Читать книгу "Последний побег - Трейси Шевалье"

Донован не мог его слышать, но все равно — звук словно послужил сигналом. Раздался лязг отодвигаемого засова, а потом двери амбара распахнулись настежь, и Донован шагнул внутрь. После непроницаемой темноты свет его фонаря был слепящим, как солнце. Хонор с трудом поборола искушение броситься наутек. Но она знала, что им от него не убежать. Они должны оставаться на месте и не только сидеть тихо, но и как будто исчезнуть, чтобы Донован не почувствовал их присутствия. Это было намного труднее, чем сохранять неподвижность. Это означало, что необходимо как-то сдержать и убавить внутренний свет.

Хонор закрыла глаза, хотя интуиция подсказывала, что этого делать нельзя. Ей следовало наблюдать за Донованом, который водил фонарем из стороны в сторону, освещая все углы. Но если крепко зажмуриться и унестись мыслями далеко-далеко, тогда, возможно, она сумеет ослабить свое присутствие здесь. Хонор попыталась представить, что она сейчас в Англии. Стоит вместе с мамой и сестрой на Колмерском холме неподалеку от Бридпорта и смотрит на океан.

— Хонор Брайт! — Донован произнес ее имя так, словно знал, что она где-то здесь.

Его голос вернул Хонор к реальности. Она не открыла глаза, но все равно почувствовала на себе его взгляд, даже через солому, которая ее укрывала. Все ее существо тянулось к нему, пусть даже он воплощал в себе все, что она ненавидела и чему сопротивлялась. Даже воздух будто сгустился, переполнившись напряжением.

Беглянка никак не отозвалась на перемену, лишь еще раз моргнула. Все трое застыли. Наконец Донован прочистил горло.

— Ладно, на сей раз будет по-твоему, Хонор. Даже не знаю, почему я такой добрый. Но больше этого не повторится, не сомневайся.

Хонор ждала еще четверть часа, пока топот копыт не стих вдали, и только потом выбралась из-под соломы и размяла затекшие ноги.

— Все хорошо, — сказала она. — Он ушел.

Чернокожая женщина даже не шелохнулась.

— Я никогда не встречала таких тихих людей, — призналась Хонор. — Из тебя получился бы хороший квакер.

Когда они вышли наружу, Хонор прошептала:

— Ты знаешь, куда идти?

По-прежнему не говоря ни слова, женщина указала на звезду в северной части неба: на Полярную звезду. Однажды Сэмюэл объяснил Хонор, что все звезды на небосводе вращаются вокруг этой скромной звезды. Поскольку она остается на месте и всегда указывает направление на север, по ней легко ориентироваться. Хонор всегда поражалась, что в небе, где все пребывает в движении, есть одна неподвижная точка. Словно точка опоры.

* * *

Фейсуэлл, Огайо

20 декабря 1851 года

Дорогая Бидди!

Сегодня у меня большая радость. Пришло сразу несколько писем: от мамы, от тети Рейчел, от тебя. Столько новостей из дома! Столько тепла и любви! Это радостно и приятно. Словно солнышко выглянуло из-за туч и оживило серое однообразие зимних дней. Также с сегодняшней почтой пришли одеяла, о которых я спрашивала у тебя, у Уильяма и тети.

Когда я развернула одеяла и разложила их на нашей кровати, то даже всплакнула, глядя на знакомые цвета и узоры. Я очень благодарна тебе, что отдала мне свое одеяло, проявив столько отзывчивости и понимания — тем более что, если судить по последним письмам, в которых ты постоянно упоминаешь о сыне Шерборнов, тебе самой в скором времени понадобятся одеяла! Спасибо, Бидди. Свекровь довольна, что одеяла прислали, хотя они озадачили ее. Ни она, ни Доркас даже не пытались скрыть разочарования, когда рассматривали одеяла. Как я понимаю, наше английское лоскутное шитье совсем не в их вкусе.

