Читать книгу "Высшая ценность - Александр Лоскутов"

— Куда? — невесело хмыкнув, я обвел взглядом пустую комнату, в которой, кроме стен да обшарпанной и местами вздувшейся пузырями штукатурки, ничего не было. — Да и зачем?

— Да есть тут такие ребятки, — туманно пояснил Хмырь. — Любят заходить на огонек. Заберут все, что понравится.

Я невесело мотнул головой. Знаю о таких штучках. Наслышан.

— И кто же эти «ребятки»?

— Да так… — неровно передернув плечами, он отвернулся. — Просто местные.

— Понятно…

Искоса взглянув на меня, Хмырь медленно кивнул.

— Ну, если понятно, тогда я, пожалуй, пойду. Я тут на чердаке живу. Заходи, если что.

— А… разве комнат пустых мало? Почему именно на чердаке-то?

— Там чище и тише. — Он ухмыльнулся, но не слишком весело: — Хотя и течет порядком… Счастливо оставаться.

Прикрыв за гостем расхлябанную покосившуюся дверь, я вернулся на старое место. Откинулся назад, удобно взгромоздив ноги на покосившуюся деревянную раму, столь кстати оказавшуюся в нужном месте. И приготовился немного вздремнуть, так как подозревал, что сегодня ночью спать мне много не придется.

Пистолет я заранее пристроил на коленях.

* * *

«Ребятки» пришли ближе к вечеру, когда солнце уже сползло к горизонту и по грязному двору поползли длинные тени. Топот доброго десятка ног и возбужденные голоса я услышал задолго до того, как они остановились около моей двери. А услышав вздохнул и сунул пистолет под ремень, прикрыв его от посторонних глаз рубашкой.

Впрочем, если повезет, пистолет мне сегодня не понадобится…

Ба-бах!.. Я осуждающе покосился на повисшую на одной петле дверь и нехотя слез с подоконника. Ну что за дурная привычка — открывать двери пинком?.. Я вообще-то и сам этим порой увлекаюсь. Но только в старом городе, где некому на меня обидеться.

Входить же в чью-то комнату, вынося дверь ногой, — это значит напрашиваться на драку с хозяином. Господа, вы так уверены в своих силах, что не боитесь возможных последствий?

Да. Господа, похоже, были уверены. Впрочем, господами их назвать было трудно. А вот характеристика «морды» была вполне подходима.

Шесть морд, неприятных даже на первый взгляд.

Одутловатые, пустые, похожие на застывшие лица мертвяков, они расползлись вдоль стен, в упор разглядывая меня и посмеиваясь.

Сокрушенно покачав головой, я выхватил пистолет… Мысленно, конечно, потому что устраивать пальбу пока не собирался… Первым делом снять толстяка. Именно он здесь, похоже, верховодит, а без вожака стадо сразу потеряет решимость. Потом — крайнего слева. Что там у него под курткой топорщится? Не обрез ли? Следующий — вон тот дылда, единственный среди всей этой честной компании с искрой интеллекта в глазах… А остальных, как в тире. По порядку…

— Привет, ребята. — Я постарался улыбнуться. Не уверен, правда, получилось у меня или нет, но попытка была стоящей. — Чем обязан?.. Кстати, прежде чем мы начнем беседу, может быть, представитесь?

Толстяк хмуро посмотрел на меня. Перекатил языком в другой угол рта зажатую в зубах спичку. И нехотя, будто делая мне величайшее одолжение, процедил:

— Жирдяй.

— А что, — немедленно согласился я, сохраняя на лице все ту же приветливую улыбку, — похож.

Из рыбьих глаз толстяка повеяло холодком. Стоящие по бокам морды обменялись быстрыми взглядами.

— Обидеть хочешь? — тихо и ласково спросил Жирдяй. — Нарываешься?

— Упаси Господи! Как вы только могли такое обо мне подумать? Чтобы я на кого-то нарывался? Да ни за что в жизни я не стал бы нарываться на таких крутых парней, как вы.

— Тогда говори, что тебе здесь надо?

— Эй, это вы только что ворвались в мою скромную комнату. Так что это я у вас должен спросить: ребята-октябрята, что вам от меня надо?

— Парни, похоже, он над нами издевается, — наконец-то сделал очевидный вывод толстяк.

— Умница, — похвалил я его. — А теперь, раз такой умный, быстренько освободи это помещение, пока здесь не случилось что-нибудь плохое.

И я демонстративно потянулся, будто бы невзначай демонстрируя им рифленую рукоять заткнутого за пояс пистолета.

Они не вняли.

Сразу трое — толстяк, дылда и еще один тип, до сих пор ничем не выделявшийся, — рванули вперед. Парень, которого я опасался больше всех, полез под куртку и вытащил оттуда… нет, не обрез, как я сначала опасался, а всего лишь короткий обрубок трубы.

Я лишь вздохнул…

Спустя десять минут, когда все незваные гости были препровождены за дверь, а следы короткой, но весьма ожесточенной драки полностью ликвидированы, я вновь вернулся на подоконник. Потер гудевшую челюсть. Все-таки удар у того дылды поставлен неплохо.

Вот только удар — это еще не все.

Уверен, никто из тех шестерых ни разу не дрался за свою жизнь, не сражался, когда на весах были не сладость победы и стыд поражения, а жизнь и смерть. Для меня же это было нормой. И хотя низменным рукоприкладством как таковым я почти не владел (в Управлении рукопашному бою не учат, справедливо полагая, что кулак — не самое лучшее оружие против мертвяков или оборотней), но победа все же осталась за мной.

Потому что в отличие от тех шестерых я дрался насмерть.

Только я никого не убил. Все шестеро морд остались в живых. Хотя я и не мог быть уверенным в том, что кто-то из них сможет без посторонней помощи встать на ноги в ближайший час.

Очень трудно биться за свою жизнь, поставив при этом перед собой задачу не убивать своих врагов. Бить их, швырять, получать ответные удары, но сдерживать, сдерживать, сдерживать вколоченные в учебке рефлексы. Поэтому я и провозился так долго.

Пистолет за поясом, завернутый в куртку меч в углу, завернутый в грязно-серую тряпицу кинжал… Я не хотел их убивать. Я не мог убивать людей.

Сквозь узкие щели в заколоченном фанерой окне я смотрел на косо расчерченный лучами заходящего солнца двор. Там, в тени соседней многоэтажки, знакомый мне любитель костров готовил себе на ужин что-то неопределенное, но по запаху, очевидно, мясное. При этом я готов был поспорить, что нанизанные на тонкую проволоку кусочки мяса никогда не принадлежали свинье или корове и не были куплены в мясной лавке.

Мир тебе, чей-то домашний любимец, по глупости сбежавший от своих добросердечных хозяев или неосторожно выпущенный ими на прогулку.

Я вздохнул и отвернулся.

Тридцать лет прошло. Тридцать лет. А мы так ничего и не поняли. И наверное, уже не поймем никогда. Три десятилетия назад Всевышний явил нам свою волю, устроив День Гнева. В одночасье рухнул привычный расклад. Жизнь перевернулась. Человечество нос к носу столкнулось с воплотившимся отражением своих же кошмаром. И…