Читать книгу "Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945 - Валерий Вахромеев"

Через полчаса хозяйка предложила нам искупаться. Она сказала, что вода уже согрета и нам после долгого пути следует помыться перед прибытием в Берн. В соседней комнате стояла глубокая ванна из оцинкованной жести. И я, и Василий с удовольствием приняли предложение. Смыли дорожную грязь и, раскрасневшиеся и довольные, вытерлись чистыми махровыми полотенцами. Хозяйка предложила нам выбрать что-нибудь из одежды ее мужа, так как наша одежда была довольно ветхой. Я постеснялся положить в стирку свое грязное и рваное белье. Я свернул его в тугой узел и засунул под матрац. Я надеялся вечером выбросить его на улицу, но такая возможность не представилась, и я забыл о нем. Вспомнил лишь через несколько дней, и мне стало стыдно за свой поступок.

Вечером, когда уже совсем стемнело, хозяйка вернулась вместе со своим родственником и его женой. Они предложили, сидя за вечерним чаем, нам самим заработать деньги на поездку в Берн. Они еще точно не знали, какая будет работа. Обещали зайти еще раз на следующей неделе. Заодно предложили принести какую-нибудь обувь для меня. Мои ботинки уже ремонту не подлежали. Долго мы сидели в этот вечер и говорили. Далеко за полночь хозяйка нас проводила в спальню. Широкая двуспальная кровать, чистое, крахмальное белье — такое нам только снилось. Мы моментально уснули.

Нас разбудили ласковые лучи солнца. Они веселыми зайчиками играли сквозь густую листву деревьев и заглядывали в окно спальни. Наскоро умывшись и одевшись, спустились вниз. Проспали мы довольно долго, так как хозяйка к нашему пробуждению успела уже приготовить завтрак и кое-что сделать по хозяйству. Чтобы не прослыть ленивыми нахлебниками, мы предложили помочь нашей хозяйке в домашних делах. Женщина решительно запротестовала, объяснив, что мы ее гости и она не позволит нам работать. Мы неоднократно предлагали свою помощь, пока жили в этом доме, но всегда хозяйка вежливо, но решительно отказывалась от нее.

Однажды Василий решил показать свое мастерство доения коров. Ему приходилось в детстве иногда доить коров в своей деревне. Он взял маленькую скамеечку и ведро. Хозяйка с батраком пошли проводить его на скотный двор. Я остался в доме. Прошло немного времени. Вдруг дружный смех раздался снизу. Вскоре в дом вошли все трое. Впереди шел мой товарищ, за ним швейцарцы. Хозяйка что-то говорила, от души смеясь и вытирая слезы. Я недоуменно глядел на Василия. Он сконфуженно улыбался. Потом он рассказал мне, что произошло. Подойдя к корове, наш дояр поставил скамеечку и сел. Только взялся он за соски, как корова сильно хлестнула его своим хвостом по лицу. Не смутившись после первой неудачи, мой друг опять попытался приступить к дойке. Корова, почувствовав чужого, взбрыкнула. Она опрокинула ведро и свалила самого дояра. Хозяева не смогли сдержать смеха. В хлеву стояли четыре упитанные коровы, и такими темпами Василий мог доить их целый день.

Батрак вежливо отстранил добровольного помощника и сам сел возле коровы. Его натруженные руки ловко замелькали, и тугие струи молока ударили в ведро. Уже немолодой человек, он справился со своей работой в считаные минуты. Подложив коровам свежего сена, он вытер руки о холщовый фартук. Я впоследствии неоднократно мог любоваться мастерством доения этого швейцарского крестьянина. От такого ежедневного труда на его указательных пальцах были твердые мозоли, а натруженные руки потрескались от работы с землей. Тогда я понял, что благополучие и достаток даются не просто, а тяжелым каждодневным трудом. Я и сейчас испытываю огромное уважение к простым сельским труженикам Франции и Швейцарии.

