Читать книгу "Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945 - Йонас Лессер"

Гитлера приняли почти все немецкие генералы, заговорившие на таком же варварском языке, как и их фюрер. Адмирал Редер говорил об энтузиазме немецкой нации в отношении национал-социализма, порожденном духом немецких солдат Первой мировой войны. «Мы следуем за символами обновления с безмерной любовью и фанатичной страстью. Мы ведем беспощадную борьбу с большевизмом и международным еврейством, разрушительную деятельность которого мы хорошо почувствовали на собственном опыте». Адмирал Дёниц задает риторический вопрос: что сталось бы с Германией без Гитлера? И сам же на него отвечает: ее пропитал бы смертоносный яд еврейства. Фельдмаршал Рейхенау говорил своим солдатам, что в войне с Россией они являются «носителями суровой расовой идеи и мстителями за все преступления, совершенные против немцев и родственных им народов. Поэтому солдаты должны полностью осознавать необходимость жестокого, но справедливого возмездия, заслуженного евреями». Фельдмаршал Манштейн говорил то же самое в приказе от 20 ноября 1941 года: «Евреи являются связующим звеном между врагами в тылу Германии и до сих пор сопротивляющимися русскими. Евреи занимают ключевые позиции в торговле и промышленности и являются средоточием всех беспорядков и бунтов. Их следует раз и навсегда изгнать из Европы. Немецкие солдаты представляют расовую идею и должны отомстить за все преступления, совершенные против немцев. Российское продовольствие следует использовать для нужд германской армии, а то, что останется, вывозить в Германию. Русским придется голодать, но было бы ненужной гуманностью отдавать это продовольствие русскому населению или русским военнопленным». Когда судьи в Нюрнберге показали Манштейну этот приказ, фельдмаршал сказал, что не помнит такого приказа. Манштейн был досрочно освобожден из тюрьмы.

Один достойный немец сказал после войны, что германская армия с фатализмом смотрела на это варварство, которое не украшало офицеров, много говоривших о солдатской чести. Карьера этих офицеров зависела от благодушной пассивности, с которой они прятали головы в песок. Те, кто молчал, тоже виновны. Честный австрийский офицер Ганс Х. Пильц, ученик профессора Ф.В. Фёрстера, ставший свидетелем одного массового убийства, писал после войны: «Мы ни минуты не сомневались в том, что видели самую страшную вещь в своей жизни, и той же ночью сожгли все бывшие с нами книги, включая сочинения Гете, а также всю макулатуру с трепом о культуре, казавшимся нам теперь бесстыдной ложью». Немецкая еврейка, которая успела вовремя уехать из Германии, рассказывает, как она в последний раз навестила двух подруг, живших в берлинском доме для престарелых евреев: «Они сидели на солнышке во дворе и читали Гете. На следующий день соотечественники Гете забили их до смерти». Профессор Альфред Маркионини сказал о тех евреях, которые успели вовремя уехать: «Не слова Лессинга из «Натана» и не строки из «Ифигении» Гете увозили немецкие евреи в своей памяти, прощаясь с отечеством, а приказы и проклятия бесчеловечных эсэсовцев». Крупнейший еврейский философ немецкого происхождения Герман Коэн сказал во время Первой мировой войны: «Немецкий дух – это дух классического гуманизма и истинного гражданского мира. Какая еще нация в мире обладает духовной цельностью таких героических поэтов, как Лессинг, Гердер, Шиллер и Гете, сделавших нашу духовную историю живой реальностью! Какая еще нация обладает таким единством классической литературы и философии?» Он умер вскоре после Первой мировой войны. Доживи он до 1933 года, он понял бы, что великим немецким писателям так и не удалось цивилизовать свой народ. Многие немецкие генералы отдавали чудовищные приказы, приведшие их в тюрьму и на виселицу. Рейнеке, один из этих генералов, сказал, что все нации объединились против «расовой идеи национал-социализма. Наши враги сражаются против нас с дьявольской ненавистью, подогреваемой еврейскими наветами и большевистским инстинктом разрушения». Даже в октябре 1944 года все фельдмаршалы писали в своих приказах, что видят свой долг в том, чтобы каждый солдат стал еще более фанатичным борцом за национал-социалистическое будущее Германии.

