Читать книгу "Рома едет. Вокруг света без гроша в кармане - Роман Свечников"

Ну и, конечно, третье правило: самое важное в кафе – это музыка, насрать на постояльцев! Во исполнение последнего пункта босс притянул со свалки две тяжеленные и офигительно скрипучие колонки, из которых днями напролет мы выжимаем абсолютный максимум все теми же песнями про “corazón”.

Словом, две недели в Куско, самом туристическом городе Перу, трудно назвать приятными каникулами. Мы так и не съездили на Мачу-Пикчу – билеты туда стоили непомерно дорого. Мы не отправились на Инка-трек по той же причине. Если честно, больше всего в течение этих двух недель нам хотелось поскорее свалить из этой помойки. Но, прежде чем выпустить нас за границу, Перу все-таки приносит нам свои извинения.

Айяуаска

На церемонию айяуаски мы записались в специальном ретрит-центре неподалеку от Куско. Айяуаска – это натуральный напиток, сваренный из Banisteriopsis caapi, или “Лозы духов”, и Diplopterys cabrerana, или чалипонга. Шаманы Южной Америки испокон веков используют этот отвар для ритуального расширения сознания. Иногда в смесь добавляют другие специфические растения, но классическая “темная айяуаска” готовится именно из двух вышеперечисленных ингредиентов. Основным действующим веществом напитка выступает диметилтриптамин – один из самых сильных из известных психоделиков. Церемония употребления айяуаски проходит ночью, так как во время психоделического трипа дневной свет кажется настолько интенсивным, что его просто невозможно стерпеть.

Группа из пятнадцати человек собирается в помещении, по форме напоминающем монгольскую юрту. Шаман по очереди раздает напиток всем участникам ритуала – примерно по двести миллиграммов каждому. На вкус айяуаска чем-то напоминает брагу или квас. Психоделическое путешествие начинается примерно через двадцать минут и длится около шести часов. Через какое-то время после приема начинаются приступы тошноты, но в целом процесс употребления переносится достаточно легко.

Во время церемонии шаман играет на музыкальных инструментах и поет песни – по сути, именно эти гармонии и выступают проводником в иные миры. Под воздействием напитка человек становится невероятно восприимчивым к звукам. А вот способность распознавать язык может временно притупиться. Подопытный скорее воспринимает интонацию, нежели само высказывание, оттого путешествие приобретает некий животный, первозданный оттенок.

В какой-то степени это ограничивает сознание, так как под воздействием айяуаски рациональные рассуждения теряют всякий смысл, но, с другой стороны, ты зверем врываешься в гущу дикой природы, позволяешь инстинктам первобытного существа овладеть тобой, встречаешься со своим естеством. Восприятие торжествует над суждением. Ты проникаешь в генетическое нутро, исследуешь свою подлинную прошивку, созерцаешь границу между сознательным и подсознательным.

Многие из тех, кто пробовал айяуаску, рассказывают о пережитом опыте смерти, путешествиях в иные измерения, выходе за пределы собственного тела и общении с потусторонними существами. Трип может сопровождаться как приятными, так и тяжелыми переживаниями. Подобрать нужные слова для описания полученного опыта всегда непросто. Через пять часов путешествия мозг возвращается в реальность, а в теле остается легкая усталость.

Ежедневно тысячи людей по всей Южной Америке принимают айяуаску в поисках ответов на вечные вопросы, грызущие их изнутри. Многих путешествие к истокам бытия меняет навсегда.

Трип

Я начинаю отчетливо слышать женские стоны. В темноте мне сложно понять, реальность это или уже галлюцинация. Вдруг до меня доходит, что это голос моей матери. Ее вздохи вперемешку с шелестом листвы повторяются все чаще. Откуда-то появляется звонкий металлический звук. Затем – голоса птиц и вой ветра. Все закручивается в единый поток – шум, в котором все труднее разобрать отдельные составляющие. От этого гула никуда не деться, он обволакивает меня. Я съеживаюсь и сжимаю челюсти. Становится страшно.

