Читать книгу "Боль - Евгений Гришковец"

А ночь почти затихла. В лагере за холмом не стало никаких голосов, никакой музыки, никаких человеческих шумов. Всплески в заводи и по реке почти прекратились. Птицы посвистывали, но дальше и тише.

И Виталий нахохлился на своём сиденье, замер, уставившись в то место, где так же, как он сам, неподвижно торчал из воды поплавок. Даже комары забыли про него. Он, наверное, задремал бы, если бы не боль, к которой невозможно было привыкнуть. Виталий чувствовал, как устал от этой боли, он хотел бы от неё куда-нибудь спрятаться, отгородиться, избавиться любым способом. Но такого способа он не знал. А стоять на коленях у воды и мочить палец он уже не хотел. Вода хоть и облегчала боль, но не радикально и ненадолго. Он устал, просто устал.

Ему стало жалко себя, никем не видимого в темноте и всеми забытого. Он вдруг понял, что его родители, друзья, знакомые, девушка, с которой он познакомился три месяца назад и всё не мог понять, что же к ней испытывает… и та, которую он любил целых два года, на которой чуть не женился… Никто в мире, кроме какого-то отставного военного, которого он даже не помнил, как зовут… Никто не знает, где он сейчас, что с ним. Никто не знает, как ему больно и как он устал.

Он почувствовал свою беззащитность и слабость. Он вдруг впервые в жизни мощно понял, как хрупка жизнь, как эта жизнь, все планы, все представления об устройстве этой жизни, все серьёзные большие составляющие этого устройства… Всё уязвимо и может зависеть от какого-то пальца левой руки.

Он ощутил себя слабым и очень плохо сделанным. Сделанным непродуманным и хрупким. Как специалист по сложнейшей медицинской технике он мог это ощутить.

Ему всё увиделось нелепым и маленьким. Перед той огромной темнотой, в которой он сидел, даже его город показался ему маленьким. Город, который был целиком и полностью средой его обитания. Город не показался ему безобразным перед красотой звёздного неба и перед гладью воды. Нет! Он показался ему именно маленьким. Крошечным и беззащитным, как он сам. Стоило повредить один из двадцати пальцев, и вот он беспомощен и ни на что не годен.

Ему даже имя своё показалось нелепым. Нелепостью открылся сам факт существования имени. Он впервые понял своё имя не как имя, а как странное, неблагозвучное название, которое ему дали, его не зная. А такое же название носят многие другие люди, совсем на него не похожие. Разные. Какая глупость!

– Господи, как же больно-то мне… – совсем тихо, одними губами, прошептал он и стал тихонько покачиваться на своём пеньке. Так он качался довольно долго.

Потом замёрз. Встал, чтобы размяться и увидел, что небо побелело. В небе появился белёсый свет, и стало всё видно. И хоть света было совсем мало, чуть-чуть, капелька, но видно стало всё и далеко. Как пропустил момент появления света, он не понял. Он оглядывался по сторонам и не узнавал того, что видел. Он не так всё это представлял в темноте. Заводь оказалась меньше, чем ему казалась. Много меньше. Лес оказался дальше. А Виталию в темноте чудилось, что лес у него сразу за спиной. Вода вдруг стала зеркальной. Только у самого берега можно было заглянуть под её поверхность.

Он отошёл немного в сторонку от того места, где сидел. Пописал, вернулся, сполоснул руки в воде, и от нечего делать поднял удочку.

Каково было его удивление, когда на крючке оказалась маленькая трепещущая рыбка. Последние минут пятнадцать он вообще не смотрел на поплавок.

– Вот те здрасте! – сказал он. – И зачем это мы прицепились?

Виталий хотел как можно аккуратнее снять рыбку с крючка. Но она, несмотря на свои размеры, глубоко заглотила крючок, да и руками он не мог пользоваться в полной мере. К своему сожалению, он явно нанёс рыбке серьёзные увечья, прежде чем смог её отцепить.

– Прости, брат, – сказал он тихо. – Нам нынче обоим не везёт.

Он бросил рыбку в воду, метрах в трёх от берега. Та вроде поплыла, но замерла и всплыла боком. Снова встрепенулась и попыталась двигаться, но опять всплыла.

– Да, брат! Тебе не повезло больше, – пробормотал Виталий. – Жаль. Я не хотел. Правда…

Он стоял, смотрел на покалеченную рыбку, на дело рук своих…

Вдруг в воде – это он увидел краем глаза – большая, тёмная тень с немыслимой, едва уловимой взглядом скоростью метнулась от камышей вдоль берега. Длинная, стремительная, жуткая тень. Раздался громкий всплеск. Полуживая рыбка и тень исчезли, будто их и не было.

Он стоял неподвижный и потрясённый. Стоял, впервые став свидетелем той жизни, которая существует и идёт себе без его взгляда и участия. Непостижимая, бездонная и бескрайняя, огромная жизнь. Если бы мимо прошёл динозавр, вряд ли он был бы потрясён больше.

Так он стоял и думал. Рыбачить сразу расхотелось. Ясно же было, что такую рыбу на его удочку не поймать. А как сказал майор, без надежды рыбачить нельзя.

Возвратиться в лагерь он был не готов. Ему некуда было возвращаться. Было ясно, что в палатках и машинах все спят. Искать место, кого-то будить, а главное – лечь рядом с кем-то или даже к кому-то вплотную… Этого он даже представить себе не мог.

Он очень хотел пить. И давно. Но идти в лагерь за водой… Этого он тоже не мог себе представить. Он не хотел туда возвращаться.

Не сомневаясь, он поправил досточку, положил её почти в воду, встал на неё коленями, медленно опустил руки в прохладу, опёрся о гладкое, мягкое дно и коснулся воды вытянутыми губами. Кончик носа тоже уткнулся в воду. Запах свежести и тины, прохлады и застоявшейся в камышах мути наполнил его дыхание. Виталий потянул в себя воду. Она была просто холодная и без какого-нибудь явного привкуса или сильного вкуса. Вода как вода.

Свежая.

Он пил жадно. От усталости, от накопившейся боли, от того, что в желудке давно было пусто, и от неудобной, напряжённой позы голова закружилась…

Он пил, и ему виделись глубины этой заводи и тёмной реки. И той огромной реки, в которую эта речка неминуемо впадает. Ему грезились рыбы, стаи рыб и рыбёшек. И та огромная щука, которая на миг показалась ему из тьмы глубин и времени. Он чувствовал и ил на дне, с жуками, личинками и червями, в нём живущими. Он различал ручьи и родники, в реку втекающие. Он никогда не видел ни тех ручьёв, ни ила, ни рыб… Он просто чувствовал что-то очень-очень большое, к чему прикоснулся и что впустил в себя.

Он вдруг без страха подумал, что, скорее всего, в его жизни всё будет не так, как он себе запланировал. Он понял, что не понимает того, что с ним происходит. Но ему стало ясно, что там, в его городе, в его машине, у него на работе, ему не удастся спастись и забыть то, что с ним произошло. Он понял, что жизнь будет труднее, чем он думал и планировал… что всё куда сложнее, чем он мог вообразить.

Однако ему не было страшно. Если бы палец не болел, он, может быть, и испугался бы внезапного открытия… Но палец болел! Поэтому он напился вдоволь, встал, потянулся и вытер рот рукой.

Светало быстро. На реку и заводь стал опускаться туман. Комары активизировались, и ему пришлось намазаться мазью, что дал майор. Мазь была очень вонючая.