Читать книгу "Тамплиер. На Святой земле - Юрий Корчевский"

В комнате, улёгшись на топчан с периной, стал раздумывать. Чем заняться? Деньги есть, можно своё дело завести. Но профессии в руках нет. Он не гончар, не кузнец и не шорник. В купцы податься? Там и прогореть можно. Надо знать, в каком городе какая цена у товара, опять же – удача нужна, жилка торговая, которой у него нет. В воины податься? Так в Новгороде ни князя с дружиной нет, ни своего войска. Случись нападение воинственных соседей – ополчение в два часа соберут, как с дальней заставы весть плохую принесут. Избу купить? Можно, даже большую. На десяток лет, если экономно тратить, вполне хватит. Но что делать в избе? Скучно, лень одолеет, жиром обрастёшь. Такая жизнь не для него. Рано или поздно деньги закончатся, что тогда? Рвался на Русь, добрался, а неприкаян. Профессии в руках нет, не нужен никому. Хоть в монастырь иди. Ой, попал как кур во щи!

Несколько дней ходил по городу. Во-первых, интересно посмотреть на один из старинных городов, во время Великой Отечественной войны он разрушен будет сильно, заново почти отстроен. А во-вторых, приглядывался к людям – кто что делает. Интерес практический – не нужен ли помощник, подмастерье. Ремеслу учиться надо, оно прокормит. Необходимость эту понимал, а душа не лежала. Ну какой из него гончар или кузнец, если он воин? Обучен, опыт есть и желание. А через неделю бесплодных блужданий работа нашлась в порту. В иные дни судов скапливалось у обоих берегов Волхова столько, что, перепрыгивая с палубы на палубу, через реку перебраться можно. И когги ганзейские стояли, и ушкуи, насады, ладьи славянские и кнор шведский. Некоторые суда разгружались, и около них стояли мытари, другие грузились. Портовые амбалы и судовые команды трудились в поте лица. У одного амбала получалось очень ловко, мешками буквально играл, жонглировал, когда другие кряхтели. Видимо – очень силён физически. Александр постоял, засмотревшись. Правду говорят – можно бесконечно долго смотреть, как горит огонь, течёт вода и работают другие.

Он наблюдал, и за ним наблюдал кормчий с ушкуя. Потом подошёл к Саше:

– Что, нравится, как Фрол работает?

– Нравится, со стороны легко делает, крепок мужик.

– А то! Сам-то не хочешь попробовать?

– Воин я, не амбал.

– Да ну? Под князем, в дружине?

– Нет.

Врать не хотелось. Если кормчий начнёт расспрашивать, недолго попасть впросак. И правду не сказал про Святую землю. Не видел он славян в Иерусалиме и Акре. Может, и были, да встретиться не довелось. Среди рыцарей встречались люди разных национальностей, но ценились доблесть и умение, а не страна или язык.

– Вроде молод ты для воина, – засомневался кормчий.

– Какой есть. Тебе какой в том интерес? Я не наниматься пришёл. Стою и смотрю, никого не трогаю.

Кормчий счёл, что Александр обиделся.

– Ты прости, коли ненароком обидел. А пойдёшь ко мне?

– Я ведь воин, а не ушкуйник.

– Грести на вёслах – большого ума не надо, только сила и выносливость. А воинское умение пригодится. То разбойники, то басурмане обидеть норовят, а у меня товар на судне, скорбно будет, если обдерут как липку.

– Как платить будешь?

Александру хотелось выяснить условия.

– Мой харч, одна новгородская деньга в день. А коли трофеи будут – десятина.

Странно, что кормчий о трофеях сказал, судно-то у него торговое, не военное.

Саша раздумывал. Страну посмотреть можно, навык приобрести. К тому же скоро холода пойдут, реки льдом покроются, судоходство остановится. Месяц до той поры, один рейс получится.

– Мы во Владимир идём. Туда и назад. Старики говорят, зима о нонешнем годе ранняя будет и лютая.

– Ладно, договорились. Когда быть?

– С вещичками к вечеру. С парнями познакомишься, а утром раненько выходим.

