Читать книгу "Дурные дети Перестройки - Кир Шаманов"

Только тогда Нина поняла, как он ей был на самом деле дорог, хотя раньше она обвиняла его во всём, что именно из-за него она потеряла работу на железной дороге, и именно он её подсадил на наркотики, а потом отдал монстру Мухину, который за семь лет изуродовал её душу и тело. У Дивнова на фоне любви к Нине сформировалось великолепное чувство вины, хотя он и от природы был робкий: не бил Нину, не кричал на неё в ответ. Она устраивала ему риторические истерики, чтобы проверять его на прочность и держать в тонусе. Дивнов это терпел с улыбкой и упорно всё, что зарабатывал, приносил ей и делил с ней все горести и печали поздненаркоманского быта.

А печалей у них двоих поднакопилось. У обоих были ВИЧ и гепатит, а у Нины к нему добавился уже запущенный цирроз печени. Она трижды пережила лечение венерических заболеваний, аборт и множественные переломы от избиений Мухина, которые начинали ныть зимой и когда её ломало без героина. Пару раз они вместе плакали от депрессии и отчаяния, и эта горечь цементировала их отношения не хуже добываемого Лёшей героина. Пока Нина была с Мухиным и другими, Дивнов, помимо того что торчал, тоже отсидел в тюрьме. Там немного заматерел и пообтёрся из совсем уж задрота. В авторитеты он так и не пробился, но всё-таки хотя бы не трясся теперь, когда с ним разговариваешь.

* * *

Нина была как местное радио, у неё всегда можно было узнать все новости, которые она собирала сразу из нескольких сарафанных сетей. Когда кто-нибудь умирал или садился, она всегда одна из первых была в курсе, что, как и почему.

– Прикинь, Мухина опять посадили, – рассказывает мне как-то Нина. – Как ты думаешь, сколько у Мухина квартира стоит? Он из тюрьмы мне обещает её отписать, у него мама умерла, и ему передачи носить некому.

– У тебя же Дивнов! Нахуй Мухина!

– Ну, а чего Дивнов, живёт с мамой, я тоже с мамой, а так мы с Дивновым поселились бы у Саши в квартире, зажили бы. Или продала б, хоть вылечилась бы.

– Да он тебя грохнет, когда выйдет, ты чо?! – смеялись мы с ней, когда виделись в последний раз.

– А, да, ты в курсе? Беккер помер! Машина сбила! – сообщает мне Нина.

– Да, в курсе. Беккер, Лёня Бадяг, все мрут.

– Скоро и мы, наверное, сдохнем? Интересно, я первая или ты? Как думаешь?

– Не знаю.

Я постоянно агитировал её заняться собой, но, так как мой пример в те годы тоже был не позитивно заразительный, трудно было быть убедительным, да и она не особенно рвалась «браться за ум».

– Да я, конечно, ты не винтил, ВИЧа у тебя нет, а с гепатитом до семидесяти живут.

– Нина, представь себя в семьдесят?

– Нахуй надо, на коляске или прикованной к постели с капельницей из винта и герыча, ага! У меня уже цирроз на две третьих печени, что там к семидесяти от неё останется? – грустно смеялась Нина.

– Нина, а если серьёзно, ты же сдохнешь до сорока.

– Да и похуй.

* * *

Мы с ней практически не пересекались, так как я не торчал и делал карьеру, но как-то я встретил Свету Лулу в центре. Света съездила в Лондон с порнографическим театром на гастроли, в гости к тому самому продюсеру англичанину, который тусовался в Петербурге какое-то время. Как всегда блядски улыбаясь и дергая тощими ляжками, Света сообщила мне, что Нина умерла:

– Её мама утром пришла будить, а она мёртвая, так и не поняли, почему она умерла, вроде как просто сердце остановилось. Не ширялась вечером, может, и правда, заебало её всё. Блин, я всегда ей говорила, нахуй эти наркотики, когда ебля есть? Наркотики вредные, а ебля полезная. Я вот наркотики не пробовала даже ни разу и сто лет проживу ещё! Господи, спасибо тебе, что есть ебля! Это же каким надо быть гениальным, чтобы придумать такое!?

