Читать книгу "Древние чары и Синдбад - Шахразада"

Все так же недоумевая, Синдбад ответил:

– Родители моей жены живут по соседству, в нескольких кварталах. Они сами дали согласие на наш брак.

– Но знают ли они о проклятии, что полонило твою Амаль?

– Не понимаю, почтенный, отчего ты так настойчив… Нет, они не знают о проклятии – я решил сам излечить прекраснейшую. Ведь именно мне она доверила право ежесекундно заботиться о себе.

– Глупенький, – пробормотала Кара, всматриваясь не в лицо Синдбада, а в разложенные перед ней карты с яркими рисунками. – Конечно, они согласились, не враги же они собственному ребенку. Но скажи мне, быть может, тебя о чем-то предупреждали эти удивительные существа? О чем-то просили?

– Существа? Да они самые обычные люди! Заботливые и доброжелательные. Просили ли… Нет, не просили…

– Припомни, мальчик. Это очень важно! Я вижу здесь, что ты сделал нечто, идущее вразрез с их волей. Но что?

Синдбад честно пытался вспомнить хоть об одном споре. Но не мог. «Что же могло идти вразрез с их повелениями?»

Однако стоило Синдбаду глубже погрузиться в воспоминания, как всплыла в его памяти фраза, которую проговорил вполголоса извинявшийся Дахнаш: «Об одном лишь прошу я, никчемный. Не приглашайте имама для совершения свадебного обряда. Не опускайтесь до того, чтобы просить помощи у Бога, в каком бы из обличий он ни выступал…»

– Ты права, мудрая кудесница. Почтенный отец моей прекрасной Амали просил, чтобы мы не приглашали имама для совершения свадебного обряда, чтобы не опускались до того, чтобы просить помощи у Бога, в каком бы из обличий он ни выступал. Но что сие значит?

– Так, значит, имам все-таки совершил обряд?!

– О да… Остался недоволен мздой и потому ретировался более чем быстро… – недоуменно ответил Синдбад.

– Аллах всесильный, какой же ты глупец! Вот из-за этого и страдает теперь твоя жена! Зачем?! Зачем, воистину, ты позвал этого старого болтуна? Зачем просил защиты у Бога?

– Защиты? – Синдбад по-прежнему ничего не понимал. Хотя настойчивость и даже грубость Кары его начала уже пугать. – Никакой защиты я не просил. Это же давняя традиция – вот я и решил не отступать от традиций родины ни на шаг…

– Воистину, нет глупости большей, чем слепое следование старым привычкам и традициям… Но теперь уже ничего не попишешь.

– О да, уважаемая, – кивнул Хасиб. – Теперь следует избавить несчастную от последствий глупого поступка ее мужа, пусть и совершенного из лучших побуждений.

– Знай же, Синдбад-кузнец, что именно тем, что ваш брак был освящен имамом, ты и вызвал к жизни давнее проклятие. Говорят, что Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, творец всех чудес мира, призвал на головы ослушников все, что только мог придумать.

Твоей жене досталось проклятие вечного сна. И снять его сможет лишь тот, кто призвал его. Так что именно тебе придется потрудиться, дабы чары развеялись. Я не знаю, в чем будет состоять сей труд, знаю лишь, что может это продлиться бесконечно долго – ибо Сулейман ибн Дауд был настоящим волшебником и вполсилы ничего не делал.

– Я готов на все! И не потому, что сам виноват! А потому, что нет в мире женщины лучшей, чем моя Амаль!

– И да будет так! А теперь повтори-ка мне то, что нашаманил тебе этот глупый знахарь…

Синдбад опустился на подушки и, прикрыв глаза, постарался воспроизвести слова безумца как можно более точно.

– Он так и сказал? «Напоить деву водой жизни из колыбели жизни…»?

– О да, мудрейшая. Так и сказал.

– Не так уж он и безумен, как говорят… «Вода жизни», без сомнения, это молоко. Значит, надо будет напоить девочку теплым молоком. Сие нетрудно. Вот и коза уж который день недоенная… Колыбель… Колыбель жизни…

Кара начала осматриваться, пытаясь то ли найти разгадку, то ли просто отвлечься от раздумий.

– Это же яйцо! Должно быть, надо окропить губы твоей уснувшей супруги молоком, налитым в скорлупку яйца…

– Но это же так несложно, почтенные. Неужели избавление будет столь простым? Неужели моя любимая вот-вот откроет глаза?

– Так не медли же! Вот куриное яйцо. – Кара вытащила из корзинки это самое яйцо, не обращая ни малейшего внимания на громко возмутившуюся курицу. – Вот коза…

Теперь Синдбад поднимался в опочивальню совсем иначе – не с опасением, но с надеждой! Он и двигался иначе – не боясь потревожить жену, а пытаясь возвестить о своем появлении.

Вот капнуло молоко на чуть приоткрытые губы Амали… И та издала вздох, такой долгий и долгожданный… Вздох, прозвучавший громом в тиши. Всего один, но такой желанный и такой обнадеживающий вздох. И потом вновь пала тишина… Тишина неподвижности, тишина ускользнувшей мечты…

– Что ж, друг мой, мы попытались, верно? – Хасиб был обескуражен и, пожалуй, расстроен не менее, чем сам Синдбад.

– Смотри, мальчик, – карканье старой вороны цыганки в тот миг показалось Синдбаду слаще самого сладкоголосого пения. – А ведь девушка-то шевельнулась. Уста ее чуть заалели, да и дышит она теперь чуть чаще… Похоже, малыш Хасиб, ты на правильном пути.

– Должно быть, так, – пожал плечами Хасиб-чародей. – Но стоять на правильном пути и добиться победы – это несколько разные вещи. Ты не находишь, уважаемая?

– Самая большая победа начинается с маленького первого шага… – пожала плечами в ответ цыганка. – Теперь осталась малость – понять, чего мы не поняли…

Казалось, что Хасиб не слышит старухи – он отдал окаменевшему от разочарования Синдбаду чашу с молоком и опять стал руками производить движения над ложем.

– Воистину ты права, почтенная, и мы на верном пути. Полог ледяного холода стал куда тоньше. Хотя моих сил не хватит, чтобы пробить его.

– И это есть добрый знак, мальчик. Это добрый знак… А теперь попытайся вернуть себе силы – вечером представление. Боюсь, ты сможешь потерпеть неудачу, если сейчас же не перестанешь тратить свой дар.

– Но мы же вот-вот достигнем цели!

– О нет, юноша. Боюсь, что «вот-вот» мы ее не решим.

– Не спорьте, добрые мои спасители! – Синдбаду была приятна горячность Хасиба и суровая честность цыганки.

– Мы не спорим, почтеннейший. Мы так давно дружим, что скорее соглашаемся друг с другом. Но, увы, – тут Хасиб стал говорить тише, – я и в самом деле мечтаю тебе помочь не потому, что от этого зависит судьба прекрасной женщины, а потому, что глупое школярское нетерпение заставляет меня торопиться.

– Ты уже помог мне, умнейший. Ибо я знаю достаточно, чтобы, не впадая в отчаяние, искать вместе с тобой предмет, каким может быть сей «источник жизни».

– Ты не понял, достойный супруг, – в разговор вмешалась Кара. – Мы знаем, что это за предмет. Это яйцо. И осталось лишь понять, каким должно быть яйцо, чтобы все-таки разбудить твою жену и тем самым развеять тысячелетние чары.