Читать книгу "Прорыв "Зверобоев". На острие танковых ударов - Владимир Першанин"

Комбат пристроил ее в своем штабе. Подразделение немалое, три роты, техника, делопроизводство. Батальон обслуживал дивизию, комбат был вхож к командиру дивизии, и жизнь Марины сказочно переменилась. Остались позади холодные траншеи, землянки, где воды по колено, артиллерийские обстрелы.

Учитывая образование (техникум связи), Марину поставили на офицерскую должность, вскоре стала помощником начштаба, получив вторую звездочку на погоны. Вначале болезненно прислушивалась к сплетням и злому шепоту за спиной. ППЖ, походно-полевая жена, спит с женатым мужиком на двадцать лет себя старше.

Потом привыкла. Первую медаль, полученную неизвестно за что, долго не решалась носить, затем получила орден, недавно – второй. За умело налаженную связь и личную храбрость в решении боевых задач. Так отмечалось в наградных листах. И правда поверила, что приносит пользу. Тем более в штабе батальона перед ней заискивали, хвалили.

А что говорят в ротах, она не слышала, да и не хотела слышать. Собачья работа у связистов на линии. В любую погоду иди, налаживай связь. Молодые девчонки порой плакали от страха и жалости к себе, когда ползли под разрывами мин, сращивая перебитый провод. Чаще боялись не смерти, а что искалечит падающая мина, оторвет ногу или руку.

От девчонок да и мужиков-связистов Марине за спиной доставалось немало язвительных слов. Пригрелась на теплом месте, только успевает награды получать. Правильно говорят, кому война, а кому мать родна! Офицерские звездочки и близость к начальству изменили ее характер, добавив самомнения, снисходительной жалости к тем, кто не смог устроиться на войне.

С молодым светловолосым самоходчиком, Саней Чистяковым, сошлась в санбате без особых раздумий. Любовь не любовь, а привязалась к нему быстро. Проводила время и спала, не боясь своего майора. По характеру тот был мягкий. Подвыпив, обещал жениться, говорил, что не мыслит без нее жизни.

– Уедем мы с тобой, Маринка, после войны в теплые края. Родишь мне сына, дочь. Заживем свободно, ни на кого не оглядываясь. Кроме тебя, никто мне не нужен.

Наутро молчал, а когда приходили письма от жены и взрослых детей, ходил растерянный. Тайком от Марины писал ответы: люблю, целую. Такая жизнь становилась ей в тягость, но деваться было некуда. Отпросится, уйдет на другую должность, тоже появится начальник, покровитель. С одним спала, и с этим спать придется. Да и куда уходить от сытой благополучной жизни?

Снова в окопы? В грязь, холод, под обстрелы, где жизнь гроша ломаного не стоит? Жила, не думая о будущем, а встретив Саню Чистякова, вообще про все забыла.

Дни в санбате летели быстро. Чистяков получил несколько писем из дома, одно от Кати. Отложил в сторону, было не до ответов. Увлекся не на шутку Мариной.

Приехали навестить его капитан Сергей Глущенко и Вася Манихин. Сообщили последние новости. Когда в полку остались всего две избитые, помятые в боях самоходки, вывели остатки полка на переформировку. Количество машин собираются увеличить, командиров не хватает. Комполка Пантелеев ждет Чистякова, место держит. Наводчик Федя Хлебников попал в госпиталь (ранение головы), но скоро выписывается, просится в прежний экипаж.

– Возьмешь Федора? – разливая водку в кружки, спросил сержант Манихин со второй медалью на груди.

– Чего ж не взять. Наводчик опытный, хоть и не в себе был последнее время.

У Глущенко новенький орден Отечественной войны. Рассказал, что Степан Авдеев получил посмертно такой же. Переформировка идет полным ходом, поступает техника, приходят новые люди. Обязанности командира второй батареи временно исполняет Павел Рогожкин.

– Кто же его назначил? – вырвалось у Сани.

– Парень, конечно, не орел, – сказал Глущенко. – Но в последних боях вроде неплохо себя проявил. Был контужен, остался в строю. Ты долго еще здесь лечиться будешь? Что Пантелееву передать?

– Через недельку выпишут.

Ребята уехали, оставив кое-какие харчи, фляжку водки. А у Сани защемило сердце, так не хотелось расставаться с Мариной. Собрались вместе с Шаламовым, Олейником и Андрюхой. Выпили, закусили трофейными консервами и хорошим салом. Иван Олейник, которого тоже готовили к выписке, неожиданно попросил Саню:

– Поговори со своим начальством. Может, меня к себе возьмете. Я ведь и гаубицу МЛ-20 неплохо знаю, командовал одно время взводом этих орудий. Тягач умею водить, так что освоюсь, не сомневайся.

Сразу вмешался Шаламов:

– Куда ты лезешь? Самоходка – тот же танк. Горят, как свечки. Командуй своими гаубицами и не ищи приключений.

Обычно молчаливый Олейник огрызнулся.

– Я капитаном на войну ушел, а сейчас лейтенантом хожу. Самый старый взводный командир в полку. Молодежь пальцами тыкает, мол, всю войну под юбкой просидел.

– Дуракам рот не закроешь…

– Не только дураки так считают, – горячо рассуждал Иван Олейник. – А я ведь кадровый офицер, мечтал о многом. «Зверобои» всегда на острие, хочу заплатить за все свои грехи. А если что, то смерти не слишком боюсь. Поговоришь насчет меня, Саня?

– Поговорю. Только не знаю, что получится.

Проницательный Шаламов в тот же вечер, отозвав Чистякова в сторону, мрачно заметил:

– Ерунда все это. Я знаю статус тяжелых самоходных полков. Вы же в резерв Главного командования входите. Абы кого туда не берут. Иван хороший мужик, но на нем два года оккупации висят. Повезло, что до рядовых не разжаловали, а к вам его точно не примут.

– Если просит, поговорю, – ответил Саня. – Я бы его к себе в батарею взял.

Но вскоре произошло сразу несколько событий, которые ускорили выписку Чистякова из санбата. Аукнулось оно и на судьбе не раз горевшего и битого танкиста Шаламова.

Мир не без добрых людей. Кто-то из таких «добрых» и настучал командиру отдельного батальона связи, что его молодая подруга спуталась с таким же молодым старшим лейтенантом.

Полдня гнал до санбата на своем «виллисе» майор. Нашел Чистякова и, дергая щекой, пересеченной старым шрамом, кричал, хватался за кобуру:

– Пока мы воюем, такие хлыщи чужих жен охмуряют. Да я тебя, сопляка…

– Тут сопляков нет! – отпихнув в сторону майора и набычившегося старшего лейтенанта Чистякова, заорал Шаламов. – Убери руки с кобуры, пока их не выдернул. Развели баб на фронте, поделить не могут. Пошел отсюда! Тебе впору внуков нянчить, а ты, как петух, в драку из-за девки лезешь.

Спокойнее всех вела себя в этой ситуации Марина Емченко.

– Не кричи, Семен. Я собираю вещи, уезжаем. Наслушался сплетен, примчался порядки наводить.

Пожилой, лет за сорок пять, майор утих, подруге ничего выговаривать не стал. Опасался, что психанет и бросит его. Но пока Марина собиралась, оформляла документы, отыскал замполита санитарного батальона и, захлебываясь, выложил:

– Распустили вы своих подопечных. Некоторые уже давно выздоровели, жеребячьи игры устраивают. На баб у них сил хватает, а на фронт не торопятся.