Читать книгу "Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд"

Надо признать, что Трояновский и его московские коллеги тогда переиграли Буллита. Рузвельт считал Буллита ответственным за ухудшение отношений с Советами и это было одной из причин того, что он охладел к нему в конце 1930-х, а в Москву послал Дэвиса, во всем противоположного Буллиту. Но в конце 1941-го, когда война казалась почти проигранной и СССР отчаянно нуждался в американской помощи, Трояновский с коллегами решились на обратный ход; в этом и был смысл встречи Трояновского с Андрейчиным и встречи последнего с Пэйджем. Пытаясь отмотать эту историю назад и используя спасенного ими Андрейчина, Трояновский (или, возможно, его непосредственный начальник Соломон Лозовский) передавали, что Советское правительство «совершило ошибку, недооценив Буллита и сделав из него врага, и эта ошибка должна быть исправлена любой ценой… Советско-американские отношения крайне важны для России, и надо сделать все, чтобы улучшить их». В ноябре Буллит был назначен личным представителем Рузвельта на Ближнем Востоке, и Трояновский знал об этом; в Наркоминделе все еще считали, что Буллит делает высокую карьеру. Пэйдж так и понял ситуацию: «Трояновский предложил Андрейчину, чтобы он, являясь одним из старейших друзей Буллита, чей арест и высылка сыграли немалую роль в его отъезде, попытался восстановить контакт с ним, написав ему письмо и использовав свое влияние для смягчения взглядов Буллита на Советский Союз». Однако опытный Андрейчин, похоже, не хотел помогать режиму, от которого принял многолетние и бессмысленные страдания. Следуя инструкции, он написал Буллиту два письма, но они были полны жалоб на его одиночество в России, тоски по американским друзьям и пожеланий успеха Америке в ее войне с Японией. Передавая эти письма через американских дипломатов, Андрейчин мог быть искренен: «До тех пор пока я здесь, я не могу чувствовать себя в безопасности. Ты можешь представить себе, как эти страхи давят на меня днем и ночью», писал он в сентябре 1942-го. Он рассказывал Буллиту, как рад первым успехам американского флота в боях с японцами на Тихом океане и как на соседней улице Куйбышева, в посольстве Японии, тоже праздновали победы: несмотря на Перл-Харбор и последовавшую войну между Японией и США, дипломатические отношения между СССР и Японией продолжались в течение всей Отечественной войны, до августа 1945-го. То была стратегическая победа советской дипломатии и лично Соломона Лозовского, который с 1939-го руководил восточной политикой Наркомата иностранных дел. Отведя японскую угрозу, которую так боялся Сталин, от советских границ, он был расстрелян в 1952 году по другому делу стратегического значения, которым он тоже руководил, – делу Еврейского Антифашистского Комитета. Не пережил конца войны и близкий к нему по Совинформбюро Андрейчин. В 1946-м он стал начальником канцелярии первого лидера социалистической Болгарии Васила Коларова, а в 1949-м был арестован, вывезен в СССР и расстрелян НКВД как шпион американской и британской разведок. В 1989-м Андрейчина снова реабилитировали, что бы это ни значило, как говорил Пэйдж.

Заключительным посланием Буллита из Москвы стало его необыкновенно резкое и потому очень интересное письмо государственному секретарю, отправленное из Москвы 20 апреля 1936 года. Он уже получил назначение в Париж и мог теперь высказаться откровенно. В этом письме, которое подводило итоги многолетних бесед Буллита с Кеннаном и другими специалистами по России, содержались основные элементы американской политики никем тогда не предсказанной холодной войны. Советский Союз, писал Буллит, «уникален среди великих держав, потому что это не только государство, но и штаб-квартира мировой религии». Чтобы понять Советский Союз, нужно разобраться в его географическом положении, огромных ресурсах и «расовом составе». Но важнее всего, подчеркивал Буллит, разобраться в содержании «коммунистической религии»: это она определяет и внутренние институты СССР, и его «необыкновенные отношения» с другими странами. Мистическим содержанием этой религии, объяснял Буллит, является вера в то, что как только на земле установится коммунизм, «из человеческой природы сами собой исчезнут жестокость, ненависть, зависть, жадность и ложь». Пока коммунистический рай на земле не установился, строящее его государство может проявлять жестокость, ненависть и далее по списку. Но потом, с объявлением коммунизма, государство самоустранится. Тогда больше не будет зла, нужды и войны, и на земле воцарится тысячелетняя благодать. Так Буллит пересказывал «евангелие от Маркса, Ленина и Сталина».

