Читать книгу "Бедная Настя. Книга 3. В поисках счастья - Елена Езерская"

— Поговори с Владимиром Ивановичем, он поможет, — никак не хотел поверить в искренность ее слов Никита. — Он обещал.

— Я не нуждаюсь в его помощи, я справлюсь сама!

— Ты… любишь его? — вдруг тихо спросил Никита, глядя ей прямо в глаза.

— О чем ты? — Анна почувствовала, что краснеет. — Нет, нет! Нет!

— Тогда почему ты отказываешься?

— Потому что я не хочу ни от кого зависеть.

— Так ты решила уйти?

— Думаю, да. Я сниму комнату, устроюсь гувернанткой или буду давать уроки пения. Я не пропаду!

— Аня!

— Я прошу тебя, Никита, оставь меня сейчас. Я хочу собраться с мыслями. Ты хороший друг, и я тебе благодарна за сочувствие и поддержку, но, пожалуйста, позволь мне самой рассудить свою дальнейшую жизнь.

Анна поняла, что Никита обиделся, но у нее более не было сил убеждать и уговаривать его не мешать ей обдумывать, вероятно, самое важное в ее судьбе решение. Никто не мог понять ее лучше ее самой, а она сама себя не понимала. Как будто дорога привела Анну к былинному камню, за которым любой путь ведет в никуда или черт куда знает. И сейчас ей стали бесполезны чьи-либо советы, ибо лишние разговоры только увеличивали сомнения, а колебания грозили расшатать такое хрупкое равновесие в ее душе.

Когда Никита, понурившись, ушел, Анна еще раз пересмотрела свои театральные наряды и вдруг поняла, что не испытывает к ним никакого пиетета и прежнего трепета. Она решительно вышла из гостиной и поднялась в свою комнату. Там собрала в саквояж все самое необходимое, что окажется полезным на первое время, и оделась потеплее. Потом черным ходом Анна спустилась на двор и, оставшись незамеченной, направилась прочь от дома.

На улице кружила легкая метель, и вскоре Анна поняла, что ресницы обледенели и слиплись. Она остановилась, чтобы протереть глаза, и тотчас услышала над собой испуганный окрик и увидела вздернутую натянутыми поводьями лошадиную морду. На мгновенье Анна остолбенела, потом выронила из рук саквояж и без чувств упала в снег на тротуаре…

* * *

— Где она? Где Анна?! — закричал с порога Оболенский, врываясь в гостиную Корфов.

— Не гневайтесь, барин, не знаю, — тихо ответствовал Никита.

Он сидел на диване в тулупе, все еще поеживаясь от холода, и пил принесенный ему Матвеичем чай.

— То есть как это — не знаете? — растерялся Оболенский.

— А вот так! — метнув в его сторону недобрый взгляд, отрезал Никита. — Я ее уже полдня ищу! Весь дом обыскал, на чердаке и в подвале смотрел. Все соседние улицы обегал, до последней косточки промерз… Нет ее нигде, как сквозь землю провалилась… Ушла она…

— Как ушла? Почему ушла?!

— А вы не знаете? Да вот как письмо ваше с отказом получила, тихо собралась и ушла. Совсем ушла!

— Да что ты заладил, голубчик! Человек — не иголка в стоге сена, не могла она просто так в воздухе раствориться!

— А если и растворилась, вам-то что? Вы свое дело сделали — Анна последнюю надежду потеряла! Вот и сгинула…

— Кто — «сгинула»? О ком речь?

Никиту аж подбросило — на пороге гостиной стоял Корф. За ним виднелась женская фигура. Никита подумал — это Анна с ним пришла, но потом разглядел, что женщина — та, что гостила недавно у Долгоруких, госпожа Болотова, кажется.

— Владимир Иванович! — бросился к нему Никита. — Аннушка пропала!

— Что значит — пропала?! — Корф побледнел, шагнул навстречу Никите и вдруг заметил Оболенского. — Сергей Степанович? Что здесь происходит?

— Видите ли, — немного смущенно принялся рассказывать тот, — я немного приболел и велел своему инспектору принять Анну. И вдруг он сообщает мне, что прослушивание прошло ужасно, что Анна бездарна и откровенно домогалась его. В связи с чем, он на свой страх и риск отписал ей отказ и передал письмо сюда. Я был потрясен и велел разыскать Анну немедленно и привести ко мне. И вот он приезжает с той несносной девицей, что сидит сейчас в моей карете. Если вы позволите привести ее…

— Я мигом! — кивнул Никита и выбежал из гостиной.

— Хорошо, — кивнул Корф и велел толкавшемуся позади него Матвеичу взять вещи его спутницы и отвести ее в одну из гостевых комнат.

Женщина пыталась пробиться для приветствия к Оболенскому, но Корф невежливо вытолкал ее за дверь и плотно закрыл обе створки. Потом предложил Оболенскому присесть. Тот поблагодарил, но отказался — князь был взволнован и не находил себе места.

— Просто нелепость какая-то! Эта мошенница явилась в театр на прослушивание вместо Анны! Но, однако, неудивительно, что мой помощник, господин Шишкин, просто выгнал ее — я помню ее вопли в библиотеке у вас в имении! Это зрелище трудно забыть — худшего балагана нет даже на тьмутараканской ярмарке! И я ничего не мог сделать, меня не было в театре…

— Сергей Степанович, — мягко сказал Корф, — прошу вас успокоиться. Эмоциями делу не поможешь, сейчас вернется Никита, и мы во всем разберемся.

— Представляю, что чувствовала бедная девочка, получив отказ! — не унимался Оболенский. — Талантливые люди так хрупки, так чувствительны! Понятно, что она не выдержала позора и ушла. Что скажет Иван, глядя на нас с высоты Небес?

— А ну, иди! — Никита втолкнул в гостиную сердитую Полину.

— Я здесь ни при чем, — тут же принялся объясняться вошедший следом Шишкин. — Я Анну Платонову прежде не видел. Эта сказала, что она Анна. И стала читать. Преотвратительно, скажу я вам. Потом еще и танцевать хотела, но я ее выгнал-с, выгнал-с взашей! Слава Богу, что ей мало показалось, и она опять пришла, и все домогалась до Сергея Степановича, а он-то ее и раскрыл.

— Довольно! — закричал Корф. — Полина, негодная, что ты делаешь здесь?!

— Хотела в актрисы поступить! — истошно завопила Полина, вырываясь из рук Никиты и бросаясь в ноги хозяину. — Невиноватая я, барин! Анна сама ушла, собрала вещи и ушла!

— Никита, куда ушла Анна?

— Все обежал, барин, — Никита в отчаянии развел руками. — Не знаю, где еще и искать-то… С ног сбился. Из-за нее все!

Никита замахнулся на Полину, и та поспешно отбежала от него в дальний угол гостиной.

— Надо что-то делать! — воскликнул Оболенский.

— Я здесь ни при чем, — снова принялся оправдываться Шишкин.

С того дня, как в его кабинете появилась эта мнимая Анна Платонова, вся его жизнь пошла кувырком. Обычно степенный и вальяжный Оболенский кричал уже второй день, срывая на нем зло. И кроме прочего, испортил ему всю обедню — девица-то податливой оказалась, можно сказать, почти отдалась и совершенно безвозмездно, хотя он ей не то, чтобы протекцию, но репетиторство пообещал. А тут — крик, гам!.. Девицу хватай, держи, точно он жандарм какой!

— Она из «Онегина» читала — ужас! — продолжал заискивающе объясняться Шишкин.