Читать книгу "Капкан для Тайфуна - Михаил Алексеев"

– Так! Проверить избы! Вытащите их шмотки, форму и белье, если найдете. Киньте им, пусть хоть задницы вытрут и оденутся! Собрать все оружие! Санинструктора! Проверить и отсортировать не прошедших отбор на выживаемость. Когда определимся с количеством выживших, решим, что с ними делать.

И повернувшись в сторону местных, добавил:

– Товарищи гражданские! Минут через пятнадцать можете зайти в свои дома и забрать все, что вам нужно и что вы можете унести. Завтра здесь будет бой! Поэтому уходите в сторону Хватова Завода. Здесь вам оставаться нельзя.

Он что-то еще хотел сказать, но его прервали несколько женщин и стариков, которые, невзирая на запах, вытащили из ближайшей кучки немцев двоих пришедших в себя и начали бить.

– О как! Дубина народной войны! – прокомментировал Андрей.

И был удивлен, когда избиваемые начали голосить по-русски. В основном матерно.

– Неужели? Так действенна эта методика обучения русскому языку?

Одна из женщин оторвалась от занятия и, показав рукой на дальнюю околицу, проговорила:

– А ты вон там, командир, посмотри!

Васильев тут же подозвал Свиридова и отправил его туда, куда указала женщина.

Пока Свиридов бегал, капитан связался с теми, кто остался в Харино, и дал команду на движение.

– Командир! Там это… виселица. Мужик инвалид без ног висит и девочка молоденькая.

– Так! А ну-ка! Закончили тут и рассказали мне, что тут произошло!

После слов Свиридова, к месту, где били двоих пленных, подтянулись все, оставив на охране еще не пришедших в себя немцев. Местные женщины, перебивая друг друга, начали пояснять происшедшее. Васильев поморщился.

– А ну-ка! Забираем этих и пошли!

Оставив часовых у пленных, толпа местных и бойцов обеих рот вперемежку двинулась на другой конец деревни.

За деревней на кое-как сколоченной конструкции покачивались два тела. Девочка в легком изорванном платье, со спущенными чулками, и безногий мужчина с крупными рублеными чертами сильного человека. При свете фонариков стало видно, что перед смертью они оба были сильно избиты.

Разъяснила все та же женщина, которая указала на околицу.

По ее словам, в их деревне жил Федосов, мужик-инвалид. Ноги потерял на Империалистической еще до революции. Вернулся инвалидом, естественно жил бобылем. Деревня ему помогала, кто чем мог, а он выучился тачать и ремонтировать сапоги. Этим и жил. А после Мировой войны, Гражданской и голода, с мужиками в деревне стало совсем плохо. И сошлась с ним одна вдова, которая стала ею, даже не успев понести от мужа. И родила от инвалида. Да при родах и умерла, оставив его с дочкой. Мужик жилы рвал, чтобы ее прокормить и вырастить. И смог. С помощью деревни, конечно же. А потом коллективизация, и в колхозе ему нашлось место нормировщика и писаря, потому как грамотный был. Дочь выросла, уехала в педучилище, а когда закончила, этой весной вернулась в свою деревню к отцу. Девочка красивая была. И летом за ней попытался ухаживать один из вот этих. А другой – дружок его. Женщина показала на избитых. Девочка ему отказала. Они не пойми кто. Неместные. Прибились к деревне после Гражданской. Толком нигде не работали. Когда организовали колхоз, обе семьи съехали из деревни. Говорят, в город. А этим летом эти двое снова появились.

Когда началась война и немцы встали на Вопи, многие, кто боялся, уехали. Председателя в армию призвали, а колхозную работу на Федосова оставили. Поэтому уехать он не смог, а дочь его не оставила.

А вчера, когда пришли немцы, эти двое сразу пошли к Федосовым. В общем, попытались федосовскую дочку силой взять, но та с помощью отца отбилась. Тогда те отомстили, сказали немцам, что хотят служить на них и готовы передать новой власти семью коммунистов.

Сами и вешали. Перед этим били. Немцы только смеялись и фотографировали.

Когда она закончила, повисла зловещая тишина. Слышно было только тяжелое дыхание нескольких десятков разъяренных мужиков, сдерживаемых только привычкой подчинения командирам. Затихли даже стонавшие подонки, чувствуя смерть.

– Сссссуууккккиииии! Разорву! – Степана душила ярость. Он ничего не видел, в черноте, затянувшей его глаза, стояла картина, нарисованная воображением его казненной жены. Он рванул стягивающий горло ворот гимнастерки. – Разорву!

– Подожди, Степан! – за его плечо, уже подавшееся к сволочам, крепко ухватился капитан. Тот, забыв про висящий на груди ППД, начал рвать клапан кобуры ТТ.

– Подожди! – перехватывая его руку, повторил Васильев. – Ответь! Что ты хочешь с ними сделать?

– Расстреляю! Сейчас! И здесь же!

– Нееет! Пуля – это слишком легкая смерть! Ее еще нужно заслужить. Жаль, нет у нас времени. По-хорошему, можно было бы им обеспечить несколько часов жизни, все минуты из которых они бы мечтали о смерти. Например, посадить на кол. Но нельзя нам такими быть. Но и прощать тварей нельзя. А пуля – это и есть для них прощение. Поэтому! Погибших снять и похоронить! Пожалуйста, покажите нам, где можно или нужно это сделать. А этих… повесить. Только повесить так, чтобы они умирали долго. Как считаешь? Я прав?

– Прав! – ответил Гришин, уже справившийся с яростью. – Это сделают мои бойцы. Это наше дело!

– Дело наше общее, но в целом ты прав. А мои пока могилы для них приготовят, – кивнул Андрей на снимаемые тела.

Когда Васильев и Трофимов вернулись с околицы, к ним подошел санинструктор Васильева.

– Товарищ капитан! Вот документы командира немецкого подразделения.

И он протянул бумаги.

– Так! И кто тут у нас? Так… кровь на документах. Курт Ротман, майор, тридцать два года. Это все, что я смог прочесть по-немецки. Остальное нужно читать специалистам, но мне кажется, тут нет ничего особого. Письма… Фотография. Видимо, жена с дочерью. В общем, удостоверение отдать разведчикам, остальное – в печь!

– А майора?

– Он жив? – удивился Васильев.

– Да. Слепое ранение в грудь, потеря крови. Без сознания. Болевой шок я снял, повязку наложил. Получается, он не попал под светошумовые, успел выстрелить пару раз, хорошо не попал, иначе бы его добили, получил пулю в грудь, потерял сознание и упал.

– Тогда удостоверение и письма в разведотдел, а фото верни ему. И… отправь его в тыл в первую очередь. А там как судьба распорядится.

8 октября 2016 г.

Г. Вязьма

В девять утра 8 октября, когда Трофимов плодотворно трудился на «любимом» производстве, набивая на компе документы клиентов, неожиданно на мобильник отзвонился Дегтярев.

– Леша! Добрый день! Такое дело… собери сегодня вечером всю свою группу попаданцев у себя. Скажем… в 18 часов. Сможешь?

– Привет, Дмитрий! А Гладкие…

– Я вопрос с ними сам решу. Их привезут к этому времени.