Прожили мы с Василием у вдовы несколько дней. Интересно было наблюдать за повседневной жизнью простой швейцарской семьи, за их укладом. Из уважения к хозяевам и мы стали перед каждой трапезой складывать перед собой ладони, как бы участвуя в их молитве. Хорошая эта традиция: обратиться мысленно к Всевышнему и поблагодарить его за жизнь и за хлеб!

Вечерами все собирались за столом, и шла неторопливая беседа. Мы рассказывали о нашей жизни, а хозяева о своей. Недостаточное знание языка компенсировалось показом семейных фотографий. Однажды со мной произошел казус. Молодая сестра нашей хозяйки пригласила меня после ужина посмотреть семейный альбом. Мы поднялись на второй этаж в просторную гостиную. В ней меня поразила большая кафельная печь-лежанка. До этого я никогда не видел таких печей. Вся комната сияла чистотой и уютом. Заботливо вытканные половички вели от двери прямо к столу. Вокруг стола стояли стулья. На них были постелены мягкие, расшитые подушечки. Этот нехитрый уют поразил меня, наверное, после всех пережитых мучений и лишений. Ведь не прошло и трех месяцев, как мы бежали из ада. Так вот, сели мы за стол, девушка открыла альбом. Переворачивая страницу за страницей, рассматриваем фотографии. А у меня, после голода, лагерной баланды и перемены в питании, началось бурление в животе. Я смутился, понимая, что девушка это прекрасно слышит. Уже только делаю вид, что рассматриваю снимки, пытаюсь задержать дыхание, заглушить утробные звуки — все бесполезно. Ерзаю на стуле, краснею и, не выдержав, выбежал из комнаты. Как же мне было стыдно!

Через два дня пришел родственник хозяйки и принес мне ботинки. Он объяснил, что это самый большой размер, какой он мог найти: «die grose Schuhe» («большие ботинки»). Но мне, чтобы их надеть, пришлось разрезать в подъеме. После этого я уже был обут и одет. Я был готов к поездке. Родственник сказал, что через два дня, в субботу и воскресенье, мы сможем заработать немного денег на дорогу до Берна. Мы должны будем два дня пилить и колоть дрова. Он поехал на велосипеде к себе домой в город Понтруит, расположенный недалеко от границы.

В последние дни я стал замечать, что хозяйка как-то странно, с подозрением посматривает на меня. Вскоре Василий смог узнать причину ее недоверия. Оказалось, что уже неоднократно родственники хозяйки говорили ей, что я, наверное, французский контрабандист, а вот Василий — действительно русский. Все объяснялось цветом волос. Я был темноволосый, а Василий — блондин. У швейцарцев, не видевших русских, сложилось мнение, что все русские должны быть светловолосыми, а я не вписывался в это представление. Долго я переубеждал добрую женщину. Но, как мне кажется, я не смог ее убедить. Дело в том, что французские контрабандисты скупали в Швейцарии дефицитные вещи (шоколад, табак, спички и т. п.) и переправляли в оккупированную Францию. Там все это выдавалось по карточкам. Поэтому контрабандисты могли хорошо заработать на перепродаже. Вот так и я неожиданно попал в их компанию.

В пятницу, когда достаточно стемнело, родственник хозяйки отвел нас в Понтруит. Там мы жили в его доме, пилили и кололи дрова. Дрова мы складывали под навес. После работы все вместе садились за стол. В первый день хозяин поставил на стол трехлитровый кувшин домашнего вина. Но, увидев, что мы его полностью опорожнили, в следующий раз дал вина каждому по стакану. Кувшин на столе больше не появлялся. К вечеру в воскресенье мы полностью закончили свою работу и вернулись в дом к вдове.

Отъезд назначили на вторник и стали готовиться к поездке. Хозяйка начистила до блеска нашу обувь, отгладила одежду. Мне на голову она предложила надеть традиционный национальный убор — полосатый колпак (как у сказочных гномов).