Читать книгу "Юродивый - Сергей Шхиян"

— Не хозяйка, говоришь, а кто?

— Так, живу пока, за тобой присматриваю. Может что подать?

— Пить я не хочу! — поспешил я предотвратить ее обычный вопрос. Сходи лучше позови кого-нибудь из бывших казачьих пленников.

— Чего ходить? Я и есть пленница. Под их игом целый месяц жила. Не ведаю, как живой осталась! Видно Господь так захотел.

— Постой, так ты тоже была в овраге?

— Вестимо была. И в Коровино была, когда казаки его грабили и жгли. Они меня давно захватили, хотели за большие деньги в султанский гарем продать. Потому видно и берегли, не надругались.

— Продать? В гарем султана? — переспросил я, не зная чему больше удивляться, тому, что она знает эти слова или считает себя такой ценностью, По мне тетка была не слишком молода и совсем непривлекательна, Однако у женщин часто существует собственная самооценка, не всегда соответствующая общей.

— Султану, — подтвердила она, — на туретчину, или персидскому шаху.

Я опять едва не переспросил, что она имеет в виду, но успел поймать себя за язык и пробормотал под нос:

— Ну да, тогда конечно, если шаху, то и говорить не о чем…

— А ты, случаем, еще не захотел водицы испить? — не слушая, спросила она. — Водица здесь целебная. Тебе старому человеку беречь себя нужно, неровен час, расхвораешься.

— Старому человеку? — как попугай повторил я за рей. — Это, в каком смысле старому?

— Ну, не старому старику, а просто старому, — пояснила она. — Тебе уже, поди, годков двадцать пять сравнялось?

— Двадцать пять, — опять повторил я за ней и замолчал, догадался, что у бедолаги от тяжких испытаний поехала крыша. — Нет, мне уже тридцать…

— Правда? — удивилась она. — А я бы тебе больше двадцати пяти не дала.

— Выходит, для своих дряхлых лет я хорошо сохранился.

— Выходит, — скорбно согласилась женщина.

— Значит, ты не местная. А откуда?

— Я то? Я сама из Калуги. Мой батюшка там воеводой.

— Кем? — опять воскликнул я.

— Воеводой, — не без гордости повторила она.

Мне уже случалось сталкиваться с девушками из знатных семей, и ничего хорошего из этого не получалось. Потому, если все это не бред душевнобольной, то меня могли ожидать очередные неприятности. Однако разговор у нас еще не кончился, и я спросил, намереваясь выяснить правду:

— Как же ты к казакам попала?

— Очень просто, они меня на дороге остановили. Батюшкиных стрельцов поубивали, а меня с мамкой с собой увели.

— И где эта мамка?

— Померла, сердешная. Уже девятый день намедни прошел. Уж я так убивалась…

— Пусть будет ей земля пухом, — сказал я.

Женщина, кивнула, промокнула кончиком платка слезу и перекрестилась.

— Так, выходит, ты уже давно в плену? — продолжил я допрос.

— Давно, казаки, когда с Днепра сюда шли, нас с мамкой и захватили. Сначала хотели у батюшки выкуп требовать, а потом решил в гарем султану продать. Их атаман сказал, что так они больше червонцев получат.

Похоже, что на султане и гареме ее крепко заклинило.

— А кто такой султан и что такое гарем?

Как ни странно, ответила она правильно.

— Понятно, — задумчиво сказал я, уже не зная, что и думать. Женщина была так закутана, что разглядеть что-либо кроме носа и губ я не мог. — А звать то тебя как?

— Марфой кличут, — ответила она, подумала и поправилась, — Марфой Ниловной.

Влюбляться в Марфу Ниловну я не планировал. На романтические встречи и близкие отношения с красивыми женщинами мне последнее время везло, но как истинно русского человека после окончания каждого романа, мучила совесть. Обычная борьба духа с плотью. Как мужчину, сеятеля собственного генофонда, меня привлекает каждая подходящая женщина. Но когда плоть побеждает условности морали, душа мстит стыдом и раскаяньем. Правда и то, что стыд не дым, глаза не ест, но все равно, обойтись без психологических травм и самобичевания никак не получается.

Скорее всего, это какой-то рудимент прошлого, оставшийся в мужской ментальности с тех пор, когда женщина в любви была слабее, уязвимее, и слишком многим рисковала. В новые времена, когда и женщины и мужчины принялись тасовать друг друга как карты в колоде, это выглядит старомодно, но что поделаешь, против натуры, как говорится, не попрешь.

— Марфой, говоришь зовут? Это хорошо, — сказал я, непонятно для чего. — Марфа красивое имя…

— Сама знаю, что красивое, как же иначе! Плохим бы меня родители не назвали! — подтвердила она.

Разговор у нас с ней явно не получался. Нужно было менять тему, и я спросил, то, что меня интересовало:

— Ты не заешь казака по имени Степан, который вас вместе со мной спасал?

— Нет, не знаю, — не задумываясь, ответила она.

— Ты вспомни, он высокий казак, с перевязанной головой.

— Казак? — рассеяно переспросила она. — Ты хочешь?…

— Хочу, — перебил я, — принеси ведро теплой воды и корыто.

— Зачем?

— Мне нужно помыть голову, она вся в крови!

Было, похоже, что, вся моя голова опять превратилась в засохшую кровяную коросту. Я попробовал дотронуться до раны, но не смог до нее добраться. В таком виде девушке не понравишься, даже такой заторможенной.

— А ты в баню сходи, — посоветовала она, не двигаясь с места.

— Сходи бы, да встать не могу. Так принесешь или нет?

Марфа задумалась, потом согласилась.

— Ладно, пойду, скажу мужичке.

Я остался один. В избе было сумеречно, свет проникал только через волоковое окошко в крыше, служащее для выхода дыма. Я уже привык к спартанской простоте русского жилища и давно перестал обращать внимание на интерьеры, вернее будет сказать, на их отсутствие.

Только теперь, когда ничто не отвлекало внимание, я вспомнил о собаке и лошадях, которых мы с запорожцем оставили в лесу. Если Степан погиб, они так там и остались.

Однако пока заниматься их судьбой я не мог. Нужно было сначала прийти в норму. О лошадях я не беспокоился, ручей протекал рядом с нашей тамошней стоянкой, а в лесу и на пустыре им было полно корма. Другое дело Полкан, не умеющий сам добывать еду, к тому же раненый.

В избу вернулась Марфа со старой женщиной, которая с трудом несла большое деревянное ведро с водой.

— Марфа, мне нужно срочно найти казака Степана! В лесу остались наши лошади и собака.

Пока дочь воеводы обдумывала мои слова, в разговор вмешалась крестьянка:

— В сарае твоя лошаденка, а Полкан во дворе. Строгий пес, мой хозяин хотел его привязать, так он так зубы оскалил, что к нему подойти побоялись!