Пожали друг другу руки, скрепив договор. А что Александру собираться, если у него один мешок, в котором оружие и одежда. Сходил в главный собор Новгорода – Софийский, поставил свечку за успешный речной поход. Потом в харчевне посидел, попил пива, каши с убоиной поел под пироги с рыбой. В плавании выбирать не придётся, будет есть то, что вся команда. Уже перед тем, как в номер подняться, купил каравай хлеба и шматок солёного сала, он привык всегда с собой запас иметь.

Сложил к вечеру всё в мешок, комнату осмотрел – не забыл ли чего? Да и к причалу пошёл. На берегу у судна уже вся команда сидит – восемь человек и кормчий Савелий. С Александром десять человек. Ушкуй по длине и ширине как городской автобус. Судно плоскодонное, может пробираться через мелкие места, не то что ладья, у которой киль и осадка глубже. Но и груза она берёт больше. Савелий с командой его познакомил. Александр имена у всех не запомнил с первого раза. Лица у всех ушкуйников дублённые ветрами, а в общем – рожи разбойничьи. Но выбирать не приходилось, в конце концов, не детей с ними крестить.

Ушкуйники, перекрестившись, оттолкнулись вёслами от деревянного причала. Судно подхватило течение. Парус поставили да на вёсла сели. Ход получился хорошим. Александр постепенно втянулся в работу веслом. Работа на вёслах должна быть слаженная, дружная. Сбился один, весь борт с ритма собьётся. К полудню ладони натёр. У мужиков ладони плотными мозолями покрыты, к гребле привычные. Александр себя неженкой и белоручкой не считал, получалось – ошибался. На фарватере судов полно, кто к Новгороду идёт, другие к Ладоге. Кормчему внимание нужно, чтобы другое судно не задеть. На ночёвку приставали к берегу, ещё засветло, чтобы успеть набрать валежника, сварить кулеш, пшённую кашу с салом. Готовится быстро и сытное блюдо. По берегам с обеих сторон места ночёвок. Для судна подход удобный, сваленное бревно вместо лавки, кострище. Варил кулеш и мыл после еды дежурный, его назначал по очереди кормчий. На последней ночёвке, в устье Волхова, перед впадением реки в озеро, только расположились, мужчина в чёрном подряснике подошёл. Сильно худ, бородка аккуратно оправлена. То ли монах, то ли послушник монастыря, одним словом – чернец.

– Вечер добрый! – поздоровался он. – Куда путь держите?

– Во Владимир на Клязьме.

– С собою возьмёте ли?

– А деньги у тебя есть, чернец?

– Нет, но я отработаю, не впервой. Кашеварить могу.

– Зачем тебе во Владимир?

– Владыка новгородский послал с поручением.

– Ну если так, считай – уговорил.

– Благодарствую.

Чернец присел на бревно. А кормчий продолжил расспрос:

– Сюда-то как попал?

– С Новгорода на когге ганзейском. Но им к Балтике идти, здесь высадили.

Поев, спать улеглись, кто где. Одни на палубе ушкуя, другие вокруг догорающего костра. У костра теплее, а на улице с воды сыростью тянет, зябко, особенно к утру.

Утром после завтрака в Ладогу вышли, от берега не удалялись. Погода на Ладоге переменчива, в случае приближения шторма надо успеть к берегу пристать. А лучше – Ладогу пройти успеть. Шли под парусом и вёслами, торопились. Послушник Фотий на носу сидел, место не самое комфортабельное, брызги достают. А на небольшом ушкуе и места нет. На банках, как лавки называют, гребцы сидят, на корме кормчий за рулевым веслом. Но, видимо, чернец к лишениям привык, терпел стоически. К вечеру на ночёвку пристали, огонь развели, возле него вся команда собралась. Пока гребли, тепло было. А как на берег вышли, показалось холодно. Поели кулеша, на берегу спать никто не захотел. Кутались в дерюжки, куски парусины. Конец сентября не самое лучшее время на Ладоге. Земля ещё хранила летнее тепло, но ветер северный дыханием своим извещал – зима скоро. Ещё месяц-полтора, и реки и озёра льдом покроются. Тогда судоходство до весны встанет, потому из Новгорода спешили суда выйти, до своих земель добраться. По осени поздней, когда дороги развезёт, на повозке не проехать и на санях рано.