Читать книгу "Неон, она и не он - Александр Солин"

«Неужели кольцо?» – подумала она. Но нет, там оказалась роскошная бриллиантовая подвеска.

«Что это?» – разочарованно спросила она.

«Мои глубочайшие извинения…» – склонился он.

«И сколько они стоят?»

«Зачем тебе, Наташенька?»

«Хочу знать, сколько стоит меня изнасиловать!»

«Но Наташенька!..» – умоляюще склонился он, и далее последовали оправдания, которые скопились у него за полтора месяца. В тот вечер он был воздушно нежен и до смешного робок, опасаясь и избегая ее малейшего неудовольствия.

Уже потом, когда история эта приобрела все признаки досадного недоразумения, он мечтательно делился с ней в темноте:

«Знаешь, Наташка, когда в соседнем номере застучала в стенку кровать, я проснулся и страшно возбудился! Ничего не мог с собой поделать! А когда ты стала сопротивляться, вообще озверел! Никогда в жизни не испытывал такого кайфа! Ты вот обиделась, а между прочим тебе ведь тоже было хорошо, я знаю – ты никогда раньше ТАК не стонала!»

Из чего она сделала нерадостный вывод, что теперь он едва ли удержится от насилия, подвернись ему удобный случай. Однако куда неприятней было обнаружить, что с некоторых пор она и сама была не прочь (господи, прости и помилуй!) быть изнасилованной. Со священным ужасом внимая своему постыдному желанию, она, тем не менее, видела в его исполнении единственный способ вновь испытать то унизительное, резкое и болезненное, что вспыхнуло у нее тогда в паху и царапающим стеклом растеклось по телу.

«Что делать, – терзалась она, – видно, именно так приходит ко мне этот проклятый оргазм, и к нему, как к тесной обуви надо только привыкнуть…»

Несколько раз после их примирения она, стыдясь и превозмогая себя, соединяла соблазн с запретом, как сладкое с горьким, отчего он и вправду набрасывался на нее, а она манерно, громко и слишком старательно сопротивлялась. Только все напрасно – добиться оргазма даже в том изуродованном, оболганном виде, в котором он предстал ей в Швеции, уже не удавалось.

В остальное же время она предпочитала ублажать его, сидя на нем верхом. Изводя любовника методичным и расчетливым волнением бедер, она с усмешкой наблюдала за игрой его перекошенного лица.

«Какое глупое у него лицо, когда он занят по-настоящему серьезным делом!» – весело думала она.

Неудивительно, что после их воссоединения на нее пролился финансовый дождь…

Время шло, укрепляя ее профессиональный опыт, а заодно обостряя углы личной жизни и увеличивая перекосы душевного равновесия. По-прежнему одинокие выходные, словно гулкие двери, захлопывались за очередной бесплодной неделей, а праздники обостряли одиночество. Без него она встретила две тысячи шестой и две тысячи седьмой, пока не убедившись в его несостоятельности, не взбунтовалась и в октябре две тысячи седьмого не хлопнула дверью его кабинета.

За неделю до разрыва состоялась их обычная встреча, привычно наполненная его урчащим чавкающим упоением, о котором он еще не знал, что оно последнее, и не знала она, пока вдруг не очнулась и не удивилась: «Что этот чужой голый человек делает на мне?»

«Хватит, попользовался!» – таким был ее вердикт, хотя на вопрос, кто кем попользовался он, скорее всего, ответил бы по-своему.

«А разве я не стою потраченных на меня денег?» – взметнула бы она бровь, ответь он иначе.

30

Вот так они с Юркой Долгих и очутились в литерном поезде, что привечал тех, кто имел дерзость и удачу выскочить из зеленых, а то и вовсе товарных вагонов, где как и сто лет назад по-прежнему «плакали и пели». Заняв места согласно состоянию банковских счетов, они обрели беспрепятственное счастье ублажать отложенные прихоти и наблюдать через окно за лишенными державной опеки плацкартными людишками, которые, созрев до состояния молочно-восковой смелости и с долларовым эквивалентом вместо сердца, метались по перрону, напоминая растерянных, отпущенных на все четыре стороны рабов. «Пусть увезет нас розовый вагончик в подушках голубых…» Но куда? Этого тогда не знал сам начальник станции.

Трудно сказать, имели бы они то, что имеют, если бы не тот, теперь уже определенно исторического значения телефонный звонок семнадцатилетней давности. Последовавший за этим совместный бизнес не разрушил, как часто бывает, их отношения, а, напротив, скрепил до дефицитного состояния. Однажды сойдясь, их жизненные пути двигались с тех пор с дружеской параллельностью. Возможно, они виделись не так часто, как им хотелось, зато исправно звонили друг другу, продолжительностью и разнообразием разговоров не уступая женщинам.

Пожалуй, самой большой их удачей после девяностого года стала операция по выводу денег на зарубежные счета накануне дефолта. Юрка, работавший тогда в банке, оказался у истоков тревожных слухов о том, что банки катастрофически теряют ликвидность. Не задумываясь, они за месяц до событий вывели средства из страны, оставив здесь самую малость, как оставляют арьергард прикрывать отход основных сил. И верно: после известных событий два из трех банков, в которых они держали счета, рухнули в одночасье. Дефолт, словно шило грубо и цинично проткнул воздушный шар безмятежных упований, поделив игроков на безвинно пострадавших и потирающих руки.

Они посетили Швецию и, подрядив там финансовую компанию для работы на Лондонской бирже, в сентябре девяносто восьмого частью средств вошли в рынок. С этого момента и начались их настоящие финансовые приключения – захватывающие, страстные и плодотворные. Иначе и быть не могло с людьми, имеющими за плечами финэк и свободные средства. Разве своим метафизическим обаянием финансовый рынок может сравниться с пошлой коммерцией – уделом грубых волосатых типов? Между ними разница, как между африканским шаманом и одесским шарлатаном.

Их мозговые штурмы количеством выкуренных сигарет и выпитого кофе равнялись усилиям среднестатистического офиса и привели, в конце концов, к более-менее доходной модели поведения, положившей в основание их действий чутье и умеренность. Финансовый рынок с его неровным настроением, в основе которого лежат истеричные ожидания, любит людей расчетливых, терпеливых, способных мгновенным выпадом взять добычу и укрыть надежным образом. Словом, людей-пауков.

И вот теперь, судя по всему, настал классический момент выбирать между большой жадностью и великим страхом. Момент, которого на рынке ждут годами, и который приходит тихо и незаметно, также как и уходит, наслаждаясь растерянностью незадачливых игроков. Следовало либо принять сторону умеренности и благоразумия и решительно сокращать позиции, заведомо мирясь с упущенной выгодой, которую могли бы принести остатки роста, либо, забыв обо всем на свете, раствориться в мониторе, следуя за змеиной непредсказуемостью пятиминутного графика цены и держа палец на enter, как на спусковом крючке. Иначе говоря, либо выйти из рынка со словами «всякое даяние есть благодеяние» и предаться честно заработанным удовольствиям, либо день напролет ловить, как говорят в этой среде, пипсы, отыскивая в малейшем движении рынка подобие прежнего опыта и чувствуя себя после торгов в очередной раз обманутым. И это притом, что никакой пользы обществу в таких геморроидальных посиделках нет.