Читать книгу "Записки экспедитора Тайной канцелярии - Олег Рясков"

– Вот что мне нравится в тетушке: время идет, а она никогда не меняет привычек, – язвительно заметил старший отпрыск.

Федосья Васильевна, наконец, преодолела высокие ступени крыльца. Она тяжело вздохнула и распахнула объятья:

– Яков Петрович!

По православному обычаю они трижды расцеловались.

– Вот уж при каких печальных обстоятельствах приходится встречаться, – запричитала старуха. – Давно приехал?

Старик кивнул. Федосья Васильевна окинула взглядом родню и наткнулась глазами на племянницу:

– Полиночка, – участливо произнесла она и тоже трижды поцеловала родственницу. – Дружочек, дай руку!

Девушка протянула ладонь, в которую заботливая тетушка положила внушительных размеров перстень. Полина сжала подарок в кулаке, дабы любопытные взгляды вокруг не смогли оценить его достоинства, и припала к руке почтенной дамы.

– Держи, на память от тетки. – погладила та сироту по голове.

И тут, вспомнив о причине приезда, старуха заволновалась:

– А где покойник-то? Поцеловать на прощание.

– Пойдемте, Федосья Васильевна, – подхватил ее под локоть Яков Петрович, – брата в зале положили.

Вся процессия: сыновья Якова Петровича – Глеб и Павел, Полина в сопровождении личного секретаря Матвея – двинулась следом. В просторной комнате были опущены гардины, и пахло ладаном. Посередине на столе возвышался открытый гроб, священник, размахивая кадилом, тонким голосом совершал панихиду. Семейство, склонив головы в траурном молчании, заняло места вокруг гроба и начало с усердием молиться за новопреставившегося брата и отца. Лишь голоса смолкли, как за окнами раздался лошадиный топот. Секретарь, тихонько ступая, покинул траурную церемонию, чтобы встретить гостя, но столкнулся с ним нос к носу уже на крыльце. Это был поверенный усопшего.

– Все нутро перетрясло. – Несчастный, содрогнувшись всем телом, изобразил какая трудная дорога выпала ему нынче утром.

При этом он широко улыбался, и вид имел весьма довольный, хотя и нелепый. Матвей пригласил его в дом и, следуя за ним, тоже не мог сдержать улыбки. А в полутемной зале тем временем почтенное семейство с трудом сдерживало слезы. Секретарь и поверенный появились среди собравшихся как раз в тот момент, когда Федосья Васильевна подошла к гробу для прощания. Увидев восковое лицо брата, она запричитала:

– Боже мой, как же это ты так…

Старуха шумно высморкалась в платок и продолжила:

– Ведь моложе меня был, а Господь тебя первым призвал.

Она потянулась, чтобы поцеловать покойного, но поняв, что не достает со своим невеликим ростом, перекрестилась, поднесла ладонь к губам и приложила ее к холодному каменному лбу ушедшего так внезапно брата. Совсем расчувствовавшись и не в силах более сдерживать слез, она отошла от гроба и тяжело опустилась на стул у стены. Ее место заняла дочь усопшего. Девушка поправила покрывало, в последний раз взглянула на отца, смахнула слезу и предоставила остальным возможность проститься.

Тут Яков Петрович и начал давно заготовленную поминальную речь:

– Мы все помним тебя, Иван Петрович, как верного слугу, проливавшего свою кровушку за покойного государя-императора нашего Петра Алексеевича, не щадя живота своего, плечом к плечу… – Пафос нарастал, выступавший стремился упомянуть все значимые заслуги покойного, но не каждый из присутствующих по достоинству оценил его старания. Федосья Васильевна и сама не заметила, как задремала. И вот ведь какая нелепица: огласила сильным храпом просторную залу как раз тогда, когда Яков Петрович говорил особенно горячо и ладно. Старик запнулся и с укором посмотрел на сестрицу, клевавшую носом. Но что той до укора? Она вывела очередную трель и затихла, положив голову на грудь. Оратор приступил к делу с еще большей горячностью:

– В баталиях, на полях сражений… – тут его мысли спутались, он замялся на миг, но вовремя нашелся и продолжил:

– И хотя ушел ты не на поле брани, а в собственном доме, для нас ты всегда останешься храбрым воином, любящим отцом, любимым братом…

И вновь его скорбная речь была некстати прервана – на этот раз поверенным. Дорожная пыль совсем извела беднягу, а тут еще и травы зацвели. Вот и не удержался – чихнул в присутствии сановитых хозяев, чем вызвал явное неудовольствие. Одно его оправдывало – всеми силами пытался молодой человек не допустить сей оплошности. Но щекотание, каждый раз невольно возникавшее у него об эту пору, оказалось сильнее. и он чихнул. Это его ужасно смутило, поверенный опустил глаза и задом ретировался из залы. В соседней комнате он смог дать волю своему организму. Отчихавшись, молодой человек положил папку с бумагами, которую все это время держал под мышкой, на комод и решил присесть в ожидании хозяев. Но заметил в дверях Полину, подскочил, начал кланяться и улыбаться. Девушка взглянула на чиновника и молча вышла из комнаты. Секретарь, сопровождавший ее, напротив, задержался и обратился к стряпчему:

– Может, вам в кабинет покойного пройти подготовить бумаги? А то неловко рядом с гробом…

Поверенный снова как-то весь задергался, заулыбался:

– Да не беспокойтесь, у меня тут все готово! – он хлопнул по папке, лежащей на комоде, и опять собрался присесть на краешек стула, но вдруг вскочил, завертелся, расплывшись в учтивой улыбке – из залы, где закончилась панихида, потянулось семейство. Старший из сыновей Якова Петровича случайно задел папку, и та упала. Поверенный, крутясь под ногами выходивших, попытался ее поднять, но Павел оказался ловчее, он схватил папку и протянул владельцу.

Чиновник, то и дело кланяясь отроку в знак благодарности, неловко повернулся, кто-то из гостей задел его локтем, и бумаги разлетелись по полу. В поднявшейся суете бедолага толком и не разобрал, куда угодили листы. Слава богу, секретарь помог. Документы были собраны и возвращены в папку, та заняла законное место под мышкой.

Глава II,

в коей почтенное семейство собралось узнать волю покойного, да вот что из этого вышло

Заупокойную литургию отслужили в церкви, что уже более века была последним пристанищем древнего рода Соловьевых, священник перешел к отпеванию. Нелегко было провести на ногах столько времени, но Федосья Васильевна терпела и молилась. Скоро самой вот так же в гробу лежать.

Может, и о ней помолятся, вспомнят добрым словом за все то тепло, что дарила она племянникам. Своих-то детей Господь не дал, вот и нянчила она братниных, как родных. Хоть и шалопай был старший у Якова Петровича, да все родственник. Она ему то пряников привозила, то куличей на Пасху. А уж Полиночку как любила! Та росла маленькой прелестницей: кудри золотые, глазищи – что небо ясное, чистые-чистые, смышленая, ласковая. Ее-то уж особенно баловала. Но дети стали взрослыми, а сама она постарела, скоро и ее Господь приберет. С этими мыслями и не заметила старушка, как окончилась служба. Яков Петрович взял сестру под локоть, они в последний раз перекрестились у гроба и вышли из усыпальницы, молодежь последовала за ними.