Читать книгу "Аратта. Книга 2. Затмение - Мария Семенова"

Остров служительниц Видяны делился на две неравные части: священную и жилую, где селились добродеи и могли заночевать те, кто приплывал к ним за помощью. В той части, что смотрела на закат, днями и ночами шепталась с рекой заповедная роща. Раскидистые березы, сплошь увешанные оберегами, полотенцами, яркой пряжей; старые ивы, опустившие свои длинные ветви в воду; темные липы – материнские древа, дом берегинь, которые защищают рожениц; обережные рябины, отгоняющие нечисть… В камышах вокруг видимо-невидимо птиц: утки, гуси и даже редкие в землях ингри птицы – лебеди. Кирья как увидела их – ахнула от такой красоты. Лебеди священные, к ним даже приближаться нельзя. Это птицы Видяны – верный знак, что и сама мать водяниц где-то рядом.

Заходить в кереметь нельзя было никому, кроме добродей. Войдешь без дозволения, духи взглянут на тебя недовольно – и все. Заболеешь, никакой знахарь не вылечит. А если хоть веточку сломишь – сразу рука отсохнет. Говорят, один хотел ветку оторвать, так у него сразу и руки и ноги отнялись. Так и лежал, слюни пускал, пока вконец не помер.

В жилой части острова стояли привычные длинные, приземистые дома под дерновыми крышами. Там обитали сами добродеи, их дети и внуки, воспитанницы, тетки и бабки. Кирья и не знала, что тут целое селение и все сплошь женщины! Среди детишек встречались мальчуганы, но только совсем малыши. Потом их, видно, отдавали в отчий род. Взрослым мужам постоянно жить на острове запрещалось. Рядом с избами стояли сенники, клети, навесы для сушеной и копченой рыбы – добродеи не только с богами беседовали, но и вели большое хозяйство.

Недалеко от ровного, поросшего травой берега, на котором сохли вытащенные из воды лодки, был огорожен загон для дойных лосих и жертвенного скота, который привозили просители. Впрочем, животных в жертву богам керемети приносили редко. Только на большие праздники или если просьба была уж очень непростой, резали козу или лосенка.

Верховодила всем в керемети Высокая Локша – властная, резкая женщина в годах, ровесница Кирьиного отца. Были на острове жрицы и куда старше ее, но главной считалась она. Локша не боялась ничего – ни людского гнева, ни чужой нечисти. Кирья как-то раз пригрозила ей, что вот вернется брат Учай из похода да придет за ней, – добродея лишь презрительно расхохоталась.

Впрочем, ладно вержане – те, может, и рады были, что Кирью с ее опасным даром забрали в кереметь. Но Локша не побоялась сделать своим врагом и Вергиза, Мазайкиного деда. Не каждый осмелился бы поссориться с тем, кого слушаются дикие звери и лесные духи. А Локше, казалось, не было до того никакого дела. Она проводила дни в привычных хлопотах, управляя своим небольшим поселением, совершая обряды и повсюду таская за собой Кирью. Ходила, звеня оберегами, и над ней, точно стая комаров, вились духи – от мирных и послушных до хищных, алчущих крови.

Волей-неволей Кирья, следуя за Локшей, узнавала много нового.

Что незримый мир совсем близко и может открыться в любой миг. Так что лучше заранее ведать, какие духи хотят зла, с какими можно договориться, а на каких можно попросту не обращать внимания.

Что у мужчины пять душ, а у женщины четыре и она всю жизнь ищет пятую. И, сама того не зная, призывает к себе души из-за Кромки – так и появляются на свет дети.

Что кукушка – это душа женщины, которая умерла родами, и теперь она вечно дите свое ищет, да найти не может.

Что пиво – любимый напиток леших и берегинь и оно вовсе не для того, чтобы хлестать его на посиделках, а чтобы поливать им корни священных берез.

