Читать книгу "Предначертание - Вадим Давыдов"

Поколебавшись немного, он протянул руку Рэйчел. Она удивилась:

— Вы не можете его снять?!

— Он не снимается. Это одно из условий обладания им.

На самом деле Гурьев мог, конечно же, снять браслет, — для этого ему достаточно было выщелкнуть из сустава большой палец и мизинец. Он просто никогда этого не делал. Не собирался делать и сейчас. Даже ради неё. Только вот её прикосновение так обожгло Гурьева, — он еле устоял, чтобы не вздрогнуть.

Рэйчел, сосредоточенно согнав брови домиком, рассматривала надпись на браслете, и… Гурьев опешил: она, — она шевелила губами! А в следующий миг…

— Погибаю, но не сдаюсь, — тихо, но отчётливо проговорила Рэйчел и подняла на Гурьева ошеломлённый взгляд сделавшихся бездонными и чёрными глаз. — Погибаю, но не сдаюсь. Это… немыслимо. Немыслимо!

Гурьев уже знал, что она заговорит по-русски. Всё равно, — от его спокойствия и выдержки даже следа не осталось, — внутри. Конечно, внутри. Только желваки на мгновение вздыбили кожу на его щеках:

— Как это приятно – встретить соотечественницу так далеко и так случайно.

— Моя мать русская, — медленно произнесла Рэйчел. Только вспыхнувший румянец на лбу и щеках выдавал её волнение. И заалевшие мочки ушей. В ней было столько жизни, что он залюбовался ею, овладевая уже собой. Несмотря на потрясающую хрупкость, почти прозрачность, — столько жизни. И страсти, подумал он. Наверное. Не может быть! Она тоже опомнилась и снова вернулась к английскому, бывшему для неё, конечно же, куда привычнее русского: – Мама много внимания уделяла тому, чтобы я знала язык. Погибаю, но не сдаюсь, — Рэйчел вздохнула. — Вы действительно русский. Немыслимо!

Ну, это действительно немыслимо, подумал Гурьев, ужасаясь едва ли не до дрожи в коленках и чувствуя, как помчались по спине тысячи ледяных мурашек. Вот только такого расклада мне ещё не хватало. А почему я так радуюсь-то, интересно?!

— Кто он был?

— Моряк. Капитан миноносца. Название вам ничего не скажет, — Гурьев улыбнулся. — Погиб в пятнадцатом.

— Мне очень жаль. Простите.

— Не стоит. Столько лет.

— Вы возвращаетесь в Россию?

— Нет. Мне нужно задержаться в Британии. Я не красный, Рэйчел. И не шпион.

— Вот как. Эмигрант?

— Нет. Путешественник.

— Русские не могут путешествовать по своей воле. Их гонит по свету либо тоска, либо их преследует кто-то. Или что-то. Кто – или что – гонится за вами?

Откуда ты знаешь это, Рэйчел, изумился Гурьев. Как же это?!

— Никто. Я сам охотник. Охотник за приключениями, в некотором роде.

— И за какими же приключениями вы собираетесь охотиться в Англии? — лукаво посмотрела на него Рэйчел.

Интересно, подумал Гурьев, как это вышло так? Кто послал её мне? Ведь так не бывает. Нет никого и ничего, по чьей воле могло бы произойти такое. Потому что так не бывает. Не бывает – и всё. Или?!

— Я расскажу, если вы пообещаете мне помочь, — кивнул Гурьев.

— Разумеется, я вам помогу, — пожала плечами Рэйчел. — Я – ваш должник.

— Вот как?! — Гурьев сделал вид, что удивлён. — Каким же образом?

— А вот этого вам вовсе не обязательно знать, — нахмурилась Рэйчел. — Так – и всё на этом. Рассказывайте.

