Читать книгу "Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия - Игорь Оболенский"

«Решение проблемы женщин, — ответил Неру. — То, как за короткое время удалось освободить их от паранджи и сделать равными мужчинам. Если бы удалось этот вопрос решить в Индии, я был бы самым счастливым человеком».

Но самым главным человеком своей жизни я считаю маму. Она до последнего дня жила со мной, мы с ней очень дружили. Мама всегда мечтала съездить в Мекку. Но в те годы это было непросто, да и возраст у нее был уже солидный.

Тогда я сам поехал туда и привез ей оттуда все, что обычно привозят паломники, — святую воду, Коран, коврик для молитвы и бумагу, подтверждающую, что она побывала в Мекке. В честь этого мама решила пригласить гостей и поставила условие, чтобы среди приглашенных был муфтий.

Я привел его.

Всего собралось сто с лишним человек. А брат мой был министром автомобильных дорог Узбекистана. После того как все разошлись, он говорит: «Ну, прощай партийный билет». Времена-то были строгие. Он от волнения даже водки выпил.

На следующий день в 6 часов утра раздался звонок в дверь. Открываю — на пороге Шараф Рашидович Рашидов, первый секретарь ЦК компартии Узбекистана. С подарками, цветами. Обнял маму, поцеловал: «Я вам завидую, у вас хорошие сыновья».

Я потом пошел провожать его и с удивлением увидел, что машину он оставил далеко от нашего дома. Чтобы, значит, ни шофер, ни охрана не видели, куда он пошел. «За мной тоже следят», — видя мое удивление, объяснил Рашидов.

Мы с ним были знакомы 25 лет. Познакомились в Самарканде на вскрытии гробницы Тамерлана. Туда ведь никого не пускали, а его я брал с собой. Я же там командовал всеми. Ну, вы помните, в начале беседы рассказывал. Рашидов тогда был редактором самаркандской газеты.

Началась война. В 42 году иду я по Ржеву и вижу: какой-то узбек шагает с вещмешком. Пригляделся — Рашидов. Обнялись, поцеловались. Оказалось, ему в госпиталь надо было ехать. Причем своим ходом, так как мест в санитарной машине не было. Я его отвез в госпиталь.

А надо заметить, что мое удостоверение было подписано самим Щербаковым, начальником Главного политуправления Советской армии. Когда я предъявил это удостоверение, у начальника госпиталя глаза на лоб полезли. «Чем помочь?» — тут же спросил он. Я попросил устроить Рашидова, мол, какой из него боец с такой рукой.

Закончилась война, я вернулся домой. В один из дней раздается звонок в дверь. Открываю — Шараф Рашидович с фруктами. Так мы с ним всю жизнь и дружили. Вскоре он стал председателем правления Союза писателей, а потом и первым секретарем ЦК компартии, руководителем республики. Умный был человек, образованный и талантливый.

Всегда интересовался, чем может помочь. Я попросил построить здание кинохроники. Так и сделали. Затем обратился с помощью построить Дом кино. «Место нашел? — спросил Рашидов. — Нет? А вон у меня из окна кабинета вид на барак открывается. Давай его снесем и построим Дом кино». Построили.

Аппетит, как говорится, приходит во время еды. «Надо бы Дом творчества построить», — прошу Рашидова. «Трудное дело, — отвечает, — поливные земли придется занимать». Но через неделю согласился. Через какое-то время я попросил отправить наших узбекских актеров в мастерскую ВГИКа. Решили мы и этот вопрос.

Зачем мне все это было нужно? Так ведь самое главное в жизни — быть добрым и помогать людям. Конечно, любое доброе дело не остается безнаказанным. Но, как говорят узбеки, Бог тоже все видит. Мама всегда говорила: «Люби друга и не мсти врагу. Помоги слабому, накорми голодного. Уважай себя, но не отказывай в уважении другим. Если у самого только одна лепешка, отдай ее другому. Это благородство всегда принесет счастье».

Я никогда не забываю мамины слова. И я — счастливый человек. Хотя в жизни всего было немало. И тонул во время съемок, и в катастрофы попадал — и на самолете, и в машине. Но видите, все закончилось хорошо.

После разговора с Каюмовым я решил съездить в Самарканд, в мавзолей Тимура. Малик Каюмович в ответ на мой вопрос, безопасно ли подходить к могиле Тамерлана, только улыбнулся. «Ничего опасного там нет. Я, правда, туда не езжу. А вы уж сами решайте. Если уж так сильно хочется побывать на той могиле».

Я взял такси, думая часа через три добраться до Самарканда. От Ташкента предстояло проделать путь в триста километров. Водитель от разговора о гробнице Тамерлана всячески уходил, предлагая мне обсудить подробности политической жизни Узбекистана. «Лучше уж подремать», — решил я. Так и путь короче будет.

Стоило мне так подумать и удобнее устроиться на заднем сиденье, как раздался громкий удар, и нашу машину закрутило. То ли водитель тоже решил расслабиться, то ли, наоборот, побыстрее доехать, но в итоге мы оказались на встречной полосе. Огромный грузовик чудом не расплющил нашу машину. Ехать дальше на ней было невозможно, но самое главное — мы остались живы.

«Это московский журналист, — услышал я объяснения таксиста, которые он давал подоспевшим полицейским. — Едет в Самарканд на могилу Тамерлана». Я вздрогнул — то ли от того, что наконец осознал, что произошло, то ли от упоминания имени грозного воина, о силе проклятия которого буквально час назад разговаривал с Каюмовым.

Пока ждал новую машину — от идеи поездки в Самарканд решил не отказываться — успел подумать о многом. Вспомнил, как вообще добирался до Узбекистана. В аэропорту Ташкента мне «по секрету» объяснили, что восьмичасовая задержка московского самолета, уже было начавшего руление по взлетной полосе и неожиданно заглушившего двигатели, была вызвана неисправностью лайнера. Которую вовремя успели заметить.

Но грустных мыслей не было. Наоборот, решил считать 2 июня своим вторым днем рождения. Да и когда бы я еще провел полдня в узбекской степи, где на высоковольтных вышках устраивали свои гнезда аисты?

В результате до Самарканда мы добрались во втором часу ночи. «Из окон вашего номера открывается вид на мавзолей — Эмир, в котором покоится Тамерлан. Если вы внимательно посмотрите, то сможете прочесть надпись, нанесенную над камнем около усыпальницы», — пояснила девушка, выдавая ключи от номера.

Но от усталости мне было уже все равно, главное — добраться до кровати. Даже перспектива пообщаться с самим Тамерланом не вызвала бы у меня в ту минуту большого энтузиазма.

Утром следующего дня я, разумеется, первым делом отправился в мавзолей. «То, что вы видите, — начал рассказ экскурсовод, — вовсе не настоящая могила Тимура. Подлинная находится под землей. Считается, что того, кто приблизится к ней, потом обязательно постигнет несчастье. Недаром же из участников научной экспедиции по вскрытию захоронения, которое произошло в июне 1941 года, никого не осталось в живых. Проклятие Тамерлана, что вы хотите. Но вас, как дорогого гостя, мы можем проводить в подземелье. Хотите?»

События двух предыдущих дней пронеслись у меня перед глазами. «Решайте сами», — вспомнил я слова Каюмова.

И вежливо отказался.

В Самарканде я так и не успел толком разглядеть надпись на камне. Только вернувшись в Москву и вспоминая о поездке, вздрогнул от расстройства: как же так, забыл! Спасибо ташкентским друзьям, подсказали.