Читать книгу "Проклятое наследство - Татьяна Корсакова"

Озеро бы заледенело, а вот Туманову хоть бы хны, лишь плечами пожал и совсем уж бесцеремонно потащил Анну к одной из лодок. Лодок этих, надо сказать, осталось совсем мало, гости спешили покинуть остров. Анна их не осуждала, она и сама чувствовала себя не слишком уверенно и не могла до конца понять, чего в ней сейчас больше: злости или страха.

Оказалось, что все-таки злости, потому что стоило лишь им с Тумановым отплыть на достаточное расстояние от пристани, как злость эта выплеснулась наружу.

– Что вы себе позволяете? – спросила Анна, мысленно вспоминая те приемы, которым учили ее дядька Трофим и Венька.

Прежде чем ответить, Туманов снял пиджак, набросил ей на плечи.

– Холодно, – сказал, не извиняясь, а лишь констатируя факт. – А что касается нашей помолвки, так силой под венец вас никто не тащит. Я вам даже больше скажу, не нужны вы мне ни в качестве невесты, ни уж тем более в качестве жены.

Он говорил и рассеянно крутил на безымянном пальце невзрачное кольцо, которое почти силком всучил ему Август Берг, тоже, наверное, размышлял, стоит ли от кольца избавиться прямо сейчас или лучше подождать.

– Не снимайте, – попросила Анна неожиданно даже для самой себя, и озеро одобрительно качнуло лодку. – Мастер Берг необычный человек, и подарки у него необычные.

Клим Туманов посмотрел сначала на кольцо, потом на Анну и усмехнулся странной, кривоватой усмешкой, а потом проговорил:

– Ну тогда уж и вы не снимайте. Мой-то подарок совершенно обычный, но уж какой есть.

– Не нужно было…

– Кольцо дарить? Бриллиант маловат, не достоин графини Шумилиной?

– Не нужно было устраивать этот балаган. Я бы справилась.

– Не справились бы, – сказал он жестко. – Может быть, в Петербурге на такую вольность, как связь незамужней девицы с мужчиной, и закрыли бы глаза, но в провинции публика иная. Не глаза бы закрыли, а все двери. Вы хотите, чтобы перед вами закрылись все двери Чернокаменска?

Что-то подсказывало Анне, что и теперь эти двери не поспешат открыться, но правоту слов Туманова она была вынуждена признать. Признавать-то признала, но промолчала, отвернулась, чтобы не видеть его насмешливого взгляда.

– А с женихом своим вы уж как-нибудь разберетесь. Потом, когда все это закончится. – Нет, не собирался он щадить ее чувства, не преминул сделать больно. – Или вы в Чернокаменске надолго?

– Не ваше дело, – сказала она резко, почти выкрикнула, и серебристая озерная вода заворчала одобрительно, заплескалась в борта лодки. На мгновение показалось, что в воде она видит женское лицо, черноглазое, беловолосое. Показалось – всего лишь ее собственное отражение, искаженное лунным светом до неузнаваемости. А Туманов напрягся, в весла вцепился так, что под тонкой сорочкой забугрились мышцы. Слова ее его обидели или испугался чего-то? Лучше бы, конечно, испугался. Было приятно знать, что его можно напугать, что обыкновенные человеческие слабости ему не чужды.

Он заговорил не сразу, после долгого и весьма утомительного молчания.

– Ваша правда, не мое это дело. Признаться, у меня и своих дел хватает. Но если уж обстоятельства так сложились, предлагаю сделку. Мы с вами будем играть отведенные роли, пока каждый из нас не достигнет своей цели, а потом разойдемся. Вы ведь не станете меня убеждать, что явились в Чернокаменск лишь затем, чтобы осмотреть здешние красоты? У вас в городе есть какое-то дело.

– Как и у вас, господин Туманов.

– Бросьте этот официоз, Анна. Коль уж мы с вами помолвлены, – он снова усмехнулся, – называйте меня Климом. Так вы принимаете мое предложение? – спросил и руку протянул.

