Читать книгу "Бабье лето - Мария Метлицкая"

К обеду вернулись домой – и увидели на керогазе кастрюльку с супом. Вошел хозяин, кивнул на кастрюлю:

– Поешьте горячего. Вам, гляжу, не до готовки, а ребенка надо кормить. – И он строго посмотрел на мать.

Та смутилась, покраснела и стала было отказываться от супа, но хозяин ничего не ответил и, хромая, вышел из комнаты.

Люба увидела, что у него вместо ноги деревянный протез, сверху обтянутый черной кожей. Смотреть на этот протез было неприятно и даже страшновато, и Люба поспешно отвела глаза. Мать пожала плечами и поставила греть суп.

После обеда они заснули, а проснувшись, опять побежали на море. Люба уже почти подружилась с морем и полюбила сидеть на берегу, опустив ноги в воду, и перебирать прибрежный песок руками, пропуская через пальцы. А мать сидела в большой компании, где играли в подкидного дурака. Люба видела, как какой-то молодой и крепкий парень укрывает мать полотенцем.

Люба вздохнула и отвела глаза. Ночью она проснулась и увидела, что матери в комнате нет. Она сначала испугалась, а потом подумала, что та пошла в гости к пляжной компании и, успокоившись, уснула.

Так и повелось: утром бежали на пляж, а потом приходили домой – и там на керогазе обязательно стояла сковородка с картошкой и котлетами или макароны с мясом, а в стаканы был налит компот или квас. Они уже не удивлялись такой заботе хозяина, только мать переживала, во сколько это им обойдется. С хозяином, Степаном Васильевичем, они иногда сталкивались во дворе. Он всегда был занят делом – то чинил скамейку в саду, то мел дорожки, то снимал урожай – сливы, виноград. И каждый вечер их ждала глубокая миска с виноградом, персиками и грушами.

– Чудной он какой-то, – удивлялась мать.

Люба уже почти перестала его бояться. Теперь она видела, что он совсем не такой старый, как ей поначалу показалось. Правда, тогда он был с бородой, а теперь бороду сбрил – Люба видела, как он каждый день бреется у своего сарая, прикрепив к дереву кусок старого зеркала.

Мать подружилась со всеми жильцами Степана Васильевича. В вагончике жили «питерские», две семьи из Ленинграда с малышами младше Любы, в маленьком саманном домике – интеллигентная учительница из Свердловска с двумя внуками, а в сарае – студенты из Омска Толя и Вадим. У них мать и пропадала вечерами. Пили вино, играли в карты, пели под гитару. Толя и Вадим ждали своих девушек, а девушки все не приезжали; парни бегали на почту и слали бесконечные телеграммы в родной город.

Однажды Люба увидела, как Вадик обнимает за плечи мать. Люба вздохнула и отвела глаза. А потом приехали их девушки, и мать ходить к ним перестала.

Люба здорово загорела, у нее смешно облез нос, и на лице появилось много веснушек. А мать – мать стала еще прекраснее. Загар был ей к лицу, она еще больше похудела, у нее выгорели волосы – и это ей очень шло.

Хозяин, Василич, как его все называли, по-прежнему оставлял им на кухне еду и миску, полную фруктов. Уже перед отъездом, дня за три, мать сказала Любе, что он предложил ей выйти за него замуж.

– Представляешь? – смеялась мать. – Замуж зовет! Бросай, говорит, Москву и оставайтесь с Любашей здесь за хозяек.

– А ты? – спросила Люба.

– Ну ты даешь, Любка! – удивилась мать. – Как же я пойду за него? Он же старый и инвалид, да и вообще, я боюсь его почему-то.

Люба подумала, что она хоть тоже и побаивается строгого Василича, но осталась бы здесь жить – море, солнце, фрукты, свой дом и сад.

Провожал их хозяин – погрузил вещи на тачку, положил туда же ящик груш и винограда, и они отправились на вокзал. Он загрузил все в поезд, протянул Любке крупную, крепкую ладонь и сказал, что на следующее лето будет их ждать к себе.

– Спасибо вам, Василич! – Мать клюнула его в щеку.

Поезд тронулся, и мать долго махала ему, одиноко стоявшему на перроне.

В поезде она почему-то загрустила и даже заплакала, а потом ничего, развеселилась, и они с Любой стали есть виноград.

В Москву Люба привезла целый мешок камней и ракушек и, конечно, показывала их девчонкам на перемене.

А дальше потекла обычная жизнь. Люба пошла в седьмой класс, у нее появился новый предмет, химия, сменился классный руководитель. И еще она подружилась с новенькой девочкой – Милой Топилиной.

Мать ходила на работу, то грустила, то веселилась и к Новому году заявила Любе, что, наверное, выйдет замуж.

Новый жених стал приходить к ним в гости. Звали его Илья Ильич. Он был конструктором самолетов и работал в Жуковском. Мать говорила, что он разведен и у него в Жуковском квартира. И еще говорила, что у него хорошая зарплата.

Мать старалась: пекла пироги и жарила курицу, а жених не приносил в дом ни цветочка, ни шоколадки. Любе он не нравился – молчит, на нее внимания не обращает, как будто ее и нет вовсе, а матери все время делает замечания – то то не так, то это. Мать расстраивалась и уходила на кухню плакать, а Илья Ильич брал газету и читал.

– Не ходи за него, – тихо сказала Люба матери, когда они легли спать.

– Что ты, Любаня! – удивилась та. – Он приличный человек, не пьющий, с зарплатой. Если позовет – не пойду, побегу.

– Дело твое, – отрезала Люба и отвернулась к стенке.

На душе было тоскливо. Вспоминался юг, теплое море, маленький дом и солнце, бьющее по утрам в окно. Почему-то Люба подумала, что, если мать выйдет замуж, они уже никогда не поедут на море или поедут, скорее всего, без нее, – и она заплакала.

Но замуж мать не вышла – Илья Ильич пропал с горизонта. Мать ездила в Жуковский, хотела его найти. Но завод охраняли военные, и ее даже не пустили на территорию. А в адресном столе ей почему-то дали неверный адрес – Илья Ильич там не проживал.

Мать опять много плакала, даже заболела и неделю провалялась дома на диване. Сначала все молчала, а потом говорила Любе, что жизнь у нее проклятая, и сама она проклятая, что ничего у нее в жизни не получается, не складывается и что жить она сейчас и не хочет вовсе. Даже стала покупать себе вино, пила вечерами одна – и выпивала почти всю бутылку.

А после Нового года сказала Любе:

– Собирайся! Едем.

– Куда? – удивилась Люба.

– К Василичу! – ответила мать. – Замуж за него пойду. Я с ним списалась – он от своих слов не отказывается. Будем с ним жить-поживать и добра наживать, – сказала мать и громко, в голос, разревелась.

Люба думала, что это очередная блажь, которая, конечно, скоро пройдет – мать успокоится, повеселеет и скоро, очень скоро закружится в новом романе. Но Люба ошибалась. Мать сходила в школу и забрала Любины документы. Стала собирать вещи и купила билеты. Сдала комнату. И они двинулись в путь.

Василич встречал их на перроне. В доме, как всегда, царил полный порядок, и был готов обед. Они сели за стол, и Василич с матерью выпили вина.

Мать была грустная и все время вытирала ладонью слезы.