— Рэйчел Дэйнборо, — Гурьев прищурился и посмотрел на официанта, приближающегося к ним с подносом. — Дэйнборо. — Гурьев сделал вид, что пытается вспомнить нечто, связанное со знакомой фамилией. Обычно это помогало вызвать нужный отклик у собеседника. — Дэйнборо… вы…

— Я вдова графа Дэйнборо. Граф Лайонел Дэйнборо погиб при весьма странных обстоятельствах в Непале, во время военной экспедиции, через полгода после нашей свадьбы, в двадцать шестом. Что вы ещё хотели бы узнать? Учтите, я потребую откровенность в обмен на откровенность.

Сословных предрассудков у Гурьева не наблюдалось, — что называется, ни вверх, ни вниз. С детства. Никогда. Подумаешь, графиня. И дело было… Разве в этом дело?! Что ты искал в Непале, тупая британская скотина, в бешенстве подумал Гурьев. Что ты хотел там найти, — Шамбалу? Чашу Грааля? Что?! Какие ещё сокровища нужны мужчине, когда рядом с ним – такая женщина?! Да что же это со мной такое?!

Он вгляделся в её лицо, читая его, и мгновенно представил себе, через что пришлось пройти молоденькой женщине, совсем девочке, на руках у которой оказались беспомощные… старик и ребёнок. Старик? Отец? Наверное. Скорее всего. Ребёнок? Да, есть и ребёнок. Сколько страха, разочарований, бессмысленных надежд и иллюзий разбились в одночасье. Как обрушились планы, как жизнь помчалась под откос, ломая кости. Как отвернулись презрительно те, которые… И какую силу духа явила она этому безжалостному миру: выстояла. Поднялась. Победила… Почти. Почти победила. А потом – всё рухнуло снова.

— Сколько же вам было лет, дорогая? — тихо спросил Гурьев.

— Семнадцать.

Теперь он не смотрел на неё. Даже слишком старательно не смотрел. Рэйчел хотела улыбнуться торжествующе и снисходительно, но не смогла, увидев, каким жутким ртутно-серебряным пламенем полыхнули его глаза, — хотя он и не смотрел на неё. Нет, подумала Рэйчел, это немыслимо. Мужчины просто не способны так чувствовать. Вот так – не способны. Тем более – русские. Тем более – такие молодые. Он же мой ровесник, наверное? Как странно. Обычно светлые – такие светлые – глаза кажутся холодными, даже безжизненными. А у него… Ах, Боже мой. О чём это я?!

— Сопереживанию можно научиться, — без особого труда угадав её мысль, проговорил Гурьев, по-прежнему глядя в окно. — Мальчик может научиться этому от матери, если она любит его, заботится о нём неустанно, рассказывает ему о своих чувствах к нему и к его отцу, развивая его чувства. Не будить страсти, а именно развивать чувства – задача, возможно, не из лёгких, но посильная. Мужчина может научиться этому от возлюбленной, если он наблюдателен и умён, если не думает лишь о себе и утолении своей страсти к овладению и обладанию. Но это трудно, вы правы. Иногда почти невозможно.

Что ты творишь, неслышно заорал он на себя. Что ты тут сидишь и изображаешь перед ней сразу Аристотеля и Монтеня, ты, идиот?! Тебе что, заняться больше нечем?! Ты же убьёшь её!

Он умолк, пережидая, пока официант обслужит их. И рассматривал её. Рэйчел. Рэйчел. Ты из тех, на кого чем дольше смотришь, тем меньше надежды отвести взгляд, Рэйчел. Словно проступаешь из небытия, как фото в кювете с проявителем. Ты из тех, на кого можно смотреть часами, не боясь заскучать или насытиться. Что так подсвечивает тебя изнутри, Рэйчел?! Красота? Что такое красота? Почему одни кажутся нам красивыми, а другие? Нет, на самом деле она отнюдь не выглядит измождённой, подумал Гурьев. Эта её грусть просто сбивает меня с толку. Она бледненькая, но она ведь наверняка и не спала всю ночь. А вообще… Это просто такая порода, усмехнулся он про себя.

Официант удалился, и они приступили к завтраку. Рэйчел не столько ела сама, сколько смотрела на Гурьева, явно сражаясь с желанием задать вопрос. Он улыбнулся и кивнул: