Читать книгу "Вторжение драконов. Последняя битва - Бернхард Хеннен"

Барнаба улыбнулся своей обворожительной улыбкой, которой научился еще в те времена, когда был жрецом.

— Верьте богине. Этой монетой мы выкупим ее защиту. Тот, кто верит не от души, никогда не познает блаженства ее милости, — такой аргументации научил его наставник, Абир Аташ. Пользуясь ей, жрец всегда выходил сухим из воды, перекладывая вину за не случившееся чудо с богов на людей. А они, в свою очередь, всегда были готовы верить в собственное несовершенство.

Мужчины смущенно уставились на старые исцарапанные доски пола. Каждый из них думал о своих тайных грехах. О том, что возможно, именно он виновен в том, что им так не повезло. Кроме Коли — тот не сводил с Барнабы взгляда своих чистых светло-голубых глаз. Воин прекрасно понимал, что он только что сделал. О своем прошлом воин рассказывать не любил, но Барнаба был совершенно уверен в том, что настолько покрытый шрамами воин когда-то занимал очень важное положение, а не был обычным наемником.

Теперь потупился Барнаба. Нужно найти такую тему, которая заставит улыбаться его отчаявшуюся команду, даже за счет кого-то другого. Пошутить насчет Коли было бы достаточно просто, но священнослужитель прекрасно понимал, что нельзя ссориться с воином. Краем глаза он увидел Хартапу, корабельного кладовщика, молодого парня, на щеках у которого только-только проклюнулся первый пушок. Он вел списки припасов на борту и был прирожденным счетоводом. Даже сейчас он что-то писал стилем с черными чернилами на кусочке кожи, совсем забыв о происходящем вокруг.

— Что ты там пишешь, Хартапу? Романтичные строчки своей возлюбленной?

Молодой человек испуганно поднял голову, кровь прилила к его щекам. Было очевидно, что он никогда еще не спал с женщиной. Кое-кто из мужчин заулыбался.

«Цель оправдывает средства», подумал Барнаба, и продолжал:

— Может, прочтешь нам пару строчек. Огонь согревает наши носы и руки, но любовный стишок согрел бы наши сердца, — Барнаба говорил громко, чтобы его услышали все в святыне. Все смотрели только на писаря, почувствовавшего себя неуютно под их взглядами и покрасневшего еще сильнее.

— Я... у меня нет подружки... — пролепетал от. — И я не умею сочинять стихи...

— А что ж ты там пишешь? — поинтересовался теперь Коля.

Барнаба был уверен, что воин понимает, какую игру он затеял с мальчишкой и что он решил подыграть. Потому что он тоже понимал, какие чудеса способен сотворить смех с отчаявшимися людьми.

— Это просто заметки... — Хартапу закрыл стоявшую рядом с ним чернильницу.

— Возможно, что отсутствие подружки связно с тем, что ты любишь чернила больше титек, — безжалостно продолжал Коля.

Вот теперь уже послышался сдержанный смех.

— Может... может быть... — Юноша положил стиль в небольшой деревянный ящичек, висевший у него на поясе и украшенный жемчужной инкрустацией.

— Значит, тебя можно назвать стиледрочером, — заявил воин, поднимаясь с пола. Рядом с ним Хартапу казался совсем ребенком.

Придуманное дойном слово развеселило всех, но в душе Барнабы шевельнулось нехорошее чувство. Коля может зайти слишком делено, в этом он был уверен. Ему следовало вмешаться, покончить с этим, ко всем нужно было посмеяться. Хартапу был подобен невинному агнцу, которого возложили на алтарь, чтобы просить у богов хорошего урожая. Иногда подобные жертвы просто необходимы.

— Что ты там такого пишешь, стиледрочер? — Коля склонился над юношей, выхватил у него кусок кожи. — Ой, как аккуратно! А у малыша отличный почерк. Ну, что тут у нас?

День седьмой. Барнаба пытается подбодрить нас, но страх становится почти осязаемым. Духи витают вокруг корабля. Наш собиратель облаков гибнет, а мы все знаем, что вскоре последуем за ним.

Смех тут же стих.

— Зачем ты пишешь такое? — Голос Коли прорезал воцарившуюся тишину.

— Оставьте его! — крикнул Барнаба. — Довольно. Лучше, если Хартапу не станет отвечать на этот вопрос.

— Зачем? — Коля схватил Хартапу за густые черные волосы и заставил юношу встать. — Зачем эта пачкотня, стиледрочер? Кому она нужна?

— Тем, кто нас найдет! — закричал Хартапу, извиваясь от боли. — Мы никогда уже не сможем рассказать о том, что случилось, а нас будут искать. Барнаба святой человек. Придут другие, чтобы узнать, куда мы пропали. Может быть, они найдут Барнабу? Может быть, Великая Мать заберет его к себе. Нужно предупредить людей насчет духов!

Коля звонко расхохотался.

— Какой же ты глупыш! — Он толкнул Хартапу на пол, уронил кусок кожи, который прижимал к груди изувеченной рукой. — Тот, кто доберется сюда, давно уже будет знать о духах бури. Им не понадобится твоя писанина.

— Мы прокляты! — вдруг закричал юноша. — Прокляты из-за таких людей, как ты, кто бредет по колено в крови. Духи чувствуют ту кровь, что ты проливал. Это из-за тебя мы все гибнем!

Коля взмахнул изувеченной рукой, и из кожаного протеза, заменявшего ему предплечье, выскользнуло лезвие.

— Еще одно слово, и к потокам крови добавится еще пара капель, стиледрочер.

— Довольно! — Барнаба встал между ними.

— Дерзких деток стоит иногда проучить, чтобы они запомнили, где проходит граница, — Коля поднял руку с клинком. — Один маленький шрамик на лице — и ты будешь выглядеть гораздо мужественнее и в то же время он будет напоминать тебе о том, что с некоторыми людьми связываться не стоит.

— Довольно! — прошипел Барнаба — спокойно, но решительно.

Воин нахмурился. Шрамы, заменявшие ему брови, сошлись на переносице. Выглядел он страшно.

В этот миг дверь в святыню распахнулась. Порыв ледяного ветра пронесся по круглой каюте, от него задрожали массивные корни корабельного древа, заплясали огоньки пламени в жаровне, по стенам побежали причудливые тени.

У самого входа они поставили две большие медные жаровни, в которых горели высокие язычки пламени. Кто бы ни хотел войти в святыню, должен был переступить через них.

Стоявшая на пороге фигура придавила спиной тяжелую дверь, закрыла ее. Это был Набор. С бороды и волос его свисали сосульки, тяжелый плащ был покрыт блестящим слоем инея. Лицо покраснело от холода. Лоцман смотрел на них широко открытыми от ужаса глазами. На плече у него сидела его маленькая обезьянка, держась за прядь Наборовых волос. Большие серьги, которые он носил обычно, лоцман из-за мороза поснимал.

— Он вернулся! — прохрипел он. — Я видел его!

Барнабе показалось, что из комнаты, ставшей их последним пристанищем, уходят последние крохи тепла. По спине пополз холодок, и ему пришлось как следует постараться, чтобы машинально не обхватить себя руками.

— О ком ты говоришь?

— Санган! Кок...

— Так ты нашел его наконец, — вырвалось у Барнабы. — И где же он был? Зачем прятался? И почему ты не впустишь его?