Читать книгу "Практическая магия - Элис Хоффман"

В особенно жаркие дни, когда хочется удавить каж­дого, кто скажет вам слово поперек, или хотя бы дать ему по шее, отведите лучше душу, выпив лимонаду. Сходите купите себе первоклассный комнатный венти­лятор. Остерегайтесь наступить на сверчка, который за­бился в темный угол вашей гостиной, а не то вам изме­нит удача. Избегайте мужчин, которые называют вас «детка», и женщин, у которых нет подруг, а еще - собак, которые любят чесать себе брюхо и не слушаются, когда им скажешь: «Лежать!» Носите темные очки; при­мите прохладную, освежающую ванну с лавандовым маслом. В полдень старайтесь укрываться от солнца.

Гидеон Варне, будь его воля, вообще зачеркнул бы август как таковой, проспал бы четыре недели без про­сыпу до самого сентября, когда жизнь войдет в нормаль­ное русло и начнутся занятия в школе. Однако не прохо­дит и недели с начала этого трудного месяца, как его мать объявляет, что выходит замуж за какого-то типа, о котором Гидеон имеет самое смутное представление.

Жить они переедут на новое место в нескольких ки­лометрах от Развилки, и это значит, что Гидеон будет ходить в другую школу вместе с тремя сводными брат­цами, с которыми ему предстоит познакомиться в конце следующей недели, когда его мать устраивает праздничный обед. Не зная, какой реакции ждать от сына, Джинни Варне долго не решалась сделать это со­общение, но теперь, когда все слова сказаны, Гидеон кивает головой, и только. После короткого раздумья, когда его мать, волнуясь, ждет ответа, он прибавляет:

— Отлично, мам. Я рад за тебя.

Джинни Варне думает, что, наверное, ослышалась, но не успевает переспросить, так как Гидеон тут же ны­ряет к себе в комнату, а через полминуты выскакивает из дому. Удирает оттуда без оглядки, как сделает снова через пять лет, но только тогда уже — всерьез и надол­го. Тогда он уедет учиться в Беркли или Калифорний­ский университет в Лос-Анджелесе, а пока несется во всю прыть по Развилке с единственным желанием — убежать подальше. Куда — гадать не нужно: его ведет чутье, и в глубине души он знает, где хочет быть. Не проходит и десяти минут, как он, весь взмокший от по­та, оказывается возле дома Кайли и застает ее в саду: она сидит на старом индейском покрывале, разостлан­ном под дикой яблонькой, и пьет чай со льдом. Они не виделись со дня рождения Кайли, но все в ней до боли близко и знакомо. Изгиб ее шеи, линия плеч, губы, форма рук, — при виде всего этого у Гидеона пересыха­ет в глотке. Наверное, он дурак, что поддается таким чувствам, но он ничего не может поделать. Он не уве­рен даже, что способен сейчас заговорить.

Жара стоит такая, что ни одной птицы не видно в воздухе, а воздух такой влажный, что пчелы и те не ле­тают. Кайли вздрагивает от неожиданности, увидев Ги­деона; кубик льда, который она грызла, выпадает у нее изо рта и скользит вниз по коленке. Но она не обраща­ет внимания. Не замечает, что высоко в небе пролетает самолет, что по покрывалу ползет гусеница, а ей самой вдруг стало еще жарче, чем было всего минуту назад.

— Сейчас увидим, как я быстренько тебя обстав­лю, — говорит Гидеон.

Шахматная доска у него с собой — старая, деревян­ная, полученная в подарок от отца еще в восемь лет ко дню рождения.

Кайли задумчиво прикусывает губу.

— Победителю — десять зеленых, — отзывается она.

— Заметано. — Гидеон весело скалит зубы. Он снова обрился наголо, и голова у него гладкая, как галька. — Мне денежки всегда пригодятся.

Он плюхается на траву рядом с Кайли, но еще не ре­шается поднять на нее глаза. Она, возможно, думает — ну сыграют они, большое дело, но все обстоит куда серьезней. Если Кайли сейчас не выложится, не будет сражаться насмерть — то, значит, они больше не друзья. Он и сам не рад, что это так, но либо они будут до кон­ца честны друг с другом, либо могут прямо сейчас ра­зойтись в разные стороны.

Такого рода проверка хоть кого заставит нервни­чать, и лишь к тому времени, когда Кайли обдумывает третий ход, Гидеон набирается наконец духу посмот­реть на нее внимательно. Волосы у нее уже не такие белобрысые, как были. То ли покрасилась, то ли, воз­можно, светлая краска смылась — сейчас они приятно­го медового цвета.

— Чего не видел? — говорит Кайли, поймав на себе его взгляд.

— Да катись ты!

Гидеон делает ход слоном. Берет ее стакан с чаем и отпивает несколько глотков по старой привычке, как когда они дружили.

— И вам того же, — мгновенно парирует Кайли.

На лице у нее широкая улыбка, и оттого виден зуб со щербинкой. Она знает, о чем он думает, а впрочем, об этом нетрудно догадаться. Он прозрачен, как стекло. Ему хочется, чтобы все оставалось по-прежнему и в то же время — переменилось. А кому такого не хочется? Но только так не бывает, и разница между ними в том, что Кайли это уже известно, а Гидеону пока еще невдомек.

— А я скучала по тебе, — роняет Кайли небрежно.

— Угу, оно и видно.

Гидеон поднимает голову и встречается с ней глаза­ми. Он торопливо отводит взгляд туда, где прежде рос­ла сирень. На том месте, где были кусты, торчат какие-то непонятные прутья с черной корой. Вдоль каждого прута — ряд мелких колючек, таких острых, что даже муравьи предпочитают не подползать к ним близко.

— Что это у вас за чертовщина во дворе? — спраши­вает Гидеон.

Кайли оглядывается на прутья. Они тянутся вверх с такой скоростью, что еще немного, и сравняются вы­сотой со взрослой яблоней. Но на данный момент они выглядят безобидно — так, сухие, колючие хворости­ны. Как легко проглядеть, что повырастало у тебя в саду: отвернись ненадолго, и неизвестно, что вылезет из земли, — может, вьюн, может, сорняк, а может быть, и колючая изгородь!

— Это мама вырубила сирень. От нее слишком мно­го тени. — Кайли крепче прикусывает губу. — Между прочим, тебе шах.

Она застигла Гидеона врасплох, понемногу продви­гая пешку, на которую он не обращал особого внимания. Окружила его, оставив ему из сострадания напоследок один ход, перед тем как нанести смертельный удар.

— Ты выигрываешь, — говорит Гидеон.

— Это точно.

У него такое лицо, что ей жалко его до слез, но она не намерена поддаваться. Этого она просто не может.

Гидеон делает единственный возможный ход — жертвует ферзя, но это его не спасает, и, когда Кайли объявляет ему шах и мат, он поздравляет ее. Все вышло так, как он и хотел, но ясности как не было, так и нет.

— Десятка-то при тебе? — спрашивает Кайли, хотя на самом деле ее это мало волнует.

— Дома.

— Ну, туда нам топать ни к чему.

В этом они сходятся полностью. Мать Гидеона не способна держаться от них в стороне, поминутно при­стает с вопросами, не принести ли им чего-нибудь поесть или попить — возможно, из опасения, что если хоть на секунду оставить их наедине, то быть беде.

— Мне не к спеху, — говорит Кайли. — Завтра прине­сешь.

— Пойдем пройдемся, не хочешь? — предлагает Ги­деон. И наконец-то глядит ей прямо в глаза. — Прогу­ляемся немного?