Читать книгу "Легенда советской разведки - Теодор Гладков"

Оказывается, и это предвидел Медведев: в Здолбунове уже существовала подпольная организация, которую возглавлял бывший старшина железнодорожной милиции Дмитрий Михайлович Красноголовец, нынче для заработка и маскировки он портняжничал. В основном это были железнодорожники. У них имелись хорошие возможности для разведывательной работы. Диверсиями на свой страх и риск они уже занимались.

Дом Шмерег оказался удобным перевалочным пунктом для разведчиков, следующих из отряда в Ровно и из Ровно обратно в отряд. Впоследствии здесь не раз останавливался и Кузнецов. На чердаке дома был устроен тайник, где хранились оружие и боеприпасы.

Информация от здолбуновской группы стала поступать в отряд в таком количестве, что для ее приема Медведеву пришлось выделить специального связника. Отличала эти данные высокая степень достоверности и важности речь шла фактически о почти непрерывном движении эшелонов с живой силой, вооружением и боеприпасами врага через одну из самых крупных узловых станций Украины. Позднее здолбуновских подпольщиков стали снабжать компактными магнитными минами замедленного действия, и они стали успешно устраивать крупные диверсии.

В Ровно Николай явился к своему старшему брату Ивану Тарасовичу Приходько, который жил тогда на улице Ивана Франко и работал на немецкой пекарне. По оккупационным временам Приходько был устроен неплохо. Его жена Софья Иосифовна и теща Берта Эрнестовна Грош были по происхождению немками, потому их зарегистрировали как фольксдойче, то есть местных жителей немецкой национальности. Гитлеровцы считали фольксдойче своей опорой в оккупированных странах и предоставляли им значительные привилегии, даже разрешали иметь радио.

Окончательно согласие содействовать разведчикам Иван Приходько дал после того, как побывал в отряде, где Медведев и Лукин провели с ним обстоятельную и откровенную беседу. У старшего Приходько оказалось в городе множество знакомых, в том числе и среди служащих оккупационных учреждений, даже немцев. Некоторые из них сознательно, другие, ни о чем не догадываясь, стали для советских разведчиков важными источниками информации.

Иван Тарасович вообще был человеком чрезвычайно предприимчивым. Выросший в буржуазной Польше, он питал непреодолимую склонность к коммерческой деятельности, отсюда и специфичность круга его знакомств. Дмитрия Николаевича и Александра Александровича это не смущало нисколько. Мелкую торговую буржуазию они прекрасно изучили еще в Одессе во времена нэпа, знали, как следует с ней обходиться, чего можно от нее ожидать, чего следует опасаться. Эти знакомства Ивана Приходько использовались разведчиками весьма умело: добывались документы, а также многие дефицитные вещи, в том числе медикаменты, перевязочные материалы, хирургические инструменты, радиодетали.

Через некоторое время фактически переселился в Ровно на постоянное жительство Николай Гнидюк. Основным его документом являлся аусвайс (удостоверение личности) на имя уроженца города Костополя Яна Богинского, проживающего по Мыловаренной улице, 19, пекаря военной пекарни. Ян Богинский быстро приобрел в определенных кругах репутацию предприимчивого, оборотистого спекулянта. На самом деле эта коммерция не приносила Гнидюку и отрядной кассе ничего кроме убытков. От банкротства Яна Богинского спасали только дотации от командования в виде так называемых "карбованцев", которые выпускал в Ровно Центральный эмиссионный банк Украины. Население имело право пользоваться только этими карбованцами. Иметь немецкие марки местным жителям запрещалось под угрозой жесточайших репрессий, вплоть до расстрела, но спекулянты на черном рынке все же с ними дело имели.

Поселился в Ровно и самый старший из разведчиков Михаил Макарович Шевчук - невысокий, плотный, не слишком разговорчивый и очень скромный человек. В Ровно Шевчук был внедрен под именем и с документами коммерсанта Болеслава Янкевича. Ходил пан Болек - так его называли знакомые - в солидном темном костюме, носил котелок и очки, в руке по немецкой моде часто держал букетик цветов. Он постоянно толкался возле комиссионных магазинов, посещал рестораны и кафе - словом, бывал всюду, где крутилась темная публика, занимавшаяся спекуляцией, причем порядком выше той, в какой подвизался Ян Богинский. И соседи по квартире, и знакомые спекулянты, и даже агенты уголовной полиции были убеждены, что пан Болек - сотрудник гитлеровской службы безопасности. Потому его остерегались, перед ним заискивали, что только шло на пользу делу.

Плодотворным оказалось и приобщение к разведке Николая Струтинского. Этот совсем еще молодой крепыш с вьющимися белокурыми волосами обладал многими достоинствами, которые Медведев в нем разглядел. Струтинский был смел, решителен, энергичен, умел легко обзаводиться полезными знакомствами. Конечно, ему не хватало знаний, навыков, порой выдержки, но это было делом наживным. У Струтинского был псевдоним "Спокойный".

Уже осенью 1942 года в Ровно начала функционировать еще не очень разветвленная, но достаточне сильная сеть, подобраны надежные конспиративные и явочные квартиры, намечены пути проникновения во вражескую среду. Из первых докладов побывавших в Ровно разведчиков Медведеву стало очевидно, что в городе существует подполье, возможно даже, что в нем действует не одна, а несколько патриотических организаций. Об этом говорили случаи уничтожения немецких офицеров и чиновников, пожары и взрывы на военных объектах, а также распространение антифашистских листовок и сводок Совинформбюро.

Медведев предполагал наладить со временем связь с подпольщиками, но делать это не спешил. Он понимал, что за год с лишним оккупации города гитлеровская служба безопасности тоже изучила обстановку, вела наблюдение за населением, тайно выявляла лиц, возможно причастных к подполью. Как профессиональный чекист Медведев обязан был предполагать, что немцы постараются внедрить в подпольные организации, большинство участников которых конечно не обладают навыками конспирации, агентов и провокаторов.

Дмитрий Николаевич не имел права рисковать своими людьми, ставить под угрозу выполнение ими важных разведывательных заданий Москвы, потому и не спешил с расширением излишних связей в городе. Впоследствии он неуклонно придерживался правила: любой подпольщик, который в силу своих возможностей и способностей мог быть полезным для ведения активной разведки, из деятельности своей старой организации исключался. Только так можно было обеспечить безопасность разведывательной сети, сохранить людей и связи от провалов.

Меж тем Николай Васильевич Грачев быстро осваивался в отряде. Обстановка товарищеской заботы и взаимопомощи тому не могла не способствовать. Его интересовало, что представляют собой люди, с которыми ему предстояло бок о бок жить и воевать многие месяцы. Некоторые из них привлекли особое внимание Кузнецова, поскольку ему сообщили в штабе, что они тоже будут работать в Ровно и в той или иной степени поддерживать с ним связь. Правда, никто из них пока не знал, что их товарищ Грачев будет действовать в городе в обличье немецкого офицера. Взаимному сближению с этими людьми помогло и участие Грачева в нескольких боевых схватках, в которых он показал себя с самой лучшей стороны.

Изучая своих товарищей, Николай Кузнецов старался отбросить такие привычные и обычные для мирного времени категории, как "хороший человек" или "приятный человек". Здесь, во вражеском тылу, эти определения, не теряя, разумеется, своего первоначального значения, должны были все же отойти на задний план. На первое место выдвигались другие, более жесткие требования: выдержка, мужество, стойкость, чувство товарищества, надежность, гибкость ума, способность мгновенно ориентироваться в любой обстановке, умение переносить трудности и лишения.