Но больше всего Кирью поражало другое. Раньше она думала, что остров добродей – это их, рода Хирвы, кереметь, а дальше и человеческого жилья-то нет, только лес да край земли. Но как бы не так! Что ни день к полуденному берегу приставали лодки и в кереметь приходили люди, которые и одевались диковинно, и говорили чудно́. И все они тоже звали себя ингри! Положим, о ближних соседях, роде Карью, девочка знала – по большим праздникам они ходили друг к другу в гости, и покойный брат Урхо сватал оттуда невесту. Другое селение стояло у истока Охто, Медвежьего ручья, что впадал в Вержу за излучиной, выше Лосиных Рогов, но там никто из рода Хирвы уже давно не бывал.

А был еще род Эквы – огромный, из пяти деревень, что раскинулись вдоль болот по кромке Мокрого леса. Болотные ингри гордились своей прародительницей – Древней Голой Женщиной, а попросту лягушкой. Сказания утверждали, что на нее, отдыхающую на камне, некогда наступил сам Юмо. Смущенный своей неловкостью, Отец-Солнце пожалел бедняжку и вдохнул в шкурку свой огненный дух. Вот бы к кому пойти солнцепоклонникам-арьяльцам!

Приплывали и другие, из дальних полуденных лесов, называвшие себя «дривы». Смешно выговаривая знакомые слова, рассказывали, что их род живет на берегу такого большого моря, что дальний берег еле видать, а крутые волны могут перевернуть лодку. А люди на той стороне озера вообще по-человечески не говорят и поклоняются Матери-Щуке.

– Смотри, еще немного, и тоже добродеей станешь, – говорил Мазайка, когда ему удавалось перекинуться словом с подругой.

Он сидел на мостках с прочей ребятней, занятой ловлей рыбы. В отличие от неприкосновенных птиц, рыба считалась даром водяниц – не забывать только благодарить их.

– Не стану, – отвечала Кирья, оглянувшись, нет ли где Локши, и усаживаясь рядом с ним. – Я к ней в ученицы не просилась. Она меня украла.

– Нас, – уточнил Мазайка. – И тебя-то хоть понятно зачем. А меня что здесь держат?

На Мазайку в самом деле будто никто и внимания не обращал. Хочешь, бездельничай, хочешь, рыбу лови – только с острова ни ногой. Казалось бы, что мешает сбежать? Берег-то вот он, и лодки никто не сторожит!

Но все было не так просто. Мазайка задумчиво тронул новую, только что вылепленную свистульку и вновь задумался над тем, что не давало ему покоя уже несколько дней подряд…

– Ты не спрашивала Локшу, как она отогнала Дядек? – спросил он.

Кирья покачала головой:

– Что ты, она разве скажет!

– Она дунула в какую-то тростинку…

– Это перо, – сказала Кирья. – Обрезок лебяжьего или гусиного пера. Он всегда при ней, висит на шее. Мы как-то плавали с ней там, за ивами. Вдруг по воде пошли большие круги – такие, что лодка закачалась. Локша тут же вытащила перо и подула. Никакого свиста я не слышала, но круги исчезли…

– Вот! – воскликнул Мазайка и быстро оглянулся – не подслушивают ли добродеины дети. Но те были заняты ловлей и болтовней.

– Это колдовской манок, – прошептал он. – Ах, как бы мне его раздобыть! С тех пор как я сломал костяную дудку, волки не приходят, и я не слышу их. И от деда ни слуху ни духу. От вержан так никто и не приплывал?

– Нет, – вздохнула Кирья.

– А ведь у тебя там брат, – напомнил волчий пастушок. – А у меня – дед. Почему он не приходит за мной? Может, с ним случилось что-то плохое?

– Не тревожься понапрасну, Мазайка, – с сочувствием глядя на него, сказала Кирья. – Тут другие боги. Лесным духам сюда путь закрыт. А что может Вергиз без их помощи – обругать Локшу да треснуть ее веслом? Он уже старый…