Читать книгу "Адамантовый Ирмос, или Хроники онгона - Александр Холин"

Своими поступками и решениями, каждый насельник Земного Шара направляет сознание в ту, либо другую сторону. И на каком костре запылает его душа – неизвестно даже Творцу, потому что человек создан по образу и подобию, то есть, также не отдаёт себе отчёта в совершаемом творчестве. Только сделав что-нибудь и оглядев сотворённое немного со стороны, новоявленный творец может сказать, что это хорошо! Или же наоборот, уничтожить сделанное, растоптать, исковеркать, а затем сесть, охватив голову руками, жалея себя бедного, несчастного, но такого хорошего! И почему Бог позволяет своему сыну творить неблагословенные дела? За что такие напасти? В чём бедный человек виноват перед Отцом?

Среди людей давно известно одно высказывание или, если хотите, откровение: «Аз есмь огонь внутри Себя, огонь служит Мне пищей и в нём Моя жизнь». Догадываешься, кому принадлежат эти слова, и что за ними скрывается?

С другой стороны господа материалисты утверждают, что человек, мол, только тогда стал человеком, когда палку в руки взял и приручил огонь. Приручил?! Разве можно приручить нечто самоё в себе? Разве можно управлять жизнью Солнца или, если рассуждать немного поприземлённей, остановить мчащийся на полной скорости локомотив, набросив на него ковбойское лассо?

Человек в до-Потопные времена просто жил и размножался на тёплой планете. Мяса он не ел – не нужно было. Только у травоядных на земле есть аппендикс – орган, способствующий переработке растительной пищи. Зачем человеку огонь? Не логичнее ли будет предположить, что он просто убежал бы от огня, как и остальные животные. Меж тем человек всегда находит в огне часть себя самого. Он тянется к нему как… как ребёнок к матери. Не странно ли? И, повторяю, другие земные твари бегут от него как… как от огня.

– Или как чёрт от ладана, – подумал Никита. – Интересно было бы на лекторе проверить, боится ли он ладана?

– Чем же притягивает человека огонь? – Ангел для вящей убедительности поднял вверх указательный палец. – «Огонь и тепло дают ключ к пониманию самых разных вещей, потому что с ними связаны неизгладимые воспоминания, простейший и решающий опыт каждого человека.

Огонь – это нечто глубоко личное и универсальное. Он живёт в сердце. Он живёт в небесах. Он вырывается из глубин вещества наружу. Он прячется в недрах материи, тлея под спудом, как затаённая ненависть и жажда мести. Из всех явлений он один столь очевидно наделён свойством, принимать противоположные значения добра и зла. Огонь – это сияние Рая и пекло Преисподней, ласка и пытка. Это кухонный очаг и Апокалипсис… Огонь противоречив, и поэтому это одно из универсальных начал объяснения мира».[31]

Ангел перевёл дух. Видимо, цитировать смертных на память ему было не очень-то приятно, поскольку зависть одолевала даже ангелов. Ведь Творец их создал совершенными, а тут какой-то человечишко сумел переплюнуть существо неземное, а, значит, более умное, чем остальные мыслящие.

– Я сейчас процитировал единственного в своём роде исследователя огня и философа Гастона Башляра, – заметил Ангел. – Ему удалось, как никому другому понять сущность огня и не простого пламени, а онгона, языки которого мучают душу каждого человека.

– Ты говоришь, что этот философ – единственный? Насколько мне известно, все средневековые алхимики занимались изучением огня, – хмыкнул Никита. – Было бы крайне странно не обратить внимания на предмет, с которым работаешь, и от которого зависит твоя жизнь!

– Да. Но так близко к пониманию онгона, к его сути, подобрался только этот здравомыслящий, – скривил губы Ангел. – Сравни: Апокалипсис тоже написан только одним человеком, а над темой бились тысячи и тысячи. Более того, над трудом Иоанна Богослова по сю пору работают целые исследовательские институты!

