Читать книгу "Армагедец - Харик Бу"

В прессе как-то мелькнуло сообщение о том, что дядя Иеремия сделал набросок одной из своих известных работ на салфетке, сидя за праздничным столом. Это правда. Серба к тому времени уже давно не было в живых, а бабуле исполнялось не то 66, не то 68 лет, точно не помню. Дядя Иеремия, как я уже отмечал, человек со странностями, но к тому времени уже зарабатывал неплохо, что не могло не повлиять на его рейтинг в семье, говоря современным языком. Родичи по инерции продолжали удивляться, как он может разбираться в финансовых делах, но после истории с акциями какой-то компании, которые он сбыл на бирже втрое дороже номинала, хотя уже распространились слухи о скором крахе фирмы, удивление уступило место почтительности. Человек чаще всего боится того, чего не понимает.

Так вот, у бабули в доме часто происходили любопытные и странные вещи: то военный френч покойного серба летал ночью по комнате, как утверждала тетя Моника, урожденная Мейо, со своим жутким эльзасским акцентом, то кастрюля среди ночи вываливалась из кухонного шкафа… Бабушка в такие дни бывала весела и вспоминала множество забавных историй. Тогда мы съехались на очередной день рождения и все уже сидели за столом, когда дядя Иеремия неожиданно заорал, схватил салфетку и, едва не свалив супругу, опрометью бросился в сад.

Мы не обратили особого внимания на эту эскападу, просто привыкли, такое частенько случалось и ранее. К тому времени, когда подрастающее поколение уже приступило к клубничному желе и мороженому, беглец с победным видом возвратился за стол, будто драгоценность, неся перед собой исписанную, словно иероглифами, салфетку. Он взмахнул ею, как флагом, а та чудом выпорхнула из его рук, одним плавным рывком, словно движимая неслышным порывом ветра, пересекла комнату и вылетела вон через широко распахнутое окно. Именинница смотрела на это странным, диковатым взглядом, запомнившимся мне с детства, а я впервые в жизни отчетливо понял, что подумала тетя Моника, урожденная Мейо.

«Господи, — подумала она, — ради всего святого, излечи этого придурка…»

А тот, кого мысленно назвали придурком, в голос причитая, продирался сквозь колючие кусты роз за своей бесценной салфеткой. Говоря между нами, именно эта работа принесла дяде Иеремии широкую известность в математическом мире, а тете Монике — манто из шиншиллы… Вот с тех пор я и говорю: «Господи, ради всего святого, избави от недругов и завистников этого удивительного человека». Я люблю дядю Иеремию.

— Этот проклятый аэрозоль не действует. Я вспотела… Интересно, как долго мы будем лететь, я все забыла… Главное — позвонить домой, они вечно сходят с ума… Этот тип такой интересный, а соня. С ним рядом очаровательная блондинка, а он спит! Любой другой на его месте уже двадцать раз попытался бы познакомиться. Как я выгляжу с его стороны, интересно…

Я понял, что мысли о дяде Иеремии на какое-то время перестали спасать. В этой алюминиевой коробке, как в любом замкнутом пространстве, было очень тяжело абстрагироваться от окружающей действительности и назойливых чужих мыслей.

— Нет-нет, я не сплю, — с тоской пробормотал я, — спать, не обращая внимания на столь очаровательную попутчицу, почти преступление…

И сразу же раскаялся в содеянном, она же глупа, как курица. Но… Разговор заведен, и мы набираем высоту в самолете, ищем общие интересы.

Спустя два часа я уже знал, что она чувствует, если это происходит днем, и почему она предпочитает заниматься этим ночью. Сколько сотен акров виноградников у ее отца, и какой автомобиль ей подарили на последний День рождения. Почему она предпочитает голубоглазых брюнетов кареглазым блондинам, и что ей необходимо прибавить полдюйма в бедрах и полтора на уровне бюста. Кроме того, я оказался посвящен в то, как ее зловредная кузина попыталась отбить у нее парня, за что едва не поплатилась своими волосами, которыми она так гордится, а парень (недоносок, по определению моей спутницы) остался на бобах…

Меня спасла стюардесса. Ужин отвлек мою соседку. Роль благодарного, вечно поддакивающего слушателя мне к тому времени смертельно наскучила. Я отдал должное салату, курятине и запил все это белым вином. В тот момент, когда кровь, как говаривал мой кузен-врач, прилила к желудку и кишечнику, а мозг, естественно, попал в состояние… (ну, в общем, в какое-то состояние, когда с мыслями скудновато, запамятовал термин, что-то с ги-по), я погрузился в сон.

Так как меня не пытались вывести из этого восхитительного, блаженного состояния разговором, я предположил, что и с хорошенькой, хотя и пустой головкой моей соседки происходит та же самая пертурбация.

Видимо, в эти секунды произошло нечто, о чем я, собственно, хочу рассказать. Мне как раз снился предок, второй женой которого была дама из Индии со сложным именем, когда самолет встряхнуло, двигатели, словно заговоренные, умолкли и мы в тряской и страшной тишине стали катастрофически терять скорость. Мы падали… Моя милая соседка подумала нечто конкретное, короткое, но уж совсем непечатное. Самолет затрясло, после крутого виража мы ощутили несильный удар, затем тряска, сопровождаемая скрежетом, усилилась, и мы наконец замерли.

Молочно-белый туман за стеклами иллюминаторов поредел, показались ангароподобные строения, зеленая трава вдоль серого бетона. Приземлились, однако, чудно. Только тут я с удивлением понял, что панике, которая совершенно естественна в такой ситуации, мы не поддались. Напротив, особенно после полной остановки, в салоне воцарилось неожиданно приподнятое настроение. Самолет на сломанных шасси стоял посреди неизвестно откуда взявшейся полосы. Альтиметры указывали высоту в две с половиной тысячи метров, и после открытия люков воздух оказался свежим, разреженным и чистым.

Мы быстро разобрали чемоданы. Я с огорчением убедился, что в дополнение к своему более чем скромному дипломату мне придется тащить невероятных размеров чемодан-шкаф своей спутницы. Мы уже начали разбиваться на команды под руководством наших доблестных летчиков, когда появились эти типы. В общем, они не были людьми, это было ясно, хотя сказать, в чем отличие, я не смог ни тогда, не могу и сейчас. Один из нас, как оказалось, неплохо рисует, но то, что он изобразил на страничках походного альбома, было людьми, а это… Не могу я объяснить, но не люди в том понимании, которое мы вкладываем в это слово.

Подошедшие не разговаривали между собой, но я их четко понимал. Они сразу это уловили и выделили меня из группы. Один из хозяев, несколько странно по нашим представлениям одетый, довольно громко, хотя поначалу и не совсем уверенно, обратился к нам.

— Глубокоуважаемые гости. Позвольте приветствовать вас в нашей стране. Спустя непродолжительное время, которое понадобится вашему славному экипажу, чтобы с помощью наших специалистов отремонтировать поврежденный самолет, вы продолжите свое путешествие, а пока вы — гости нашей столицы. Итак, Дурдунди к вашим услугам.

Я в душе очередной раз удивляясь спокойствию как своему, так и окружающих, направился вслед за хозяевами к оранжевому полотнищу весьма внушительных размеров. Мы без труда разместились на нем и… плавно поднялись в воздух. Медленно набирая скорость и высоту, мы понеслись прочь от нашего красавца лайнера. «Неужели парастатика, — лихорадочно думал я, — никакого притяжения, никаких видимых двигателей!!!»