Политическая система Советского Союза есть «безбожная теократия», формулировал Буллит. Ее верования, продолжал он, противоречат наследству Греции и Рима, учению христианской церкви и новейшим открытиям антропологов и психологов. Однако это факт, что в коммунистическую религию искренне верят миллионы молодых людей этой страны, и ее диктатор, и влиятельные помощники этого диктатора. Он подчеркивал искренность этой веры: конечно, многие из тех, кто благодаря ей добились земной власти, получают выгоду от своих верований; но нельзя отрицать, писал он, что в действиях большевиков «любви к человечеству столько же, сколько и ненависти, и что многие их них готовы принести в жертву во имя триумфа своей веры не только других людей, но и самих себя».

В середине 1930-х мысль о том, что большевизм (или коммунизм) – вид мировой религии, не была совсем нова; в России и потом во Франции ее активно пропагандировал Николай Бердяев. Уже после войны ее станут активно развивать бывшие попутчики Советов, выражая в формуле «Бог, который нас предал» свое разочарование. Эту формулу подхватит Ханна Арендт, один из друзей которой, выходец из Санкт-Петербурга Вальдемар Гуриан (Лурье) сделал ее основным тезисом своей политической философии; его книги о большевизме были опубликованы в начале 1930-х, но Буллит вряд ли знал о них. Развивая свой аргумент о коммунизме как мировой религии, Буллит сравнивал его с исламом. В обеих религиях, полагал он, много абсурдных положений, но от этого они как религии делаются только сильнее. Благодаря этой силе мусульмане, напоминал Буллит, стояли в свое время у стен Вены. Как ислам, коммунизм обещает человечеству всеобщее обращение посредством меча. Сегодня его Халиф – Сталин. Подобно фанатичным мусульманам у врат Вены, как их представлял себе Буллит, коммунисты готовы простить себе любые грехи – ложь, грабеж, даже массовое убийство, – если они совершены во имя их веры. Воинственный ислам – международное дело, и таков же коммунизм; в религиозной конверсии обманом и насилием – смысл и задача Коминтерна, писал Буллит. «Нет никаких сомнений, что правоверные коммунисты во всех странах, включая и Соединенные Штаты, верят в массовые убийства. Они лояльны не тем странам, гражданами которых они формально являются, но своей вере и Халифу этой веры». В условиях демократии контролировать таких граждан крайне трудно, предупреждал Буллит. Воспользоваться в их отношении теми методами, к которым прибегают немецкие нацисты, значило бы пожертвовать самой свободой, писал он, будто предвидя расследования сенатора Маккарти, которые пятнадцать лет спустя обрушатся на друзей Буллита. Но СССР покушается не только на американские свободы, объяснял он; под угрозой и жизни миллионов американцев. Эта угроза тем страшнее, что СССР – самодостаточная страна, наделенная огромной территорией и такими же ресурсами. «Благодаря своим богатствам Советский Союз пережил и переживет все ошибки неэффективной советской бюрократии». Благодаря этим богатствам СССР быстро развивался, быстрее чем нацистская Германия, считал Буллит, цитируя победные цифры советской статистики. Однако уровень жизни в СССР все еще очень низок – ниже чем где бы то ни было в Европе, включая Балканы, писал он. Сохраняя монополию внешней торговли, СССР не заинтересован в развитии международной экономики. Наоборот, он будет создавать хаос в делах капиталистических стран в надежде, что из хаоса и нищеты родится мировая революция [155].