Читать книгу "Под парусом в одиночку вокруг света. Первое одиночное, безостановочное, кругосветное плавание на парусной яхте - Робин Нокс-Джонстон"

Погода оставалась непредсказуемой. В Южном полушарии лето было в разгаре, но нам приходилось бороться с сильными штормами. Как правило, облака оповещали заранее о приближении штормового фронта. Если с наветренной стороны сгущалась низкая, темная туча, это часто означало скорый разгул стихии. При приближении тучи я решал, стоит ли сокращать паруса. Обычно я спускал грот и укладывал его, крепя на гике. Кливера и части бизани было достаточно для того, чтобы во время шторма Suhaili стрелой летела по ветру. Иногда штормовой шквал сопровождался градом. Было интересно наблюдать, как градины превращают поверхность моря в белое месиво. Однажды мы около минуты плыли впереди стены града, отстоявшей от кормы ярдов на десять. Это было странное и причудливое зрелище. Suhaili спокойно плыла вперед, как вдруг воздух вокруг нас наполнился стуком шлепающихся о поверхность воды градин. Несколько штук ударили меня по лицу, вследствие чего я на пару минут ослеп от резкой боли.

Несколько дней подряд я просыпался с сильным жжением в глазах. Я думал, что это могло быть последствием того, что немногим раньше в глаз попали брызги аккумуляторного электролита. Но сейчас болели оба глаза. Чуть позже я обнаружил причину. Одна из моих жестянок с дезинфицирующим средством раскупорилась от постоянного перекатывания по дну шкафчики и жидкость просочилась из него на пол каюты. Воздух в ней постепенно приобрел запах хорошо ухоженного общественного туалета. Воздух пропитывался столь медленно, что мне не сразу удалось заметить это. Наверное, для слизистой оболочки глаз раздражителем стали пары дезинфицирующей жидкости. Выкинув за борт зловредную банку, я залил пол каюты несколькими ведрами воды с разведенным в ней моющим средством, а потом откачал ее помпой. Затем я открыл оба люка, надеясь на то, что сквозняк вынесет в море остатки паров. Погода совсем не благоприятствовала проветриванию жилого помещения, пришлось встать на палубе у носового люка и наблюдать за накатывающимися на лодку волнами. При приближении особенно крупной волны, которая могла захлестнуть носовую часть, я закрывал люк. Вдруг, стоя там, я с ужасом увидел, как над кормой нависает гигантских размеров стена воды. Быстро захлопнув люк и защелкнув фиксатор, я хотел было броситься закрывать главный люк, но понял, что не успею. Слава Богу, уцепиться руками за снасть я успел – волна перекатилась через корму и прошлась вдоль всей палубы.

Нам всего три раза пришлось зачерпнуть кормой воды, в этот раз волна настигла нас в наиболее неподходящий момент. Через настежь распахнутый люк вода хлынула в каюту. Как только схлынула волна, я бросился к главному люку, спустился в каюту и закрыл его за собой.

Столько воды в трюме Suhaili мне не приходилось видеть ни до, ни после. Каждый крен сопровождался журчанием и бульканьем воды. Эти звуки навевали неприятные воспоминания о тридцати часах в Аравийском море, в течение которых мы с товарищами исступленно боролись за свои жизни, ведрами вынося воду из трюма. Тогда разошелся один из швов корпуса. На этот раз все было менее ужасно. Люки были задраены, внутрь волны уже не могли проникнуть. Я быстро собрал помпу и стал откачивать воду. Кто бы мог подумать, что еще десять минут назад пол в каюте был сух. Моя койка, штурманский стол, кухня и радио – все намокло. Вытереть кухню было несложно, но стол и карты сохли долго. Три ночи я спал на влажной постели, так как попытки высушить спальный мешок над печью ни к чему не привели. Радио повезло больше, чем в прошлый раз, когда на него попала вода. Обтерев корпус сухими тряпками, я привязал к полке, на которой стояло радио, обогреватель и оставил его включенным на восемь часов, чтобы горячий воздух выпарил бы всю проникшую внутрь аппаратуры влагу. Проверка показала, что с радио полный порядок – панель светилась, из динамиков раздавался треск. Самого худшего удалось избежать.

Почти вся моя одежда была влажной вот уже несколько месяцев, но мне удавалось оберегать от сырости спальный мешок, защищая его от влаги с помощью одеяла из парусины. Когда можно было рассчитывать на спокойную ночь, я не ложился на койку, а залезал в спальный мешок, не снимая с себя влажной одежды. Пока я спал, жар тела высушивал ее. Не подвергавшаяся такой сушке одежда постепенно сгнивала. С неприятным чувством я ожидал конца недели, когда усилием воли заставлял себя надевать новый комплект одежды – мокрой и холодной. Одежда на мне, по крайней мере, была теплой.

Стирка не составляла проблемы. Ведро наполнялось морской водой, в которую добавлялось моющее средство. Я замачивал одежду, хорошо тер ее, а потом спускал на канате за борт для полоскания. В дождливую погоду одежда вывешивалась на канате и пресная вода вымывала морскую. Когда дождя не было, я отжимал из одежды всю воду, какую только было возможно и развешивал ее в каюте между полками. Даже при включенном обогревателе не получалось совершенно высушить ее, пропитанная солью ткань впитывала в себя влагу. Не и прополощенная под дождем чистая одежда скоро снова впитывала влагу и начинала подгнивать. Когда я с утра надевал на себя влажную одежду, она за день несколько раз успевала промокнуть и пропитаться солью. Каждое вымачивание в морской воде вело к повышению концентрации соли в ткани – влага испарялась, а соль нет. К концу недели моя одежда покрывалась коркой, сильно хрустела при движении и была столь же удобной в носке, как железные доспехи. Тогда приходилось полоскать ее в морской воде, в которой содержание соли было на порядок ниже, чем на моих штанах.

Каждый раз, с тоской вспоминая теплые тропики, где можно спать голышом, я усилием воли заставлял себя влезать во влажный и холодный спальный мешок. Впрочем, как и в тропических широтах, на мне не было теплой одежды. Спальный мешок надо было сушить, а единственным эффективным механизмом для сушки было мое тело. Для того чтобы сделать усилие и заставить себя лечь в спальный мешок, а также ради скорого засыпания, я принимал виски перед сном, но все равно моя плоть с отвращением входила в контакт с холодным и влажным материалом. Меня била дрожь минут пятнадцать, пока мешок не согревался. Немалое усилие воли требовалось на то, чтобы сдержаться и не выскочить из мешка.

Удивительно, что подвергавшаяся постоянному воздействию влажной и грубой ткани кожа не покрылась мелкой сыпью, как это было во время предыдущего плавания. Тогда невыносимо зудящая сыпь на теле, особенно в области ног, причинила мне массу хлопот. В силу каких-то таинственных причин, в которых я так и не сумел разобраться, на этот раз ничего подобного со мной не случилось. Нынешние условия пребывания на лодке были существенно хуже, питание отличалась полным отсутствием свежих продуктов, а в качестве компенсации я регулярно глотал таблетки дрожжей.

Через два дня после того, как нас залило волной, мы попали в туман. Suhaili находилась на 47 широте, примерно в двух тысячах миль от Горна и поблизости от границы распространения плавающих льдов. Я тут же заподозрил, что мы вошли в область льда. После замеров температуры воздуха и воды выяснилось, что море намного холоднее, чем я думал. Либо мы приближались ко льдам, либо неожиданно наткнулись на апвеллинг[29]. Апвеллинг морской воды казался маловероятным – море по-прежнему было синего цвета, никакой активности морской фауны не наблюдалось.