Читать книгу "Шоколадный паж - Анна Данилова"

Надо было срочно возвращаться в Москву, только там Валентине помогут и родить, и освободиться от другого бремени – признания в убийстве мужа.

Но гнать машину прямо сейчас в Москву было опасным – роды могут начаться в любую минуту. Кроме того, Кайтанов обещал позвонить Руденко, а вдруг появились какие-нибудь новости?

Он, воспользовавшись тем, что Валентина уснула, остановил машину возле телефона-автомата и, обнаружив, что у него нет специальной пластиковой карточки, с помощью которой он мог бы позвонить, кинулся в ближайший магазин. Заплатил, чтобы ему позволили воспользоваться служебным телефоном.

– Слава, это я, Кайтанов… Какие новости? Из Москвы не звонили?

– Звонили, но я объяснил ситуацию, сослался на поминки и все такое, сказал, что вы оба на виду и не собираетесь никуда скрываться… Они там работают над отпечатками пальцев, опрашивают соседей той квартиры, в которой жил Либин… Гришин говорит, что дело тут нечистое, что, скорее всего, Валентину кто-то заставил взять в руки пистолет… А она сама вам ничего не рассказывает? Кого она подозревает?

– А что с пистолетом, который нашли рядом с ее домом? Она говорит, что человек, стрелявший в Иуду, мог быть обыкновенным квартирным вором.

– Там, на лестничной площадке, кровь…

– Это кровь Иуды, мы отправили его в Москву, я, кажется, говорил…

Кайтанов подумал о том, что утаивает от Руденко важнейшую информацию о шантаже, за что, судя по всему, поплатилась исчезнувшая Вера, тела которой так и не нашли. Фотографию, которую Валентина показывала Иноземцевой, он спрятал, и теперь она прямо-таки жгла карман.

– Слава, есть разговор… Вы не могли бы приехать через полчаса в гостиницу? Мне надо уложить Валю спать и сказать вам что-то очень важное. Я не смогу вам перезвонить, поэтому давайте договоримся наверняка…

– Хорошо, без проблем. Но как же поминки?

– Я сейчас все куплю, водку там, колбасу… и привезу к Николаиди. Объясню ему, им всем, что Валентина себя неважно чувствует… Да и вообще, что она могла бы им сказать? Что она его застрелила? Или что он застрелился сам? Она ничего не хочет, не хочет видеть их всех…

– А я думал, что ей есть что сказать им…

– Я только что разговаривал с ней. Она не хочет, нет.

– Значит, встречаемся в гостинице. Только за полчаса вы не успеете все купить и отвезти к Николаиди, давайте через час, максимум через полтора…

– Договорились.

Кайтанов вышел из магазина и направился к машине. Валентины там не было. Он оглянулся – улица была пустынна…

…Дверь ей открыла сама хозяйка. Елена Андреевна Власова, невзрачная, закутанная в голубую шаль женщина, увидев перед собой Валентину, склонила голову набок, пристально вглядываясь в ее лицо, словно силясь припомнить посетительницу.

– Вы меня не знаете, – опередила ее вопрос Валентина, – я узнала ваш адрес в паспортном столе… Ведь вы Власова Елена Андреевна, бывшая хозяйка Любы Гороховой?

При упоминании имени своей погибшей квартирантки Власова распахнула дверь перед беременной незнакомкой, приглашая войти.

– Вы кто ей будете? Родственница? – сухим тоном спросила она.

– Если вы позволите, я сначала куда-нибудь сяду…

– Да, садитесь, конечно… Вот, проходите. – Она провела ее в комнату. – Хотите – в кресло, хотите – на диван… Можете даже прилечь, я ведь знаю, каково это – ходить с таким животом… Наверное, уже скоро?

– Да, спасибо. Знаете, я могла бы вас обмануть и сказать, что Люба мне сестра или подруга, но я скажу правду, чтобы уж самой не запутаться… Я – жена того самого Сергея Либина, которого задержали по обвинению в убийстве Любы…

– Ах вон оно что. – Елена Андреевна поджала губы и стянула шаль на плечах, словно кутаясь от повеявшего на нее могильного холода. – И что вы хотите от меня?

– Дело в том, что мой муж погиб… Буквально несколько дней тому назад при странных обстоятельствах. Он не убивал Любу, его подставили, и вы должны мне поверить…

– Любы нет, и теперь какая разница, кто убил…

– Нет, вы не правы, и знаете почему? Ведь пропала и Вера Обухова, ее подружка…

– Подружка, – покачала головой и как-то нехорошо ухмыльнулась Власова. – Да какая она ей была подружка?! Так, прости господи…

– Вы хорошо знали Веру?

