Читать книгу "Зефир в шоколаде - Екатерина Риз"

— И ты сразу согласилась!

— Не сразу. Но быстро.

— Господи, Лера, что у тебя в голове?

В голове у меня была только одна мысль: газету мама не видела. Это было невероятно, и я не знала, как расценить — удача или лишь отсрочка перед худшим. И эту новость я Антону шепнула, как только возможность представилась. Подошла к нему, за плечи приобняла, и пока бабушка ставила чайник на газ, я к Антону наклонилась.

— Они не знают.

Он рот салфеткой вытер, прожевал и тихо сказал:

— Понял уже. Они меня не узнали.

Я улыбнулась, затем по волосам его погладила.

— Да, тебя не узнать трудно. — Заглянула в его тарелку. — Вкусно?

— Очень. У тебя замечательная бабушка.

— Знаю.

А этот нахал на тарелку с пирогом указал и на полном серьёзе поинтересовался:

— Ты умеешь такой печь?

— А ты дом можешь построить? Как завещано мужчине: дерево посадить, дом построить…

Антон кинул взгляд за своё плечо, понял, что моя бабушка занята, и тогда шепнул мне на ухо, прежде скользнув губами по моей щеке:

— Я умею детей делать.

Я отскочила от него и одними губами проговорила:

— Дурак. — И тут же развернулась с улыбкой к маме и бабушке. — Помочь чай заварить?

Но визит в дом родителей Антона меня взволновал куда больше. Выслушав от мамы все предостережения и упрёки (по поводу статьи, которую я ей сама показала, не став ждать, как топор обрушится на мою шею через день или два), мы с Антоном отбыли обратно в город, и я чувствовала настоящее облегчение. Не скажу, что мама нас благословила, но Антон на самом деле умел нравиться людям, и когда он понял, что именно моя мама хочет от него услышать, он ей это и сказал, и в итоге я не получила строгого запрета и не услышала открытых обвинений в совершаемом безумии. Мама и бабушка до конца вечера наблюдали, как мы с Антоном держимся за руки, как он обнимает меня, используя каждую возможность, при этом, не бравируя нашей близостью, своей решительностью и мужскими способностями. Все его рассуждения и разговоры о нашем совместном будущем были достаточно зрелыми и трезвыми, а торопливость со свадьбой мы объясняли одной доступной нам причиной — внезапная любовь.

— Ольга Анатольевна, я не могу обещать сделать Леру самой счастливой женщиной, — заявил он напоследок, — но я могу обещать сделать для этого всё, что в моих силах.

— А вы знаете, что может сделать счастливой мою дочь, молодой человек?

Я с беспокойством на Антона взглянула, а тот спокойно кивнул.

— Да. Семья.

И его ответ меня поразил, наверное, больше всех присутствующих. Потому что и мама, и бабушка, скорее всего, были уверены, что я в курсе такой осведомлённости жениха о моих скрытых мечтах и желаниях, а у меня самой в душе что-то дрогнуло. Я отвернулась, хоть и нацепила на лицо улыбку, и минуту стояла ко всем спиной, пытаясь справиться со сбившимся дыханием.

И вот после всего этого мы ехали в дом к его родителям, и теперь уже я нервничала. Хотя, что это? Антон не волновался ни разу.

— Что мне нужно знать о твоих родителях? — спросила я по дороге. Сам он не торопился рассказывать, видимо, ожидал, что я адаптируюсь к его родным также быстро, как и он к моим, но я такими природными данными абстрагироваться не обладала, к сожалению. Мне нужно было заранее подготовиться, хотя бы какое-то представление иметь о людях, которые меня встретят на пороге своего дома.

Антон призадумался. Затем заявил:

— Они хорошие.

Я посмотрела на него удивлённо.

— Это всё?

— Мама домохозяйка, у отчима свой супермаркет. Два, в Горинках. Он осетин.

— Осетин? Ты мне не говорил.

— А моя фамилия тебе тоже ничего не говорила?

Я плечами пожала.

— Фамилия, как фамилия. Какие у вас с ним отношения?

— Нормальные. Он меня с одиннадцати лет воспитывал, другого отца я не знаю. Так что, — Антон вдруг задумался, потёр подбородок, но всё-таки продолжил: — его авторитет в доме не оспорим.

Его тон показался мне странным, и я решила уточнить.

— А ты как к этому относишься?

— Когда я нахожусь в его доме, нормально. Это же его дом. А я уже взрослый, и в своей жизни устанавливаю свои законы и рамки приличий. — После слова «приличия» он протянул руку и положил её на моё бедро. И улыбнулся хулигански. Я его руку оттолкнула.

— Не мешай мне настраиваться.

Дом родителей Антона оказался на окраине города, но это явно был не худший район. Дома все, как один, кирпичные, под черепичными крышами, за крепкими заборами. Конечно, посёлок не шёл ни в какое сравнение с тем, в котором жил Антон, никакого шика и богатства. Средний класс, детские велосипеды и качели на газонах, причём, не спрятанные за заборами, у пруда неподалёку дети гурьбой, а деревья и кустарники в палисадниках и на участках все молоденькие, явный признак того, что люди эти улицы обживают не слишком давно. Дом Бароевых оказался похожим на другие на этой улице, из светлого кирпича, двухэтажный, без всяких привлекающих взгляд деталей, как то кованые балкончики и узорчатые решётки, по которой вьётся дикий виноград. Но зато он был больше, с широким крыльцом, а параллельно выложенной плиткой дорожке шли клумбы, засаженные цветами. Не смотря на конец мая некоторые петуньи уже цвели, правда, казались повядшими, словно их недавно пересадили. Но то, что меня удивило, это велосипеды вдоль забора, доска для скейта и розовые девчачьи шлёпанцы на траве. Я резко повернулась к Антону.

— У твоей мамы ещё дети? — громким шёпотом проговорила я.

— Конечно, — удивился он. — Я же сказал, она домохозяйка.

Я только руками развела.

— И это, по-твоему, как-то связано?

Антон лишь головой мотнул.

— Иногда ты говоришь такое, что я перестаю тебя понимать, Снежинка. — Подтолкнул меня к крыльцу, при этом руки так и остались лежать на моей талии. — Пойдём. — И крикнул в распахнутую настежь входную дверь. — Мама, я приехал!

Когда речь только зашла о женитьбе, и я задумалась о том, что мне придётся знакомиться с родителями будущего мужа, я попыталась представить маму Антона. Сложив в уме всю информацию, что я знала об Антоне, его благосостояние, испугалась, что моя будущая свекровь будет похожа на Марину Леонидовну, и уж точно не ожидала, что меня встретит женщина средних лет, со спокойным лицом, в обычной одежде, в платье из мягкого трикотажа, и в платке. Он был завязан назад, чтобы не мешали волосы, светло-зелёный, и необыкновенно шёл к её глазам. Она вышла нам навстречу и руки раскинула, когда сына увидела. Но имя его произнесла с лёгким укором, правда, сопровождаемым улыбкой.

— Антоша, наконец-то! Ты совсем обо мне не думаешь. Пропал где-то.