– Так то Апокалипсис! – пожал плечами Никита. – И, между прочим, все эти научно-исследовательские учреждения, скорее всего, пытаются отхватить себе пару-троечку брендов для поддержки штанов. Евангелие, тем более Апокалипсис, надо понимать душой, а не раскладывать косточки по полочкам, зарабатывая себе чин доктора теософии. Но никто из этих любомудрых мужей не может познать причину жизни и последующей смерти.

– А в чём различие проблем возникновения жизни и смерти? Ты хорошо подумай прежде, чем глупые восклицания делать, а то засмеют.

– Уж не ты ли?

– Нет. Я тебя настолько знаю, что мне не смешно. А вот он, пожалуй, посмеётся, – Ангел указал на сверкающую точку, возникшую на сфере плавающего в огне шара с наружной стороны. Точка сыпала искрами во все стороны, как бенгальский огонь и очень быстро росла в диаметре. Вскоре она превратилась уже в подобие большой огненной мухи, стремительно ползущей по спирали от полюса к экватору. Никита, словно реципиент, наблюдал это скольжение и отметил ещё, что муха с каждым витком продолжала увеличиваться, на глазах превращаясь в миниатюрную тройку огненных коней.

Зрелище воистину завораживало и приковывало к себе всеобъемлющее внимание. Впервые в жизни Никита видел мчащихся по небу коней. Значит, действительно можно было увидеть настоящих рысаков, скачущих среди поднебесных обрывов и пропастей! Значит, откровения поэтов вовсе не выдумка, а стремление поделиться чудом увиденного.

Коней уже можно было разглядеть невооружённым глазом, потому что тройка продолжала расти на скаку, превратившись сначала из трескучей искры в сгусток пляшущего по небосводу пламени. Потом изображение с каждой минутой увеличивалось, и скоро возникшие ниоткуда скакуны ощутимо дробили копытами невидимую мостовую, причём звук скачки разливался повсюду, как будто скакал целый табун диких ахалтекинцев.

Коренной – кроваво-красный с фиолетовой гривой. Пламя от него рвалось во все стороны, сливалось с дыханием, слетало клочками, будто пена, с гривы и хвоста. Левый пристяжной – жёлтый, с мерцающими алмазными искрами по крупу. Про него можно с уверенностью сказать: золотой в адамантовых яблоках. И, наконец, правый пристяжной. Им оказался удивительный фиолетовый конь: по его шкуре пробегало, словно рябь по заводи, темное, пожирающее, сжигающее без следа вампирическое пламя. Долго на него смотреть становилось невозможно – охватывал первобытный ужас, хотелось зарыться в песок или убежать.

Кони, запряжённые в довольно любопытную коляску, напоминающую греческую колесницу, оббитую по бокам пластинами червонного золота, пускающими вокруг светлые блики, неукоснительно приближались. В колеснице стояли два человека, ничуть не похожих на греческих воинов, хотя бы потому, что были совершенно черны, как нубийцы, а в греческих войсках иноземцев и наёмников не признавали.

Может, это чёрнота выглядела слишком уж реальной и создавала резкий контраст только на фоне пылающих коней. Но, может быть, в инфернальном ангельском мире, где правит только злоба и ненависть, все обитатели выглядят в исключительно чёрных тонах? Никита решил не делать никаких скоропалительных выводов, не познакомившись с гостями.

Колесница увеличивалась в размерах. Ясно прорисовывался на переднем золотом щитке искрящийся символ «Z». На осях больших колёс, словно сверкающие лезвия на греческих колесницах, пылали огненные языки. А люди в ней оставались всё так же непроглядно чёрны и лицами, и одеждой. На держащем вожжи и кнут была накинута чёрная короткая туника с золотым узором, оттенённым пурпурными штрихами, по подолу. Туника тоже сверкала мелкими искрами. Второго пока ещё нельзя было разглядеть, так как его заслонял возница.