Читать книгу "Звездный билет - Василий Аксенов"

– Что-о? Вы, значит, соревнуетесь?

– Ну да. Кто кого, понимаешь? Довольно увлекательно.

Я не рассказываю ему, за какое звание мы соревнуемся.Как-нибудь потом, когда получим это звание, я ему расскажу, – И долго тысобираешься тут пробыть? – спрашивает Виктор.

– Не знаю, – говорю, – понимаешь, может быть,колхозу удастся арендовать на следующий год большой сейнер. Для выхода вАтлантику, понимаешь?

Потом мы смотрели с Вышгорода на город. Таллин был весьрыжий. Над рвами среди черных мокрых ветвей висели рыжие листья. Мы спускалисьв темные улочки. Я водил Виктора по городу так, как когда-то нас водила по немуЛинда. Потом мы спустились в кафе «Старый Тоомас». Двадцать три ступеньки подземлю. Виктор сказал, что это не что иное, как великолепное бомбоубежище, и чтоздесь он готов пересидеть все бури эпохи, а когда летающие тарелочки все-таки опустятсяна землю, он встретит марсиан на пороге кафе «Старый Тоомас». Только пусть онипоторопятся, иначе здесь не хватит напитков, потому что у него чудесное в этомотношении настроение.

Как все эстонцы вокруг, мы заказали кофе и ликер «Валга».

– Вот так вот и живем, – говорю я.

– Красиво живете, – вздыхает Виктор.

– А ты как там?

– Все то же. Серые будни.

– Творческие будни, полные пафоса созидания?

– Они самые.

С потолка свисали модернистские абажурчики с круглымидырочками.

Потолок был весь в круглые пятнышках света. Вокруг тихоразговаривали. Пахло крепким кофе и табаком. Я чувствовал, что Виктор ко мнеприсматривается. «Ну ладно», – подумал я.

– Ну ладно, – говорит Виктор, – пойдем, чтоли?

– Пойдем.

Мы зашли в мастерскую. Пальто было уже готово. Я надел его итак же, как Виктор, поднял воротник.

– Извини меня, старик, – говорит Виктор, –мне хочется поговорить с тобой на серьезные темы. Ты ведь знаешь, какой я, каквыпью, сразу тянет к серьезным темам.

– Валяй, – ободряю я его.

– Чего ты хочешь? – спрашивает Виктор. –Погоди, погоди. Я не спрашиваю тебя, кем ты хочешь стать. Этого ты можешь ещене знать. Но чего ты хочешь? Это ты все-таки уже должен знать. Я вот смотрю навсех вас и думаю: вы больны – это ясно. Вы больны болезнями, типичными дляюношей всех эпох. Но что-то в вас есть особенное, такое, чего не было даже унас, хотя разница – какой-нибудь десяток лет. Я чувствую это «особенное»,но не могу сформулировать. Не думай, старик, что я тебе собираюсь моральчитать. Мне просто самому хочется разобраться.

Виктор бросает сигарету, берет другую. Щелкает пальцами.Смотрит в небо и под ноги.

– Это хорошая особенность, она есть и во мне, но ядолжен за нее бороться сам с собой, не щадя шкуры, а у тебя это совершенноестественно. Ты и не мыслишь иначе:

– Да о чем ты?

– Не знаю.

– Вечно ты темнишь, Виктор!

Вечно он темнит, и все становится таким сложным, что голованачинает болеть. Что же это во мне такого особенного? И чего я хочу? А под этимкроется: и для чего я живу? И дальше: смотришь на город, на суету и разныефокусы цивилизации – а для чего все это? Так бывает, когда втемяшится тебев голову какое-нибудь слово. Любое, ну, скажем, «живот». И ты все думаешь: апочему именно живот? Ну, почему, почему, почему? Обычно ты его произносишь, кактысячи других, ничего не замечая, но вдруг – стоп! – застрянет вмозгах и стучит: почему, почему?

Чего я хочу? Если бы я сам знал. Узнаю когда-нибудь. Асейчас дайте мне спокойно ловить рыбку. Дайте мне почувствовать себя сильным игрубым. Дайте мне стоять в рубке над темным морем и слушать симфонию. И пустьбрызги летят в лицо. Дайте мне все это переварить. Поругаться с капитаном,поржать с ребятами. Не задавайте мне таких вопросов. Я хочу, чтобы кожа на моихруках стала от троса такой, как подошва ваших ботинок. Я хочу, засыпая, видетьтолько кильку, кильку, кильку. Я хочу, я хочу… Хочу окончательно обставить93-й. По всем статьям. И хочу на следующий год выйти в Атлантику.

Виктор что-то бубнит о смелости, о риске, про «орла ирешку», что он в конечном счете за это, но только во имя чего? А Борька, мол,все-таки в чем-то прав относительно нас.

Я начинаю злиться.

– Знаешь, чего я хочу? – говорю я. – Хочужениться на одной нашей девчонке, на Ульви. Колхоз нам построит дом, такойсимпатичный, типично эстонский дом. Купим корову, телевизор и мотоцикл. Япоступлю на заочный в рыбный институт. Напишу диссертацию о кильке. Или романиз жизни кильки. Я буду научно смелым, как ты.

Виктор смеется и хлопает меня по спине. Кажется, онобиделся.

Серьезного разговора у нас не получается.

– Ну, а ты-то знаешь, чего ты хочешь? – спрашиваюя.

Он останавливается, как вкопанный, и смотрит на меня.Говорит тихо:

– Да. Кажется, знаю.

Мы идем теперь по улице Виру. Ее запирает огромный черныйсилуэт устремленной в зеленое небо ратуши. «Старый Тоомас» повернут лицом кнам. Он держит свой флаг по ветру. Виктор смотрит куда-то туда и говорит ужесовершенно непонятно что-то насчет звезд. Удивительно, как его развезло…

Неожиданно мы заходим в драматический театр. Там идеткакая-то пьеса из жизни актеров. В антракте в фойе мы вдруг видим Юрку сЛиндой. Они прогуливаются под руку и никого не замечают. Я толкаю Юрку.

– Лажовый спектакль, – говорит он. Линда наступаетему на ногу, и он поправляется:

– Не производит впечатления этот спектакль.

Вот так и гибнут лучшие люди.

После театра мы идем в ресторан. Весь вечер танцуем поочереди с Линдой. Юрка танцует подчеркнуто равнодушно, словно это не егодевочка. Еще недавно все танцевали по очереди с Галей, а я танцевал с нейподчеркнуто равнодушно. После ресторана мы идем с Виктором в гостиницу, Наулицах гогочут матросы-«загранщики» и наш брат-рыбак. Шмыгают такси.

– Ты знаешь, – говорит Виктор, – я ведьженился. Вот тебе раз, он женился. И молчал. Наверное, он женился на тойблондиночка. Она мне всегда нравилась.

– Да, на ней, – говорит Виктор. – Так что утебя теперь есть сестра.

Я согласен на сестру.