Вдруг я начинаю уменьшаться и падать внутрь себя. Мое тело все быстрее и быстрее сжимается до размера песчинки. Я становлюсь бесконечно маленьким, но при этом чувствую внутри себя невероятную силу, будто вся жизненная энергия скопилась в моем микроскопическом существе. Звук постепенно исчезает, и я остаюсь в липкой теплоте наедине с самим собой. Кажется, я переживаю момент своего зачатия.

Через некоторое время я начинаю видеть свет. Какие-то яркие абстрактные формы, словно перед моими глазами трубка калейдоскопа. Картинки начинают увлекать меня, становится весело. Я – ребенок, играющий с формами и цветами, складывающий картинки в такт монолитному звуку джунглей. Сейчас этот звук уже не пугает, а наоборот – убаюкивает и защищает.

В этот момент я попадаю в пустоту – не страшную, но и не привлекательную – в абсолютную нейтральную пустоту, в которой нет ни грамма интенсивности. Ни звука, ни света, ни запаха. Ни жизни, ни смерти. Ничего. Ни-че-го.

Некоторое время спустя я понимаю, что ветер шуршит по крыше. Может, даже капает дождь. Я оглядываюсь в темноте. Шаман зажигает фонарь и подготавливает музыкальные инструменты. Вдруг перед ним появляется ребенок, а сам он обретает библейский лик. Шаман указывает мальчику на что-то, и тот послушно кивает. Я отворачиваюсь – вокруг абсолютно ничего не видно, я блуждаю взглядом по полутеням, пока снова не натыкаюсь на шамана. Он смотрит мне прямо в глаза. Я закрываю веки.

Передо мной всплывают кадры моего детства – бабушки и дедушки, тети и дяди. Давно скончавшийся сосед. Деревня, корова, лес. Старшая сестра достает рыбу из пруда и улыбается. Мое сердце бьется бойко, оно стучит в ребра, как поршень нового мотора. Я дышу так, будто кроме воздуха мне больше ничего и не нужно.

Время ускоряется, я проношусь через школьные годы. Драки. Озверевшие учительницы младших классов молотят в барабаны и машут пионерскими флагами. Рычат и тужатся. Я прячусь под парту и опять оказываюсь в пустоте.

Всеми птичьими голосами звенит будильник. Я решаюсь на побег. Деревья начинают расти прямо в университетской аудитории. Студенты – все, от ящериц до диких кабанов. Я падаю в реку и цепляюсь за плывущее бревно, все они падают за мной, но тонут в бурном течении. Я больше не держусь за бревно руками. Ведь я – вода.

В моей груди полно силы – хоть прутья гни, хоть вагоны разгружай. Я дышу уверенно, мне ничто не мешает. Я бреду по джунглям и городам. Вокруг полно опасностей, но и я не промах. Мне бывает страшно, но нож наточен. Прыгни на меня из чащи тигр – я сам вцеплюсь ему в горло. Мимо несутся велосипеды с китайцами, табуны монгольских овец, босоногие мулаты с мачете. Они то улыбаются мне, то норовят атаковать. Обнаженные женщины с красивыми телами приглашают к себе в хижины, пьяные мужики с беззубыми улыбками косятся на меня красными глазами. Я пробиваюсь все глубже и глубже.

Время все ускоряется. Отрывки моей дороги всплывают перед глазами. Все несется кубарем, не успеваю даже толком рассмотреть. Я будто откуда-то сверху созерцаю весь этот водоворот.

Я дышу ровно. Мне спокойно. Во мне по-прежнему полно силы, которую я не трачу понапрасну. Оля говорит, что она беременна. Мы нянчим ребенка, и кажется, что новая жизнь становится моей точкой опоры. Все внутри меня перекручивается. Я сам для себя перестаю быть важным.