Читать книгу "Ослиная Шура - Александр Холин"

И всё бы, наверно, кончилось по уму, но вдруг девушка сама его уцепила за руку и только шёпот:

– Вот он!

Кто – он? – спутник Чернавки не сразу понял, да и не до того было. Но девица вцепилась в рукав, словно жернов в зёрна или вилы в сено, а оторвать бабу от себя не способен никакой новосильный мужик.

Парень попытался оглядеться то ли из чутья, то ли из заветных природных общений с внешним миром. Прямо сквозь кусты от сопки, со стороны Алатырь-камня проламывался медведь. В общем-то, зверь не очень походил на медведя а, скорее, это было какое-то существо. Но живое. И лохматости в нём было не меньше, чем у заправского таёжного мишки.

– Это Иркуйем-богал,[37]– шепнула его спутница. – Он был когда-то ангелом. Не шевелись, иначе не выживем.

А существо ничем агрессивным себя не выдавало, просто шлёпало по болоту, словно в сосняке или малиннике. На голове у него была косматая шевелюра и по телу – густая шерсть, похожая издали на медвежью шкуру.

Однако, присмотревшись, можно было сразу заметить разницу между медвежьей шкурой и волосяным покровом этого существа. Тем более по болотной топи оно топало, как посуху. А это было довольно-таки странно, поскольку выглядело оно взрослее взрослого и с косой саженью в плечах. К тому же Иркуйем-богал усердно хрюкал, как сбежавший из тайги кабан, которому захотелось вдруг поваляться в Игримской грязи, то есть принять ванну.

– Он кто? – не утерпел Толмай от вопроса.

– Ты что, не видишь? – зашипела Чернавка. – Демон это. Болотный. Они к нам иногда ночами приходят с востока, но через черту переступить не в силах. А по ночам такой вой поднимают. Ужас! У нас говорят: вольно Иркуйему в своём болоте орать.

Толмай понял, что повезло увидеть ожидаемое чудище. И всё же казалось странным: существа, чья таинственность, неуловимость и опасность превратили их в мировую легенду, чуть ли не страшилку, на самом деле оказались удивительными, непонятными, невероятными, причудливыми, безобразными, странными, свирепыми, фантастическими, но не страшными. А ведь когда-то все они были Божьими ангелами!

Меж тем Иркуйем лёгкой поступью ступал на покрывавшую болотную жижу траву, но не проваливался. Толмай не верил своим глазам. Может, в этом месте вовсе не болото, а настоящая поляна? Но сомнения вскоре рассеялись.

Прямо у ног существа вода запузырилась и высоко вверх над болотной поляной взлетела толстенная змеюка. Взметнувшись метров на пятнадцать над поверхностью болота, змеюка зависла, разглядывая огненными глазищами косматое существо. Потом начала свиваться вокруг пришельца кольцами. Толмай открыл рот от удивления. По спине змея вздымались острые костяные перья, а шкура покрыта довольно крупной серебристо-чёрной чешуёй.

– Кто это? – только и сумел выдавить Толмай.

– Тот, кто закручивается в спираль, – просипела Чернава. – Тот, кого не ждали, царь-Горыныч!

– Знаешь, – тоже прошептал её спутник, – в храме Аккади есть халдейские надписи, где пишут о таком змее. Я думал это выдумки жрецов!

– Тихо ты, – снова зашипела Нава. – Если услышат, нам не уйти. Мы не готовы на встречу с ним.

Змей сворачивался многоярусными кольцами, но голова его оказалась прямо напротив рыла лохматого чудища. Снизу из-за свёрнутых колец показалась мохнатая мощная лапа Иркуйем-богала и почесала змея под челюстью. Тот радостно захрюкал, затем развернулся по глади болота, подставляя лохматому зверю спину с костяными перьями.

Хотя Иркуйем был довольно крупным зверем, но сумел втиснуться меж острыми костяшками на хребте царь-Горыныча. В следующую секунду змей, извиваясь, пополз по болоту в сторону вересниковых зарослей, где притаились Чернава с Толмаем. Мощная змеиная чешуя не боялась колючек, и толстое тело быстро проскользило рядом, обдавая схоронившихся людей крутым смрадным запахом.

Толмай отпрянул в сторону по интуиции, только далеко отпрыгнуть всё же не успел. Хвост дракона разбил его кожаный панцирь в клочья. Но что панцирь – парень услышал пронзительный крик своей спутницы!

Встряхнув головой, он огляделся. Змей пронёсся в лес, к Алатырь-камню, оставляя за собой широкую тропу. Но, ни среди кустов, ни на тропе Чернавы не было.

– Нава, где ты? – застонал странник. – Нава, милая, откликнись!

В ответ прошумел только ветер в кронах кедрача.

– Нава, Нава! Это я виноват! – юноша завыл, как смертельно раненный зверь, упал на колени и ударил кулаками в землю. – Не покидай меня, Нава! Что мне делать, Нава?..

В кедраче снова зашумел ветер, подхватил беспомощный крик и унёс его на вершину сопки. Толмай поднял голову и увидел Алатырь-камень, но в этот раз прямо в середине белого гранита зияла огромная трещина, будто царь-Горыныч расколол камень надвое и уполз в Зазеркалье, унося с собой Иркуйем-богала и сибирскую красну девицу.

Тут только Толмай понял, что за Чернаву он отдал бы всё на свете, лишь бы девица была рядом, лишь бы слушать её наставления, лишь бы ещё хоть разок заглянуть в глаза девушки. Да только сделанного не воротишь: не смог он уберечь девицу от клыков дракона! Видимо, это было наказанием за болтовню Навы, за указ на Бел-горюч камень, через который можно проникнуть в Зазеркалье.

Глава 8

Шура долго вспоминала этот сон, пришедший единожды, но уже никогда не повторявшийся, как некоторые другие сны. Самое интересное, что этой сибирской красавицей Чернавкой была сама Шура! Почему этот сон опять возвратился к Шурочке и кто такой Толмай, несостоявшийся поклонник, девушке, вероятно, надо было угадать самой, потому что сон не оставлял её. Более того, она, порой не к месту, вспоминала запах Игримского болота, смешанный со свежим таёжным порывом ветра и жуткую вонь царь-Горыныча, промчавшегося по кустам мимо Толмая с оседлавшим его Иркуйем-богалом.

Ничего в этом мире не происходит просто так и этот сон, видимо, послан ей для определения судьбы своей, не зависящей от пространства и времени. Ведь вся прошлая жизнь была явным преддверием будущего, к которому она должна себя подготовить.

Встреча её с отцом Агафангелом не прошла даром: Шура стала захаживать в церковь, иногда бывала и на Валаамском подворье, которое находилось совсем недалеко от Белорусского вокзала. Как правило, после службы они беседовали с отцом Агафангелом иногда даже совсем не на церковные темы. А однажды монах дал девушке телефон своего учителя иконографии Павла Петровича. Узнав, по чьей рекомендации обращается Шурочка, художник без лишних расспросов назвал адрес мастерской, пригласил в гости.

Мастерская была недалеко от дома художников на Брянской улице, где до сих пор жила Шурочка, на углу Калошина переулка и Сивцева Вражека. Арбат – место любимое не только москвичами – жаль, маловато таких в первопрестольной, всё больше холдинги-молдинги-билдинги и всевозможные прочие заграничные заимствования.