Протянутую руку Анна пожала после недолгих колебаний. Сделка так сделка! О том, какую роль в этой сделке будет играть Миша, она старалась не думать. Как старалась она не думать и о том, что именно Мише следовало находиться на месте Клима Туманова, именно его слово успокоило бы все ее тревоги. Но Миши рядом не было, а Туманов предлагал сделку. На первый взгляд не самую плохую. Как его невеста, она получала доступ в замок и на остров. Да и мастер Берг к Туманову отчего-то благоволил, коль уж подарил свое кольцо. Может, благоволение его распространится и на Анну? В конце концов, он публично признался, что знал ее родителей, назвал их людьми достойными. Это ли не добрый знак? А Миша… Анна закусила губу, чтобы не расплакаться на глазах у Туманова. С Мишей они объяснятся. Когда-нибудь…

* * *

А графиня-то оказалась крепким орешком, истерик не закатывала, в обморок не падала. Наоборот, по сторонам смотрела с недамским любопытством, а еще внимательно прислушивалась к разговорам об оборотне. Сам-то Клим ни в какого оборотня не верил, но ситуация на острове складывалась более чем странная. И истерзанный труп, и кровавые волчьи следы он видел своими собственными глазами.

На самом деле волк-людоед? Или же ловкая мистификация? Климу хотелось думать, что второе, но что делать с трупом господина Шульца? Если есть труп, то получается уже не мистификация, а убийство. А если волк, то куда подевался? Уж точно не в доме спрятался. Хотя дядюшка отчего-то уверен в обратном. Но дядюшка – тот еще чудак. Это Клим понял с первых минут знакомства. То из города гнал, а то подарок вручил…

Подарок, скромное серебряное кольцо, Климу, не привыкшему привязываться к вещам, отчего-то страшно нравился. Было ощущение, что с кольцом этим они родные, что сделано оно специально под него и для него. А пожалуй, подарок он оставит себе. На память. И с дядюшкой было бы не лишним снова поговорить. Что-то ведь знает старый прохвост. Знает, но не рассказывает. И про суженую следует разузнать побольше, про прошлое ее и про родственников.

Суженая заговорила, лишь когда они остались одни, набросилась коршуном. Климу даже показалось, что хотела ударить. Любопытная барышня, что тут скажешь. С одной стороны – светская львица, а с другой – уличная девчонка. Такая точно скучать не даст. Хорошо это или плохо, Клим не знал, но одно он знал точно – рядом с Анной Шумилиной он чувствовал себя иначе. Это не было любовное томление или иное какое глупое чувство, но в ее присутствии определенно что-то менялось. Выцветший мир, к которому Клим давным-давно привык, расцветал красками, звуками и запахами. Такое с ним случалось и раньше, тусклый мир вспыхивал разноцветьем, но лишь затем, чтобы тут же обрушиться на бедную Климову голову невыносимой болью. Не было в том разноцветье никакой радости – одно лишь покорное ожидание неизбежного.

Так случилось и во время их первой с Анной встречи. Гроза, гром, ветер и дождь стеной, а она яркая, словно светящаяся. Даром что мокрая насквозь и перепачканная в грязи по самую макушку. Клим тогда испугался, а еще и разозлился. Очень уж некстати оказалась бы мигрень. Если она вообще может быть кстати. Но ничего не случилось. Мир рядом с Анной оставался опасно ярким, но боль приходить не спешила. И это было странно и одновременно удивительно. От яркости бытия Клим давно отвык. Да что отвык – считай и не знал, как это! Иногда, когда становилось совсем уж невмоготу, чтобы вернуть жизни краски, он совершал опрометчивые поступки, лез в самое пекло, рисковал жизнью. Помогало ненадолго. В попытке достичь невозможного жизнь его делалась похожей на пьяный угар. Когда наступало отрезвление, голова тоже болела, но не до зубовного скрежета, а как у обычных людей. Этой боли Клим был даже рад, она делала его всего лишь обыкновенным, не заставляла с беспомощным стоном падать на колени, сжимать виски руками.