Читать книгу "Точка бифуркации - Андрей Величко"

– Неудивительно, они, пока мы шли до Кейптауна, чуть ли не обнюхали каждый болт в «эмке» и особенно в катапульте. Однако на самом деле есть хоть и менее очевидное, но зато более эффективное решение. Взлетать не с катапульты, а с палубы, как с летного поля, и садиться на нее же. Вот только это, скорее всего, потребует специального корабля, переделкой имеющегося уже не обойдешься.

Похоже, мне не удалось скрыть разочарования – я-то надеялся, что концепция нормального авианосца родится еще не скоро. В другой истории она возникла лет через десять после появления первых авиаматок наподобие той, что описал мне новоявленный зять. А тут он же выдает идею сразу! Значит, и другие смогут, что не вызывает особого энтузиазма. Единственное утешение – может, он один такой уникум, что везде ищет какие-то свои пути? Не зря же, в конце концов, Ольга выбрала его из десятков маячивших у нее перед глазами корнетов.

Куликовский мое разочарование, похоже, заметил, но интерпретировал его неправильно, потому что начал объяснять:

– Ва… Александр Александрович, я знаю, что корабль с длиной палубы в триста метров сейчас построить невозможно. Может, когда-то в будущем… но ведь «эмка» далеко не самый совершенный самолет! Наверняка у новых моделей, если специально задаться этой целью, можно будет сократить разбег. Кроме того, каучуковая катапульта великого князя Георгия, хоть и не сможет запустить тяжелый аэроплан, сократить ему разбег будет в силах. А пробег, да еще без груза и почти без топлива, даже у «эмки» всего пятьдесят-шестьдесят метров.

Еще бы, подумал я, у нее паровые двигатели, которые реверсируются одним движением рычага. С бензиновыми ничего подобного сделать не выйдет. Впрочем, есть и другие методы торможения, так что продолжим оказавшуюся довольно увлекательной беседу.

– Хм… и каковы же, по-вашему, преимущества такого авианесущего корабля перед тем, что вы описали ранее?

– Тех, что видны сразу, – как минимум два. Когда я садился на воду на лыжах, то волны создали мне некоторые трудности, а моряки мне потом сказали, что океан таким спокойным – два балла волнения – бывает редко. Да я и сам это видел. Это значит, что при трех баллах посадка будет сильно затруднена, при четырех – связана с большим риском, а при пяти и выше – невозможна. А посадка на поплавках даже несколько сложнее, чем на лыжах, я в этом уже успел убедиться.

Второе – во время приема самолетов корабль с катапультами и кранами должен стоять на месте, причем довольно долго, а с палубой в виде летного поля сможет двигаться, что сильно расширит ему возможности боевого маневрирования. И, наконец, я не уверен, но подозреваю, что и самолетов такой корабль сможет нести больше.

– Рад, что Ольга нашла себе столь сообразительного мужа. Если бы не она, вы бы так и продолжали с саблей на боку ездить на лошади, время от времени получая выволочки за излишнюю лихость. Тоже, конечно, неплохо, но для державы предпочтительней тот вариант, что имеет место в действительности. Поэтому предлагаю вам подумать, как можно искать и находить таких… в общем, наподобие вас. Достойное дело им найдется, причем не только в авиации. И еще один вопрос: надеюсь, вы не успели ни с кем поделиться своими мыслями о действии самолетов на море? Включая летный состав.

– Теми, что сейчас изложил вам, – разумеется, нет. Другими – поделился. И с немцами, и в Гатчинском авиаотряде.

– Какими именно?

– Фюзеляж самолета сделать в виде лодки, а лыжи вынести по бокам только для поддержания устойчивости. Двигатели при этом придется вынести выше верхнего крыла, чтобы их не заливало.

– Вы понимаете, что при такой компоновке, во-первых, возникнут серьезные трудности для размещения бомб, а во-вторых, при взлете и наборе высоты двигатели будут создавать пикирующий момент? А при торможении – кабрирующий, что тоже не подарок.

– Разумеется, понимаю, но капитан «Драбанта» герр Кюбе как-то сказал мне, что германский технический гений сможет преодолеть любые трудности.

– Вот вы, значит, и решили – пусть преодолевает на здоровье, – усмехнулся я. – Неплохо. И, значит, вам теперь придется отрабатывать то, что вы мне сейчас с таким энтузиазмом изложили. Но сначала – подписать обязательство о неразглашении и получить допуск по первой форме. Раз уж Ольга вас будет почти везде сопровождать, то и она пусть подписывает, разве что ей хватит и второй формы. Объясните жене, что это очень серьезно.

– Э… ваше величество… а можно это сделаете вы? Она же вам сестра.

– Вот те раз! И когда это вы успели стать подкаблучником? Женились-то всего две недели назад! Ладно, я проведу беседу, но и вы ей сообщите, что, если она случайно проболтается, у вас будут очень серьезные неприятности. В общем, часть медового месяца я предлагаю вам провести в Германии, кайзер приглашает. О чем там можно будет рассказывать, мы еще поговорим. Из Берлина отправляйтесь в Бежецк, там пройдете переподготовку на новые машины. Не думаю, что у вас возникнут трудности, в пилотировании эти самолеты заметно проще «эмки». А потом – в Тверь. Там вы примете участие в сооружении макета взлетно-посадочной палубы и начнете отрабатывать на ней взлеты и посадки. Не ограничивайтесь ролью простого пилота – если вам придет в голову что-то интересное, не стесняйтесь это сразу выкладывать. Изобретать вы умеете, тут сомнений быть не может.

Во так, подумал я, теперь главная надежда – на человеческий консерватизм. Это, кстати, довольно сильный фактор, часто приводящий к парадоксальным результатам.

Например, первые линзы были изготовлены еще в четырнадцатом веке. Люди быстро убедились, что в пределах фокусного расстояния линза увеличивает рассматриваемые предметы, а за ними – искажает изображения. И чем дальше рассматриваемый предмет от линзы, тем искажения сильнее.

Если сложить две линзы, то они будут сильнее увеличивать и сильнее искажать, это выяснилось быстро. И никому не пришло в голову сделать два простых действия. Первое – расположить линзы не рядом, а на некотором расстоянии одну от другой. И второе – посмотреть не на то, что под носом, а на предметы, находящиеся вдали. Почти триста лет люди вертели в руках увеличительные стекла и не догадывались, что у них есть все необходимое для создания подзорной трубы. А ведь она бы нашла применение и в четырнадцатом, и в пятнадцатом веках, но изобретена была только в шестнадцатом. Почему? – да потому что все знали – линза искажает изображение удаленных предметов, а две делают это еще сильнее.

Есть и более показательный пример. Аристотель ошибочно насчитал восемь ног у мухи, и его ошибка была обнаружена аж только спустя две тысячи лет. Мало ли, что поймать муху никакого труда не составляет – сам Аристотель сказал, так что в чем тут можно сомневаться?

А задумался я об этом впервые давно, во времена первого детства. Учительница русского языка сообщила нам, ученикам, что прилагательные, образованные от существительных, пишутся с одним «н». Исключений всего три, и их надо просто запомнить – стеклянный, оловянный, деревянный.

Я тогда впал в недоумение. Как же так? Ведь слово «ох…нный» совершенно явно образовано от существительного, и в нем даже на слух две буквы «н». Так что же получается, этих исключений все-таки четыре? А может, больше?