Читать книгу "Куртизанка Сонника - Висенте Бласко Ибаньес"

Отряды конницы разъезжали по полям, собирая фураж, а огромная орда свирепых племен заканчивала дело разрушения, грабя деревенские дома и виллы. Группы деревьев все редели: каждый день срубали новые стволы для доставки дерева в лагерь, и на оголенных местах уже не виднелось ни крыш, ни башен. Только дымящиеся и почерневшие развалины поднимались здесь и там, среди покинутых полей. Остаток мозаичного пола часто являлся единственным следом изящного загородного дома, срытого до основания вторгнувшимися ордами.

Войско Ганнибала все росло. Каждый день прибывали новые племена. Казалось, что вся Иберия, покоренная славой Ганнибала, собралась в лагерь под Сагунтом, стараясь овладеть богатствами города. Прибывали пешие и конные, грязные, дикие, одетые в звериные шкуры или лохмотья, вооруженные серпообразными или короткими обоюдоострыми мечами, жаждущие грабежа и привозившие с собой богатые подарки для африканца, слава которого их устрашала.

Сагунтинцы, торговавшие с племенами из центра страны, узнавали со своих стен вновь прибывающих. Они прибывали издалека; некоторым из них приходилось идти целый месяц, прежде чем достигнуть Сагунта. Здесь виднелись лузитанцы атлетического сложения, о ужасных зверствах которых ходило много рассказов; были гамаики, жившие рыбной ловлей и промывкой золота в своих реках; астуры, выделывавшие оружие, и мрачные воски, язык которых не могли выучить другие народы. И вместе с ними прибывали новые племена из Бетики, поспешившие отозваться на зов карфагенянина, — ловкие наездники с оливковым цветом кожи, с волосами рассыпавшимися по плечам, одетые в короткие белые юбки с широкой пурпуровой бахромой и вооруженные большими круглыми щитами, служившими им опорой при переправах через реки. Лагерь, расположенный вдоль реки, еще больше растянулся по обширной равнине; масса палаток и лачуг покрыла ее на необозримое пространство. Вырос настоящий город, больше Сагунта и, все увеличиваясь, казалось, собирался поглотить его с его стенами.

На другой день после победоносной вылазки сагунтинцев они заметили большое движение в лагере осаждающих. Там происходило погребение царицы амазонок. Сагунтинцы видели, как тело Асбиты было поднято амазонками на щиты. Затем среди лагеря заклубился дым огромного костра, и яркий огонь поглотил останки царицы.

Осажденные угадывали состояние умов во вражеском лагере. Ганнибал был прикован болезнью к ложу, и все войско, казалось, разделяло печаль героя. Знахари входили и выходили из его палатки, осмотрев рану, и искали в окрестных горах таинственные травы для приготовления из них целительных пластырей.

В Сагунте наиболее храбрые предлагали повторить вылазку и, пользуясь моментом растерянности, ударить на врага, чтобы обратить его в бегство. Но лагерь осаждающих хорошо охранялся; брат Ганнибала с главными военачальниками зорко следили, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Войско за земляными окопами находилось как в крепости и, пользуясь досугом, устраивало все новые укрепления, за которыми оно могло бы укрыться в случае нападения.

Кроме того, город был не менее поражен смертью жреца Геркулеса. Сагунтинцы не могли себе представить, каким образом африканский вождь смог убить великана Ферона на глазах всего Сагунта, и наиболее суеверные видели в этом небесное знамение — предупреждение, что боги-покровители города начали покидать его.

Все проявляли такую же твердость, как и в первые дни, и решили защищаться; но шумная шутливость первого времени исчезла. Казалось, что над городом висело несчастье, и все увеличивавшееся число врагов внушало страх. Каждое утро видели, что вражеский лагерь разрастается. Когда же перестанут прибывать все новые союзники Ганнибала?

Великий и богатый торговый греческий город, недавно праздновавший веселый панафейский праздник, представлял собой вид осажденного города. Толпы крестьян, нашедшие убежище в городе, расположились на улицах и площадях, представляя собой жалкое стадо нищих. В храмах, у подножия колонн, помещались стонавшие раненые; наверху, в Акрополе, день и ночь пылал костер, на котором сжигались трупы умиравших на стенах или падавших на улицах жертвой болезней, развившихся от скученности населения.

Запасов еще было в изобилии, но они не были свежи; и богатые, предвидя будущее, копили, что могли, в ожидании дней нужды. В бедных мазанках убивали лошадей и вьючных животных и жарили их мясо на огне, разводимом на улицах беглецами, не имевшими крова.

И со стен, так же как из Акрополя, все с нетерпением смотрели на море. Когда же прибудет помощь из Рима? Что делают послы, отправленные Сагунтом в великую республику?…

Нетерпение часто бывало причиной печальных ошибок, которые совершал весь город. Однажды утром караульные, выставленные в Акрополе на башне Геркулеса, начали отчаянно стучать в медные доски в знак тревоги: им показалось, что они видят на горизонте несколько парусов. Народ бросился на верхушку холма, затаив дух, следя за белыми и красными парусами на синей поверхности Сукронесского залива. Это они!.. Римляне!.. Вспомогательный флот идет в гавань. Однако через несколько часов напряженного ожидания наступило разочарование: это были корабли марсельских купцов, проходившие мимо, или вражеские триремы, посылаемые Газдрубалом, братом Ганнибала, из Нового Карфагена с запасами для войска.

Каждое из подобных разочарований усиливало мрачное настроение сагунтинцев. Число врагов все росло, а помощь не приходила! Городу суждено погибнуть. Бодрость защитников оживлялась только появлением на стенах старого Moпco, ранившего Ганнибала и сделавшегося героем дня, и мужественного Актеона, умевшего своими афинскими шутками оживлять угнетенное состояние.

Сонника тоже появлялась на месте сражения. Она ходила по стенам, и граждане дивились храбрости богатой гречанки, не боявшейся вражеских стрел.

Любовь к Актеону и ненависть к осаждавшим придавали ей мужество. Одно имя карфагенян приводило ее в ярость. С высоты Акрополя она видела, как взвилось пламя из-под крыши ее загородного дома, как обрушилась красная крыша голубятни, как вырубались чудные рощи, окружавшие ее дом, и как все превратилось в груду обуглившихся развалин, и она поклялась мстить не за потерянное богатство, но за разрушение таинственного приюта ее любви, роскошного жилища, полного воспоминаний. Она чувствовала себя расстроенной при несказанно неудобной жизни в осажденном городе, вынужденная питаться грубой пищей и жить в своем товарном складе, среди богатств, кое-как наваленных в поспешном бегстве, почти вместе со своими рабынями, и лишенная ванны, так как в городе вода была только в цистернах, и администрация раздавала ее очень экономно, предвидя ее быстрое истощение.

Эта жизнь, полная лишений, раздражала ее и вызывала в ней воинственную смелость. Она каждый вечер присоединялась к своему возлюбленному и вместе с Актеоном, душой защиты, распоряжалась рабами, чинившими стену, а затем они отправлялись к Moпco в Акрополь, чтобы вместе обсудить положение в стане врага. Она надеялась, что можно будет употребить затишье, вызванное болезнью Ганнибала, на то, чтобы поставить город в лучшие условия защиты; и вот она ходила по стенам, разговаривая с молодежью, обещая богатые награды тем, кто наиболее отличится, и убеждая всех сделать беспримерную вылазку: всем городом устремиться из стен на врагов и оттеснить их до самого моря.