Читать книгу "Китай. Искусство есть палочками - Полли Эванс"

Командовал нашей группой Еси. Этот молодой парень в шляпе наподобие ковбойской, с длинными черными волосами и бородкой клинышком казался воплощением тибетца двадцать первого века. Он прекрасно смотрелся бы на Диком Западе. Мне казалось, что именно такие ребята рассекали галопом, направляясь на золотые рудники в Калифорнии. Хотя у него не было ни пистолетов в кобуре, ни лошади. Только шляпа.

Еси являлся совладельцем туристической компании «Караван», организующей поездки по Тибету с целью воссоздать подлинно тибетский дух приключений, будь то перемещение с караваном мулов или путешествие по маршруту буддийских паломников.

Еси был потомственным путешественником. Его дедушка, погонщик мулов, по пять-шесть месяцев пропадал вдали от дома, сопровождая караваны, перевозившие чай и текстиль, из индийского Дарджилинга в Тибет, а позднее основал крупную торговую компанию с филиалами в Лхасе, Куньмине и Дарджилинге.

Сам Еси рос в Индии. Его родители эмигрировали в 1950-е, после оккупации Китаем Тибета, поэтому он говорил по-английски с мягким индийским акцентом. Еси отучился в университете в Штатах, работал продавцом на Манхэттене, служил в банке в Швейцарии, а потом вернулся в родной Тибет и основал там собственную компанию.

Еси привел с собой проводника Тхубтена, который раньше был буддийским монахом. Это сообщение немало повеселило остальных членов группы. Тхубтен определенно сбился с пути истинного: только вчера он навернулся с мотоцикла. Теперь у него огромная шишка на лбу, а из-под повязки все еще сочится кровь. Кроме того, с нами ехал повар по имени Адро, Нуми — водитель, в чьи обязанности входило также отмывать чашки от жирного чая с маслом, и человек просто энциклопедических знаний — библиотекарь А-пин. А-пин принадлежал к национальному меньшинству бай, одному из народов, населявших южные регионы Китая. Он делился своей мудростью с Гаем на китайском. Оказалось, что А-пину даже с представителями своего народа приходится общаться на китайском, а не на диалекте бай, потому что диалекты даже соседних местностей так сильно отличаются, что жители двух близко расположенных деревенек не могут друг дружку понять. В результате китайский является единственным средством общения, если А-пину приспичит поговорить с родственниками, живущими в пятидесяти километрах.

Мы ехали через город. Прямо по шоссе цокали копытами лохматые черные яки, а свиньи бежали вдоль проезжей части. Тут же толпились бесчисленные ослики с грузами. Этот мир кардинально отличался от восточного побережья Китая. Серость последних недель рассеялась. Небо здесь блестело яркой синевой, воздух был свежим и чистым. Фасады крошечных лавок оживляли ярко-красные, розовые и голубые флажки; даже хибарки, казалось, украсили: на стенах были нарисованы облака, а среди них розоватые цветы лотоса, зеленые листья, оранжевые и желтые фрукты.

Правда, одна черта роднила эти места с остальным Китаем — страсть к строительству дорог. Мы двигались по идеально гладкому шоссе. Мы сделали круг, чтобы заехать в деревушку, жители которой зарабатывали на жизнь продажей посуды из дерева. Микроавтобус припарковался, и мы перешли через шаткий висячий мост. Внизу бурлила ледяная вода, а по берегам росли фруктовые деревья, на кустах распустились огромные цветы.

На другом берегу жались друг к дружке около десятка белых домишек с плоскими крышами, которые одной стороной выходили на грунтовую колею, по которой брели люди, яки и свиньи. На первом этаже имелась дверь, но не было окон, поскольку его отвели для скотины. Жилые помещения располагались на втором этаже. Их украшали ряды резных расписных окошек. Самый верхний этаж занимал только половину ширины здания. На крышах некоторых домов виднелись спутниковые тарелки, принимавшие новости из далеких краев.