Я думала, что с приходом зимы у меня появится больше времени, чтобы писать письма. Времени действительно стало больше. Сейчас, когда все завалено снегом и на земле ничего не растет, мы почти не выходим из дома: только чтобы подоить коров, покормить животных и сходить в Фейсуэлл на собрание. Да, времени стало больше, но писать не о чем. Ничего не происходит. Каждый день похож на предыдущий. Иногда меня одолевают апатия и скука. Я не помню, чтобы так было в Дорсете: зимы там мягче, снега значительно меньше, и в городе нет ощущения, будто все погрузилось в глубокий сон. Мы с тобой или с Грейс постоянно куда-то ходили, общались с людьми, что-то придумывали и делали и часто бывали на свежем воздухе. А здесь я целыми днями сижу вместе с Джудит и Доркас в кухне (это самое теплое место в доме), где воздух такой же несвежий и спертый, как наш разговор. Несколько раз я порывалась написать тебе, но, честное слово, писать не о чем. Надеюсь, ты меня извинишь. Но сегодня я получила твое письмо и одеяла, и у меня появился повод взяться за перо.

Я улыбаюсь, когда вспоминаю, как писала тебе в прошлом письме, что с нетерпением жду холодов. Теперь мне хочется лета! В середине декабря были сильные снегопады, и с тех пор снегу все прибавляется и прибавляется. Он лежит чуть ли не вровень с окнами на первом этаже. Джек расчистил дорожку до курятника, амбара, колодца и уборной. Он регулярно ездит в Фейсуэлл, доставляет молоко и другие продукты, и каждый раз лошадям и повозке приходится прокладывать путь по дороге, которую тоже заносит снегом. Но больше всего нас донимают морозы. Когда я выхожу утром доить коров, у меня так мерзнут руки, что пальцы не гнутся, и приходится греть их о коровьи бока. Лошадям и коровам хотя бы тепло, их дыхание согревает воздух в амбаре. А вот курам совсем плохо. Они мало несутся, а несколько куриц и вовсе замерзли до смерти. Когда такое случается, нам приходится их съедать. Меня это всегда огорчает, потому что несушки не предназначены для того, чтобы пускать их на мясо.

Сейчас мы питаемся тем, что заготовили летом и осенью. Возникает странное ощущение, когда проедаешь запасы, на которые положил столько труда. Хотя, конечно же, мы для того их и делали, чтобы съесть. Каждый день в кладовой убывает по банке, а то и по две. Раз в неделю мы забиваем курицу. В декабре Джек зарезал свиней, мы заготовили ветчину и бекон, но не знаю, насколько их хватит. Картофеля и моркови в подвале становится все меньше и меньше. Гора сена в амбаре уже превратилась в холм. Кукурузы в зернохранилище пока много, но она, вместе с овсом, идет на корм лошадям. Когда я задумываюсь о том, как истощаются наши запасы, о непроходимых снегах, о холодах, выстудивших землю, мне становится страшно, что у нас не останется пищи и мы будем голодать. Конечно, Хеймейкеры пережили уже не одну долгую зиму, и у них больше уверенности в завтрашнем дне. Они привыкли полагаться только на себя и самостоятельно производить все, что нужно для жизни. Хотя я замечаю, как Джек и Джудит каждый день делают подсчеты и пытаются сообразить, как растянуть наши запасы подольше. Вчера Джудит взяла из кладовки несколько кусков ветчины, которые собиралась пожарить на ужин, а потом отнесла один кусок обратно. Вроде бы мелочь, но меня она насторожила. Впрочем, еды у нас много, и еще не случалось такого, чтобы кто-нибудь встал из-за стола голодным. Я уговариваю себя, что у меня нет причин для беспокойства. Хеймейкеры знают, как пережить зиму. Наверное, когда-нибудь я научусь не тревожиться понапрасну и стану такой же уверенной и беззаботной, как Доркас, которая уж никак не страдает отсутствием аппетита и ест за троих. Однако она мне призналась, что, когда они переселились в Огайо из Северной Каролины, она не сразу привыкла к здешним суровым зимам.