Читать книгу "Маркус Вольф. "Человек без лица" из Штази - Ноэль Воропаев"

Районные отделы, созданные в каждом районном центре, были важной составной частью присутствия КГБ в ГДР. Обычно они располагались в зданиях, находящихся в распоряжении советской военной комендатуры, и их силы зависели от величины и важности района, однако их штат редко превышал двадцать человек. Перед ними стояли три задачи: служить связующим звеном между КГБ и районным управлением MfS, разрабатывать и проводить операции против объектов, определенных КГБ, независимо от MfS, оказывать помощь в независимых операциях аппарату в Карлсхорсте. Кроме того, от каждого районного отдела требовались регулярные доклады о политической обстановке в регионе. Доклады должны были быть четкими и конкретными, критический комментарий требовал проверки и анализа. Чтобы выполнить эту задачу, сотрудники районных отделов сохраняли агентов в местных правительственных учреждениях, полицейских участках, коммерческих фирмах, учебных заведениях. Обмен визитами между Карлсхорстом и районными отделами происходили довольно часто. Аппарат осуществлял жесткий контроль. Начальники районных отделов каждую неделю присутствовали на совещаниях в Карлсхорсте[34]. Однако переход от роли советника к роли связного не всегда был легким. КГБ хотя и старался назначать и удерживать тех районных офицеров, кто умел ладить с немецкими коллегами, все же трения в отношениях возникали часто. Бывали случаи, когда офицеры КГБ проявляли нетерпимость, сталкиваясь с растущим нежеланием немецких официальных лиц, особенно из MfS, выполнять указания, «не задавая вопросы». Такой сдвиг в отношениях был очевиден на всех уровнях советско-германского взаимодействия[35].

Фактор Ульбрихта

В эти годы во всех коммунистических странах службы безопасности и разведки подчинялись руководителям партии. Хрущев, например, осуществлял твердый контроль за КГБ, а Ульбрихт удерживал власть над MfS Восточной Германии. Эта политическая динамика определяла отношения между аппаратом КГБ в Карлсхорсте и MfS. Трудности в переговорах с СЕПГ, усугубленные разногласиями внутри КГБ, стали особенно очевидны в период перед возведением берлинской стены в 1961 году и сказывались на работе аппарата в Карлсхорсте в это критическое время.

Ульбрихта одолевало стремление сокрушить оппозицию в руководстве СЕПГ, хотя никто из них никогда не выступал открыто против его руководящей роли. Вслед за восстанием 17 июня и арестом Берия Ульбрихт устранил сильного соперника, каким был министр госбезопасности Вильгельм Цайссер. Однако он был разочарован, поскольку ему не удалось посадить своего человека Эриха Мильке на его место, и пришлось довольствоваться назначением Эрнста Вольвебера. И хотя Мильке как глава контрразведки MfS нес определенную ответственность за события 17 июня, не это было главным препятствием на пути к посту министра. Характер его отношений с некоторыми советскими лидерами был, вероятно, основной причиной того, что ему не удалось тогда занять этот пост. В конце 1954 года Ульбрихт начал свой крестовый поход против Волльвебера и за его изгнание. Он был полон решимости заменить министра государственной безопасности и укрепить свой личный авторитет в этом важном компоненте государственной власти. Чтобы добиться этого, ему требовалась помощь КГБ, и он не стал даром терять время.

Начальник аппарата КГБ в Карлсхорсте Питовранов вспоминает, как советский посол Георгий Пушкин пригласил его на обед в посольство в Восточном Берлине. Ульбрихт, тоже присутствовавший в качестве гостя выразил мнение, что Волльвебер слабый министр госбезопасности. «Мы должны подумать, как укрепить этот важный сектор», – сказал Ульбрихт. Питовранов согласился с тем, что Волльвебер «не соответствует своему назначению», однако настаивал на том, что «советская сторона не участвовала в его выборе»[36].

Заверения Питовранова насчет невмешательства советской стороны в назначение Волльвебера в 1953 году не убедили Ульбрихта, возможно, потому что он знал о тесных и многолетних связях Волльвебера с Советским Союзом. Ульбрихт стоял на своем. Он спросил Питовранова, что за разведку и контрразведку создали Советы, если они не могут быть информированы о деятельности «оппозиции» в СЕПГ. Ульбрихт рассказал о происшедшей несколько дней назад встрече в ресторане «Волга», что в Восточном Берлине, своих соперников по партии – Волльвебера, Отто Гротеволя и Карла Ширдевана, о которой он не был информирован. Еще он пожаловался на то, что ему остались неизвестным содержание «выпадов» против него Ширдевана, когда тот летел из Пекина вместе с главным идеологом Советского Политбюро Михаилом Сусловым.

Тогда Питовранов сказал Ульбрихту, что советским чекистам запрещено расследовать информацию о лидерах своей компартии и своего правительства, и, вероятно, офицеры MfS связаны таким же правилом. А затем, стараясь сгладить остроту критики против Ульбрихта, высказался так: «Послушайте, Ширдеван еще ребенок. Он нуждается в хорошей порке, только и всего»[37].

Ульбрихт на этом не успокоился и спросил Питовранова, что он думает о кандидатуре Мильке в качестве преемника Волльвебера. На это Питовранов заметил, что Ульбрихт уже задавал этот вопрос и получил на него ответ – это дело Центрального комитета СЕПГ. Но Ульбрихт продолжал настаивать, чтобы Пивоваров высказал свое мнение, и тогда Питовранов сказал: «Мильке – твердый и энергичный работник, который неплохо зарекомендовал себя в прошлом.

Но есть некоторые моменты в его отдаленном прошлом, которые довольно трудно понять. Его брат умер в Западном Берлине, но Мильке ни словом не обмолвился об этом в ЦК СЕПГ. И мы не знаем, почему он молчал». Понимая, что Ульбрихту нужно одобрение КГБ на назначение Мильке, Питовранов высказал свое недоверие к последнему: «Он хитрит и ловчит со всеми, включая нас, даже когда играет роль доброго друга. Лучше вам выбрать кого-нибудь достойного из ваших районных первых секретарей на пост министра, а заместителем поставить профессионала – того же Мильке или Маркуса Вольфа». Чувствовалось, 4fo Питовранов в восторге от Вольфа. Он называл его отличным, дисциплинированным сотрудником с хорошей головой. Однако все знали, что Мильке и Вольф недолюбливали друг друга, поэтому предложение Питовранова серьезно не рассматривалось[38].