Читать книгу "Вирджиния Вулф: "моменты бытия" - Александр Ливергант"

Знаменитой и состоятельной. За первую половину 1929 года она заработала почти 2000 фунтов, зарплату министра, тогда как всего двумя годами раньше – в десять раз меньше. К 1930 году доход от ее произведений в три раза больше, чем прибыль «Хогарт-пресс»; продажи ее книг – и художественных, и критических – неизменно растут. На литературной ниве Леонард преуспел куда меньше, теперь его всё чаще именуют за глаза метонимически: «Муж Вирджинии». Зарабатывает «муж Вирджинии» меньше жены, но он прижимист – сразу видно, что из бедной семьи; тщательно следит за расходами, лишнего пенса не потратит. Вирджиния же тратит легко и много, за собой это знает и от души радуется, что не должна экономить, что может позволить себе ходить по магазинам.

«Впервые за шестнадцать лет брака я свободно трачу деньги, – пишет она вскоре после выхода «Орландо». – Испытываю приятное, упоительное чувство: в кармане у меня теперь не только положенные мне тринадцать шиллингов в неделю, которых и без того все время не хватало и на которые все постоянно посягали… По-моему, на душе от тугого кошелька становится как-то легче. Буду и впредь сорить деньгами, тратить и писать и, таким образом, держаться в тонусе… Главное – тратить легко, без суеты и тревоги, и верить, что заработать я способна больше, чем потратила»[96].

До 1925 года она печаталась в основном (к тому же анонимно) в Times Literary Supplement, а также в Nation и в New Statesman. После же 1925 года Вирджиния – постоянный автор еще и ведущих американских литературных журналов: New Republic, Atlantic Monthly, New York Herald Tribune, Bookman. Случалось, одну и ту же статью В.Вулф печатает и в Англии, и в Америке, получая двойной гонорар.

Писательница становится публичной фигурой: присутствует на вручении премий, выступает на званых обедах и презентациях, читает лекции в колледжах, университетах, закрытых клубах: «Женщины и художественная литература», «Как следует читать книгу?», «Профессии для женщин». Выступает на Би-би-си, дважды – одна, один раз, в передаче с полемическим названием «Не слишком ли много книг пишется и издается?», – вместе с Леонардом. Ее мнение: если книга через три месяца после публикации не продалась, она должна быть уценена и стоить «не больше пачки сигарет».

Дает многочисленные интервью, и не только в английской печати; в интервью парижской Nouvelles littйraires рассуждает о своем любимом Прусте. И для выступлений в газете сама подбирает свои фотографии; скромная, не амбициозная, она, однако, придает этому значение. И в то же время довольно быстро начинает славой тяготиться; на литературные мероприятия – так, во всяком случае, утверждает – ходит из чувства долга, не раз жалуется, что недовольна собой, своим видом:

«А потом меня вдруг охватил ужас, что в своем дешевом черном платье я выгляжу чудовищно. Никак не могу побороть в себе этот комплекс… Да и слава становится приевшейся и досадной. Она ничего не значит, а времени отнимает много…» [97]

И всё же слава кое-что значит: Вирджиния становится даже героиней художественных произведений. Не всегда, правда, положительной. Ее приятель, известный в тридцатые годы прозаик Хью Уолпол, вывел Вирджинию Вулф в романе «Ганс Фрост» в довольно двусмысленном образе писательницы Джейн Роуз:

«Джейн Роуз походила на жену художника-прерафаэлита: темные волосы волнами сбегают на лоб, простое серое платье, тонкое, бледное лицо, взгляд спокойный и остраненный. Она была, полагал Ганс, лучшим из ныне живущих прозаиков Англии, и писала необычайно искусную прозу. В ее нежной остраненности было нечто устрашающее».

И, добавим, притягательное: успехи у Вирджинии были отнюдь не только светские, издательские и литературные. Один такой успех поджидал ее 14 декабря 1922 года, когда в гостях у Клайва Белла она впервые встречается с предметом своей многолетней любви – писательницей Витой Сэквилл-Уэст, женой видного дипломата Гарольда Николсона. Самым, пожалуй, близким ей человеком в ближайшие десять-двенадцать лет, если не считать, конечно, Ванессы и Леонарда.

В Виту и правда трудно было не влюбиться: испанских кровей, потомственная аристократка (в xvi веке ее предку был пожалован титул графа Дорсетского), огромные, в пол-лица, карие глаза, горделивая посадка головы… Вита была не только хороша собой, но величественна, даже меланхолична – и при этом отличалась бурным темпераментом. Не слишком умная, но наблюдательная, ироничная, она сочиняла стихи и романы и удостоилась (в отличие, между прочим, от Вирджинии Вулф) престижной Хоторнденской премии[98]. В отличие от своей именитой подруги, Вита не стремилась свою литературную продукцию по многу раз переписывать, ее дневная норма составляла обычно не меньше пятнадцати страниц – «написано, и с плеч долой». К Вирджинии она не только испытывает, причем с первой же встречи, сильное чувство, но и высоко ценит ее книги, признаёт ее интеллектуальное и профессиональное превосходство.

А вот на Вирджинию Вита на первых порах не произвела сильного впечатления:

«Мне она, на мой взыскательный вкус, сначала не показалась: вычурная, напыщенная, разодетая. Гибкая легкость аристократки – но не ум художника. Пишет по пятнадцать страниц в день, только что закончила очередную книгу, печатается у Хайнеманна, всех знает. А я ее узнбю?»

Узнала, однако, довольно быстро; сразу поняла, что Вита – лесбиянка, и в ее обществе, тем более в обществе ее подруг, «сапфисток», как они себя называли, вначале робела, испытывала даже какой-то страх, ощущала словно бы некую исходящую от Виты угрозу. В очередной раз задумалась над тем, что такое дружба женщины с женщиной, чем эта дружба отличается от дружбы с мужчиной, что это ей, Вирджинии, сулит и чем чревато. Задавалась вопросом, почему подобные отношения принято скрывать, держать в тайне:

«Умение дружить с женщинами, наверное, доставляет большое удовольствие – эти тайные, скрытые ото всех отношения сравнимы ли с отношениями с мужчинами?» [99]

А потому первое время старалась держаться с Витой прохладно, соблюдать дистанцию; как небезызвестной героине русской литературы, ей «было это приятно, но почему-то ей тесно и тяжело становилось…» Вот и Вирджинии в присутствии Виты становилось «тесно и тяжело».

Начались любовные игры. Если Вирджиния старается держаться обособленно, то Вита, женщина влюбчивая и чувственная, к тому же распущенная, не скрывает эмоций – и не только от предмета своей страсти, но и от общих знакомых; о том, что Вирджинию это может компрометировать, она вряд ли задумывается.