Многие уцелевшие генералы после войны писали мемуары, чтобы доказать, что были невинными овечками, обвиняя своего фюрера во всем, что случилось с Германией. Доктор Йозеф Шольмер, которого русские в 1945 году отправили в Воркуту, встретился там с тридцатью пленными немецкими генералами, чье поведение в плену дало ответ на старый вопрос: «Как могла армия терпеть истерического психопата и подчиняться ему, как главнокомандующему? Война Гитлера стала шансом всей их жизни. Без него они никогда не смогли бы разыграть в реальности его военное безумие. Даже теперь, спустя пять лет после самого страшного краха, какой когда-либо переживала армия, мораль поражения полностью ускользнула от них. Они ничему не научились и никогда не научатся». Фельдмаршал Рундштедт был взят в плен британской армией. Когда генерал сэр Брайан Горрокс спросил, нет ли у него жалоб, фельдмаршал ответил, что некоторые немецкие генералы в его лагере – не те люди, с которыми он привык водить компанию, и он был бы весьма признателен, если бы его перевели в другой лагерь. Кто же были эти нежелательные генералы? «Врачи и инженеры. Настоящим генералам очень неприятно, что их вынуждают жить бок о бок с людьми такого сорта».

Обратившись к немецким писателям, мы сможем понять, что имел в виду Карл фон Чуппик, когда говорил, что нация численностью шестьдесят пять миллионов человек не могла поддаться варварству помимо своей воли. Восемьдесят восемь писателей дали клятву верности Адольфу Гитлеру и заявили: «Наша глубокая убежденность и осознание нашего долга участвовать в возрождении рейха, и наша решимость не делать ничего, что не согласуется с нашей честью и честью отечества, подсказывает нам, господин рейхсканцлер, в этот тяжкий час испытаний поклясться вам в верности». Ряд видных, но нежелательных с расовой или идеологической точки зрения писателей были исключены из организованной Геббельсом Писательской палаты: Томас Манн, Генрих Манн и много других. Крупнейшая немецкая писательница Рикарда Хух покинула нацистскую палату и написала 3 апреля 1933 года: «То, что нынешнее правительство пропагандирует как национальное мнение, не является моим мнением о принадлежности к германской нации. Принуждение, жестокие методы, диффамация чужих мнений, хвастливое самовозвеличивание – все это я считаю не немецким, а фатальным духом. Ввиду всего сказанного я прекращаю свое членство в академии». Карл Краус сказал, что «от непристойного использования нашего языка у меня в жилах стынет кровь». Швейцарский профессор Вальтер Мушг говорит о Карле Краусе: «Истинный пророк познается тогда, когда сбываются его пророчества». Краус был представителем «классической традиции евреев». Когда он продолжал бороться, многочисленные противники называли его «безумцем», говорили о его «мании величия», а поскольку он был еврей, то обвиняли его в «нигилизме». Его «Последние дни человечества», опубликованные после Первой мировой войны, – это «не только величайшая антивоенная поэма, но и религиозный театр мира, обвинение эпохи, разрушившей все человеческие ценности. Еще более страшная катастрофа Второй мировой войны, до которой он не дожил и всех последствий которой никто не мог предвидеть, стала возмездием, предсказанным Краусом».

Президентом нацистской Писательской палаты стал Ганс Йост, один из оставшихся в нацистской Германии писателей, верой и правдой служивших Гитлеру. В 1928 году Йост опубликовал «Я верую» – восторженную декларацию верности национал-социализму. В «Голосе рейха» (1943), где Йост описал свою поездку с Гиммлером в оккупированную Польшу, он написал: «Для победы фюреру нужны солдаты и рабочие. Наша плоть и наши сердца принадлежат тебе, мое отечество».