что это было сказано с некоторой особой интонацией. Он поднялся на второй этаж и постучал в двадцать третий номер. За дверью раздались звуки, похожие на суетливую возню: что-то шуршало и падало.

– Благодарю, ничего не требуется! – раздался приглушенный дверным полотном голос. Ванзарова приняли за полового, который хотел услужить.

– Господин Глясс, это Ванзаров, сыскная полиция! – нарочно громко последовал ответ.

Возня стала отчетливой. Судя по звуку, упал стул.

– Вам придется подождать…

– Я не спешу. Или желаете прийти в участок?

– Буквально одна минута…

Не прошло и пяти минут, как замок щелкнул, дверь открылась, явив господина антрепренера. Глясс был в свежей накрахмаленной сорочке с бабочкой и в шелковом домашнем халате с кистями, из-под которого виднелись концертные брюки и лаковые ботинки. Для раннего дня одет был аристократично.

– Делаете успехи, молодой человек, – сказал он, величественно повернув голову в номер. – Но требуются еще занятия по вокалу.

Из номера выскочил юноша, старательно наклоняя голову. Мимо Ванзарова он прошмыгнул тенью. Этого хватило, чтоб заметить легкий беспорядок в одежде.

– Ищем новые звезды для нашей сцены, – сказал Глясс, приняв гордую осанку. – Прошу вас…

Ванзаров не стал уточнять, какие именно успехи делал юноша и какими талантами наделен. Театр – это пучина тьмы. Что тут говорить…

Глясс держался аристократом. Он предложил гостю коньяк, сигару, папиросы, зельтерской воды и свое радушие. Ванзаров предпочел перейти сразу к делу. Он выложил три фотографии.

– Кто-то из этих барышень вам знаком?

Вставив монокль, Глясс взял фотографии веером и рассмотрел на расстоянии вытянутой руки. Снимок Фальк отложил в другую руку сразу. На Савкиной задержался чуть дольше и тоже убрал.

– Они так похожи, такие простоватые лица… Но вот это личико где-то видел…

Память антрепренера короткая – столько лиц, столько талантов, так и мельтешат.

– Она приходила в «Аквариум» на прослушивания, – помог Ванзаров. – Ее зовут Зинаида Карпова…

– Ну конечно, как я мог забыть! – Монокль выпал в ладонь Глясса. – Фотографии так меняют женщин, но это же она! Никаких сомнений! Где вы ее нашли?

– В альбоме учениц профессора пения Греннинг-Вильде.

– Тогда все понятно! – Глясс никак не мог расстаться со снимком. – Зельма Петровна сотворила редкое чудо! Мои поздравления…

– У Карповой хороший голос? – спросил Ванзаров почти равнодушно.

Глясс взмахнул снимком, как крылом.

– Фантастический голос! Невероятный! Волшебный! Я давно не испытывал таких эмоций от вокала!

– Она спела «Casta diva»…

– Это трудно назвать пением! Вулкан чувства, эмоций, нежности… Мороз по коже…

– Тогда почему не предложили ей ангажемент?

Ванзарову протянули карточки, как вызов.

– Я не предложил? Да я готов был пасть к ее ногам… Любой контракт! Сразу бенефис! Она только улыбнулась и обещала вернуться. Но после исчезла! И больше ее не видел!

– Вам показали ее труп. Вы не узнали.

От такой полицейской грубости Глясс поморщился.

– Ужасное зрелище. Как в том существе можно было узнать эту барышню!

– А как же узнали ее по снимку? – спросил Ванзаров.

– Но ведь это она?

Ванзаров предложил взглянуть еще разок. Забыв про монокль, Глясс взялся за снимок.

– Ну конечно она… Простые черты лица… Скромное платье то же самое… Меня еще поразил контраст между скромностью в одежде и богатством голоса… Да, только без вуалетки.