– Она приходила сюда. Ей нравилось бывать у Любушки. Ведь та, упокой господь ее душу, была доброй девушкой, веселой, отзывчивой, поэтому, как только у Верки что-то не заладится, так она сразу же к Любе бежит поплакаться… Не мое это дело, но уж больно до мужиков была эта Вера охоча. И корысть свою имела, не то что эта простодыра! У нее и лицо-то всегда намазанное было, словно она прямо сейчас на свидание торопится. И глаза хоть и красивые, но, между нами говоря, блядские… прости господи…

– А что общего могло быть у Веры и Любы?

– Обе были незамужние, думаю, одиночество их связывало. Хотя я вот тоже, к примеру, одинокая, но по мужикам никогда не шастала.

– Может, у них были общие знакомые?

– Как же! Стала бы Любушка с ее мужиками якшаться! А вот Верка-то, она хотела познакомиться поближе с богатеньким Николаиди, Любиным хозяином. Люба догадывалась об этом, но не торопилась их знакомить. Я так думаю, что этот грек и сам Любу пользовал, уж такие они все кобели…

– А Люба не жаловалась на здоровье?

– Она вообще-то не из жалостливых. Она – из крестьян. Крепкая. Работу любила, мне вот по дому помогала, полы мыла. Везде успевала.

– Значит, не жаловалась?

– Да знаю я, чего вы меня спросить хотели. Меня же следователь тоже вызывал. Да, болел у нее бок, что было, то было. Как раз в то утро и разболелся. Но ведь ей надо было готовить этому греку, тот гостей ждал… Ежели бы знать, что после этих самых гостей она и не вернется…

– А вы никого не подозреваете?

– А тебе, голубушка, какой резон спрашивать меня об этом? Тебе-то чего надо?

– Дело в том, что Вера Обухова знала, кто убил и отвез в лес тело вашей квартирантки.

– Знала? – Елена Андреевна широко раскрыла глаза. – Как это?

– А вот так. Она сфотографировала на пленку, как какие-то люди выносят из подъезда Любу, уже мертвую… – Валентина намеренно сгущала краски и не конкретизировала личности. – А потом кое-кому показывала эти снимки, чтобы тот заплатил ей за молчание деньги.

– Вот гадина! На Любушкиной смерти хотела заработать!

– И ей действительно заплатили, но всего один раз, после чего она и исчезла. Я, собственно, поэтому и пришла к вам, чтобы спросить: не знаете ли вы что-нибудь о ее последних днях? Когда вы видели ее последний раз? С кем она была? О чем вы говорили? Может, она приходила сюда, к вам, с мужчиной…

– Ба! Да я все тебе расскажу. Верка зарабатывала себе на жизнь тем, что принимала мужиков. У нее всегда были деньги, вещи… Она любила широко пожить, что правда, то правда. Любила Любе делать подарки – в основном дарила ей старые вещи. А после того, как Люба пропала – мы же не знали, что ее уже нет в живых! – она как-то раз зашла ко мне, и мы с ней сели пить чай. Я ее вареньем угощаю, а сама говорю, что, мол, надо Любу искать, в милицию обращаться… А она мне в ответ, мол, живая она, раз труп не нашли. Короче, успокаивала. А потом слово за слово, и стала она мне про свои мечты рассказывать. О том, что в старости будет жить в своем доме с большим садом, что у нее будут дети и внуки и что она уже совсем скоро начнет новую жизнь… Я не узнавала ее. Так разоткровенничаться со мной, со старухой! Другая на моем месте даже обиделась бы, потому что я-то сама к старости, выходит, не успела подготовиться. Все сбережения пропали, да и дети разъехались, даже не звонят… Но не обо мне сейчас речь. Я смотрю на нее и думаю: с чего бы это тебе начать новую жизнь? Работу, что ли, нашла? И еще… Когда мы с ней за столом чай пили, я внимательно ее рассмотрела и заметила, что на лице ее какие-то припухлости и как будто синяки, густо замазанные пудрой. Видать, кто-то припечатал ей… И этот кто-то, наверное, думаю, и есть тот, голубушка, с кем ты собираешься начать новую жизнь. Вот мы посидели, покалякали, и она ушла. А через некоторое время встречаю ее в городе с таким парнем, что я даже посреди улицы остановилась, чтобы понять, не ошиблась ли я… Красивый, высокий, из интеллигентов. Одет с иголочки и вообще… Принц, короче. И где же ты его откопала, думаю я со злостью. Так и захотелось броситься к нему, схватить за руку и сказать – оставь ее, парень, не пара она тебе…