Читать книгу "Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку - Валерий Киселев"

Нежность

Вдали от дома, на войне солдаты и офицеры с особой остротой вспоминают свои семьи. Майор Горбатюк и старший лейтенант Новичков, абсолютно упустив из виду свое геройство в Грозном, дольше всего рассказывали нам о своих семьях. Горбатюк – о жене и детях, Новичков – о жене и маме. И по всему выходило, что нет людей на свете лучше, чем их близкие, потому что точно знают офицеры – дома их очень ждут. А поэтому они непременно вернутся.

Затем, почему-то покраснев, Сергей Новичков достал из нагрудного кармана куртки удостоверение личности офицера, откуда вытащил фотографию своей семьи с друзьями, отдельно карточку жены и небольшой листочек бумаги, на котором в слабом колебании язычка свечи можно было разглядеть какие-то черно-белые полосы.

– Жена беременна, – страшно смущаясь, сказал ротный. – А это ее УЗИ. У меня-то детей еще нет, а вот товарищ майор сказал, что обязательно сын будет.

– И когда?

– Где-то через месяц, – ответил Сергей. – Утверждают, что к этому времени нас непременно выведут.

Дочь Лена

Говорят, что когда поступил приказ нижегородцам отправляться в Чечню, у многих офицеров жены были беременны. В том числе и жена комбата Сергея Булавинцева. Опять же говорят, что когда полк уже воевал в Чечне, от переживаний за мужа она родила раньше времени. Но, слава богу, здорового малыша.

Мы с комбатом сидим на командном пункте полка, который представляет собой огромную палатку, где находятся две буржуйки, столы с картами, стулья. Офицеры штаба постоянно заняты: кто-то работает с картами, кто-то разговаривает с подразделениями по телефону или радиостанции.

Булавинцев только-только поговорил с командиром полка, который ставил перед ним очередную боевую задачу. Офицеры о чем-то очень долго и тихо разговаривали, склонившись над картой. С осунувшегося лица комбата не сходит выражение озабоченности. По всему видно, что Булавинцев на пределе сил.

Разговариваем с комбатом. Тот подробно объясняет, как его батальон в течение трех дней ожесточенно пробивался к Минутке. Сергей чертит схему: дома, повороты, улицы. Подробно рассказывает, как брали многоэтажки и на каких этажах шли наиболее ожесточенные бои. Такое впечатление, что трое суток ада в центре города комбат помнит поминутно. За эти дни батальон потерял шестерых убитыми и тридцать шесть человек были ранены.

– Всех жалко, – как бы оправдываясь, говорит Булавинцев. – Но пойми, для таких боев – это еще очень маленькие потери. Оборона у них была мощная, и сражались отчаянно. Им терять было нечего, а мне своих бойцов очень жалко!

– У тебя дочь родилась, – стараюсь перевести разговор на другую тему.

– Да, – говорит комбат.

– А когда?

И тут по лицу Булавинцева расплывается виноватая улыбка.

– Ты знаешь, – говорит Сергей через некоторое время, удивленно крутя головой, – не помню. Честное слово, не помню. Как же я мог забыть?

– Но имя хоть помнишь?

– Да, Лена.

Через некоторое время, пробежав записи в своем командирском блокноте, куда занесены потери, нужды батальона в оружии и боеприпасах, Булавинцев облегченно вздыхает и говорит: «Девятого октября. Ну как же я мог это забыть?»

Привязанность

Любое подразделение, которое проводит несколько месяцев в Чечне, постепенно обрастает живностью. К солдатам прибиваются бездомные собаки и кошки. По большей части все-таки собаки, причем всех мастей и возрастов. Военные не только их не гонят, а наоборот – привечают: подкармливают, перевозят с места на место, а в свободное время обязательно играют.

Разговариваем с одним из солдат.

– Знаете, – говорит тот, – поначалу вообще не мог стрелять. Рука как-то не поднималась. А мне командир кричит, что если не ты убиваешь, то тебя убьют. Начал стрелять. А потом вообще как-то все равно стало. Видишь, что человека убиваешь, и в душе вообще ничего не шевельнется. Ни жалости нет, ни страха за то, что сделал. А чего их, чеченов, жалеть-то? Они же нас не жалеют!

Солдат сплевывает и подзывает щенка, который бегает по грязи. Тот стремглав мчится к нам. Солдат достает чернющей от въевшегося масла и грязи рукой кусочек печенья и начинает кормить щенка.

– Хороший он, – говорит изменившимся голосом солдат. – С нами с самого Грозного. Мы его не бросим. А как бросить, когда у него никого нет?

Интриги

Разговариваем с офицером штаба о наградных за Грозный.

– Представили всех, – говорит тот. – Да и как не сделать этого, когда так воевали? Другое дело, что, наверное, лишь малая часть получит награды. У нас представления странным образом теряются вверху – и оттуда никакого ответа. Да что об орденах для солдат говорить, если Юдину уже не раз на Героя посылали, да без толку. Теперь вот снова наградной ушел.

– Получит?

– Вряд ли, – сомневается офицер. – У нас же как: помнят о человеке, лишь когда он нужен. Вот выведемся – и о нас все забудут. До следующей войны…

Олег Блоцкий, журнал «Самиздат» (Февраль 2000 года, Урус-Мартан – Танги – Мартан-Чу – Владикавказ – Москва)

За мужество и героизм, проявленные в этих боях, командующий группировкой войск в Чечне генерал-лейтенант Владимир Булгаков представил командира полка полковника Сергея Юдина и командира батальона майора Сергея Булавинцева к званию Героя России. Шло время, но ответа на эти представления не было. Документы, по всей видимости, где-то затерялись…

Сергей Булавинцев отправил письмо на имя Верховного главнокомандующего. Вместо детального и объективного разбирательства сотрудники администрации Президента России «отфутболили» письмо офицера в Минобороны – туда, где, собственно, и утеряли представления. Правда, в декабре 2001 года его пригласил на беседу первый заместитель начальника Главного управления кадров Министерства обороны генерал-лейтенант Резник. Внимательно выслушал, обещал разобраться и помочь. Но, видимо, пока еще не разобрался…

Ходатайство командира полка о награждении подчиненных могут, конечно, не утвердить вышестоящие должностные лица. Но представления на них были подписаны всеми, кому положено, включая командующего группировкой. И только Президент России должен принять окончательное решение: достоин офицер звания Героя или нет.

Тот, кто знает армейскую систему, согласится, что не мог быть утерян документ, у которого был исходящий номер и который ушел в вышестоящий штаб. Там его обязательно бы зарегистрировали. Но на каком этапе и в каком штабе исчезли документы – неизвестно. Остается надеяться, что их все же рано или поздно найдут.

«Есть у него характер…»

Юрий Чердаков, старший сержант, контрактник:

– Одного солдата-срочника никак не увольняли из полка из-за волокиты строевой части. У него жуткое было ранение, в живот, он весь был белый-белый, когда я его увидел. То, что он жив – это чудо. Мы объяснили ситуацию комбату Булавинцеву, что вот, наш товарищ не может уволиться из полка и получить боевые деньги. Мать за ним приехала, живет две недели, и никак не могут оформить документы. Майор Булавинцев пошел в строевую часть, а там подполковник по телефону с кем-то говорит. «Ну-ка, майор, ты подожди в коридоре!» – «Меня так это задело, – рассказал Булавинцев, – я в коридор не вышел, а разбил ему о голову телефонный аппарат».