Нас пригласили в один из домов. Мы уселись за красные лакированные столики и полакомились фруктами — помело и горьковатыми апельсинами, что росли в садах вдоль речушки, а также грецкими орехами, которые нам поднесли на красном с золотом подносе. В углу комнаты были свалены в кучу деревянные круглые чашки с куполообразными крышками. В такой посуде тибетцы обычно хранят цампу, традиционное тибетское блюдо из ячменя. Я решила, что из уважения к хозяевам куплю что-нибудь из посуды: выбрала блюдо, расписанное золотой краской, и спросила, сколько оно стоит. Однако хозяева так обрадовались, что их работа пришлась мне по душе, что отдали блюдо просто так, в качестве подарка.

Мы снова сели в микроавтобус и продолжили свой путь вверх. Еси то и дело показывал на старые разбитые дороги на краю пропасти, по которым в свое время водил караваны его дедушка. Около шести вечера мы добрались до Дэциня. Это был приграничный городок, последняя остановка перед въездом в Тибетский автономный район. Здесь тоже лохматые яки брели по улицам, принюхиваясь к кучам мусора. То и дело нам попадались группы паломников, которые стекались со всей страны в это время года, чтобы после уборки урожая завершить кору.

Мальчик лет четырнадцати остановился и уставился на нас. Его раскосые глазки заблестели от удивления, а пухлые губки слегка приоткрылись. Он вопросительно наклонил голову, замотанную желтым шерстяным шарфом. В маленьких мочках поблескивали голубые сережки.

Около лавки, торгующей фетровыми шляпами и теплыми шерстяными накидками, столпились женщины; при виде меня они захихикали. Их прически украшали длинные ленточки красного, зеленого и желтого цвета, а на шеях висели нитки разноцветных бус и золотые цепочки с кусочками бирюзы. На фоне смуглой обветренной кожи сияли белоснежные улыбки. У тибеток были длинные приплюснутые носы, а щеки алели так, будто в них втерли пригоршню спелых ягод.

Одна девушка была без головного убора. Ее черные всклокоченные волосы стояли под необычными углами, как взъерошенная шкура яка. Под грубой серой безрукавкой ярким пятном алела короткая кофта, а на ногах я увидела все те же вездесущие армейские тапочки зеленого цвета.

У обочины припарковались несколько открытых грузовиков, в кузовах которых сидели в общей сложности человек сто битком, словно сельди в бочке. На пыльной кабине ближайшего грузовика красовалась буддийская свастика.

— Не слишком удобный способ путешествовать, — сказала я Еси, глядя на паломников.

— Ну, в автомобиле им понравилось бы еще меньше, — ответил он, — с непривычки там многих укачивает.

Мы около часа гуляли вдоль лавочек, торгующих атрибутами жизни кочевых народов: национальными костюмами, седлами, жестяными котелками и кастрюльками, Чтобы выглядеть так же круто, как Еси, мы с Гаем купили себе по ковбойской шляпе, а я не сдержалась и приобрела вдобавок ярко-голубую шерстяную накидку, доходившую мне до пят и украшенную золотой, розовой и желтой вышивкой и мехом. Продавец был крошечный и ужасно жеманный. Он передвигался по своим владениям, мелко семеня и изящно покачивая маленькой упругой попой, словно лоснящийся черный кот, но при этом он пищал как мышонок, отказываясь снизить цену. Просто удивительно, как этот женоподобный персонаж, более женственный, чем все покупательницы вместе взятые, выжил в этом суровом краю.

Мы пообедали в одном из ресторанов на главной улице, где ели мясо яка с рисом и овощами. Потом мы с Гаем пошли в местный бар, где продавали ужасно дешевое пиво. А снаружи вездесущие паломники прижимались носами к стеклу, которое запотевало от их дыхания. Сбившись в кучку, более робкие прятались за спинами более смелых, с удивлением разглядывая чужаков, которые затесались среди них. Это были крестьяне из глухих деревенек, возможно, впервые в жизни видевшие иностранца живьем. Они не улыбались и не пытались заговорить, просто смотрели, не мигая, и их глаза светились через стекло, словно ряды крошечных лампочек.