– Света, а как тебе Лондон?

– Да всё круто, на дне рождения Pet Shop Boys выступала, но там все симпатичные парни педерасты! Не, я не против этого, даже наоборот, но это же пиздец, когда ты видишь парня и не можешь его выебать!!!

Зашёл к Нининой маме, она рассказала, что на могиле бывают цветы и рюмочки, наверное, Дивнов ходит.

Глава 17
Castaneda Jazz

Однажды, когда меня уже выгнали из школы, а мои одноклассники учились, кажется, в восьмом, я – панк и начинающий наркоша, явился на школьную дискотеку. Мероприятие – полный отстой, почти сразу началась драка. Цыганчик Шура бился за углом с каким-то чуваком за какую-то тёлочку Марину. Причина была такая: пацанчик, зная, что Марина тусует с Шурой и моими приятелями спортсменами, так и не останавливал качения яиц к упомянутой. За что Шурик, как настоящий олень, и решил парнишку измудохать. Получалось у Шурика плохо, и, насиняченный, я решил помочь – обоим дал по ебальнику и разлепил их. Потом уже оказалось, что пацанчик этот Вова Вирус, но всё по порядку.

Тусовалась в соседнем дворе лоховская компания металлистов и ботанов. Поставили скамеечку в кустиках, но на солнышке, и сидели сопли жевали, косухами и хаерами мерялись. Я, накуренный или вмазанный, любил миролюбиво постебать их обросшие патлы – вечная панковская ирония к металлюгам. Там и познакомился с Вовкой. Он был на год или два меня младше, с симпатичными карими глазами и пухлыми румяными губками, любил потолкать фашистские телеги, но сугубо теоретически, ибо сам был еврей. Денег Вовка не имел, но сразу проявил большой интерес к халявному кайфу и стал серьёзным союзником по раскрутке других товарищей на покупку пакета-другого травы.

Главной моей проблемой жизни были шмотки, которых не было. «Не было» – значит были треснувшие на подошве советские армейские башмаки, из которых вываливался мизинец, убитые в мясо джинсы, коричневая синтетическая курточка и свитер, одна майка, пара расползающихся по швам трусов и масса вязанных мамой носочков. Я полгода читал книги по визуализации и активно практиковал, крича в изобильную Вселенную: «Шмоток, шмоток!!!» И, надо отдать должное, Вселенная ответила мне приходом тёти, которая как раз продала свою комнату на Петроградке и решила потратить на меня аж триста баксов.

* * *

Приподнявшись по шмоткам и дав себе слово не торчать и не курить траву, разбив головой стекло у Бадяла в парадной, я закрепил слово действием. И тогда же познакомился с алма-атинским Юрой, который жил в соседнем доме, и в квартире у которого меньше центнера хэша не водилось. Как сейчас помню, он открывает свою кладовку, забитую кубометрами травы до потолка, и запах…

Короче, за месяц неупотребления при совмещении с активной посреднической деятельностью в распространении травы, на фоне полученных от тёти и докупленных на нетрудовые доходы шмоток, я стал размажоренным пацаном, и в моей жизни впервые появилась девушка-конфета.

И это оказалась та самая Марина, из-за которой за три года до того бились смертным боем Шура и Вова. Марина была Вовиной подругой детства, дочерью подруги мамы, а Шура был её амбициозный поклонник и сосед. У неё был высокий рост, стройное тело при третьем размере груди, и это в пятнадцать-то лет. Мозгов у Марины не хватало катастрофически, но это не мешало и даже помогало ей активно «тусоваться по дэнсинг-холлам», – она с таким шиком это говорила! И восхищаться «мальчиками-на-машинах», кикбоксерами, каратистами, кунгфуистами, тайквондистами, самбистами и тому подобными типами. Марина любила грейпфрутовый ликёр, паприку, дрочить хуй и засовывать его себе между огромных для её возраста сисек – играть в «Деда Мороза». Как вы, наверное, уже догадались, Марина была на писю девственница.