Читать книгу "Хитрец. Игра на Короля - Дана Юмашева"

Прибывшие могли похвастаться приличными костюмами и имели приличные выражения лиц. За исключением того, что на виске светловолосого – с левой стороны, совсем рядом с ухом – красовался уже не первозданной чистоты бинт; у второго был подбит правый глаз, да настолько сильно, что чудовищный опухший кровоподтек раскинулся чуть ли не на половину щеки. Первый маг Одельтера проявила бесконечный такт, не рассмеявшись при виде таких «курьеров».

– А ты дряхлеешь, Алентанс, – критически заметила она. – Теперь я вижу, как морщины расходятся от твоих глаз.

– Что поделать, – пожал плечами уличенный в старении курьер, – времени подвластны даже Хитрецы.

Простуда делала тембр его голоса еще более непривлекательным для слуха.

– И твое здоровье по-прежнему оставляет желать лучшего, – заметила чародейка.

– Я – курьер, – пустил в ответ словесную шпильку Фойеренгер. – У меня слабое тело, но легкие и быстрые ноги.

Вырвавшийся из груди Хитреца кашель прервал его изречения.

– Но оставим пустые приветствия, – ничуть не смутившись, сказала Архимаг. – Какую же ценность ты привез мне из Этидо?

Здесь месье Алентанс зашевелился. Сперва он всучил в руки своему компаньону трость, с которой не расставался прежде ни на секунду. Парень, который и так всю дорогу был навьючен вещами, уже задумывался, не являлась ли обязанность личного денщика главной причиной, побудившей Хитреца нанять его на работу.

Второй вещью, что неизменно находилась при Фойерене, был темно-синий кофр. Бережно, двумя руками курьер подхватил скрипичный футляр и с детской непосредственностью водрузил его прямо на письменный стол. Здесь распахнулась синяя крышка и миру явились очертания великолепной, столь не подходящей для потрепанного фуляра скрипки. Инструмент был извлечен из кофра и возложен поблизости на чистые бумажные листы. Затем послышался щелчок – то месье Алентанс подцепил пальцами отсоединенную футлярную внутренность. Из какого-то потайного кармашка он достал внушительных размеров и скрепленный королевской сургучной печатью конверт.

– Прошу, – уже без актерства сказал Хитрец и в полупоклоне протянул Архимагу послание. – Секретная просьба от самого одельтерского государя. «С выражением глубокого уважения и обеспокоенностью по причине сложившегося положения дел».

Женщина потрясла конверт, а потом, вместо того чтобы аккуратно срезать печать, разорвала его сбоку. Вынув письмо, она долго вглядывалась в аккуратные, выведенные красивым королевским почерком строчки.

И наконец точеный нос Первой чародейки сморщился.

– Какая некрасивая смерть! – испустила недовольный возглас она.

– Боюсь, красивых смертей не бывает, – тотчас же отозвался Хитрец. – Любая гибель уродлива, даже самая благородная и великодушная.

Архимаг оторвала взгляд от чтения и с таким укором посмотрела на курьера, будто выпустила в него незримый арбалетный болт, маленький и меткий. Хитрец зашелся кашлем, и чародейка с удовлетворением вернулась к чтению.

Ребра готических сводов, безмолвные и величественные, горделиво возвышались над головами гостей. Фойерен насчитал три десятка выступов, а теперь пытался определить, сколько из них – жалкий обман зрения. Оптической иллюзией было и освещение. Месье Алентанс не увидел газовых либо электрических ламп, но через большие витражные окна в кабинет в десять вечера пробивались фальшивые солнечные лучи.

– Какими бы ужасающими ни были затруднения Империи, – с высшим пренебрежением сказала женщина, – Ресильен де Брольи не находит ничего разумнее, чем попросить Архимага соврать, чтобы затем разбираться с проблемами Одельтера… будто в Лоэннлиас-Гийяре нет собственных!

– Я лишь развожу почту, – протянул Фойерен виноватым голосом. – Что передать императору в ответ?

Первая чародейка Одельтера задумалась.

– Пожалует Архимаг к нему, раз государь того желает. – С этими словами женщина развернулась и кинула послание в горящий камин. – А мне следует признать, что ты снова как нельзя кстати пришелся ко двору. Боюсь, ты будешь здесь нужен.

Курьер, готовый выслушать Архимага, кивнул.

– Придется кое о чем попросить тебя, Хитрец. Мне и нескольким людям, хотя сейчас они и сами того не подозревают. Я хочу, чтобы ты потолковал с ними, а потом остался в Лоэннлиас-Гийяре на пару дней. Ты же можешь себе это позволить?

– Скорее да, чем нет, – спокойно ответил Хитрец, ставший, как заметил его спутник, вдруг поразительно немногословным.

– Вам все равно следует подлечить побои, – Архимаг пристально разглядывала лица курьера и его помощника. – Кто же это с тобой, один из новых рекрутов Тайного ведомства?

Кажется, чародейка вспомнила наконец о существовании Кадвана, чье присутствие при личном разговоре ничуть не смутило ни Хитреца, ни чародейку. Оставалось только гадать, могли ли Архимаг Одельтера и курьер Его Императорского Величества при очевидной неприязни доверять друг другу настолько, что каждый из них не сомневался даже в компаньонах своего оппонента.

Хитрец со смешком подтолкнул к чародейке новообретенного помощника.

– Никак нет! – нашелся парень, чьи слабые попытки слиться с интерьером растаяли на глазах, – Кадван Берм, я… работаю на месье Алентанса.

– Оно и видно, – усмехнулась Архимаг, навскидку оценив возраст синяка под его глазом. – Я прикажу найти вам комнаты. У нас не так много времени, и потому приступим к делу сразу.

Кивнув ей, Фойерен откашлялся и кротко шмыгнул носом. Первая чародейка удрученно покачала головой, будто сердобольность все же взяла над ней верх, и наконец предложила несложное, избавляющее от простуды колдовство. Но Хитрец нахохлился и решительно замотал головой.

– Тогда постарайся никого не заразить, когда будешь при них кашлять, – со вздохом сказала чародейка, – им и без того тяжко.

* * *

Тишина была приятной на вкус, а беспросветная пелена закрытых век сменялась ненадолго цветными картинками снов-воспоминаний. Так продолжалось много раз: несколько спасительных мгновений, после которых Эйкере вновь захлестывала боль. Боль прибывала с каждым вздохом, и во время этих ритмичных волн партиец думал, что проще всего было бы вообще не дышать. Но жизнь оказалась упрямой и не оставляла Скольру.

Врач, что трудился над заключенным половину ночи, ушел совсем недавно. Сейчас Эйкере был перевязан и обколот чудодейственными экспериментальными лекарствами, но, даже несмотря на это, каждый вздох приносил ему мучение. Освобожденец решил замереть в одном положении, но проблему это не решило. Ведь у него оставалось дыхание, приводящее в движение грудную клетку, что оборачивалось новыми пытками.

Скольре казалось, что он заживо горит в дьявольском пламени. «Я уже мертв, – повторял он про себя снова и снова десятками, сотнями раз, – я уже мертв, и потому бояться нечего». Такие мысли помогали, облегчали существование. Но они не могли остановить ход времени, что текло изуверски медленно, тяжело переваливалось со стены на стену, опускалось с потолка и давило всей своей тяжестью на его грудь.