Читать книгу "Иллюзион - Олег Макушкин"

Спокойное такое счастье, Радость мудрости и понимания. Ты вроде и не разгадываешь вечные тайны, и не торжествуешь эпохальную победу; но ты причастен к этому, ты будто бы стоишь за плечом у Всевышнего, создающего мир, — без права участия, но допущенный до таинства. Век бы так ехать, плывя по волнам музыки и ночной трассы.

Ты, по большому счету, еще и не знаешь ничего. Может быть, и никогда не узнаешь. Но это неважно. Ты спокоен, ты счастлив. Твой путь длится вечность — разве это не прекрасно?

* * *

Машина въехала во двор дома Шелеста. Оставшаяся позади улица сладко спала в объятиях тумана и мелкой мороси. В туманной дымке огнями ночных светлячков были развешаны уличные фонари, будто накиданные в молочный кисель желтые шарики сыра.

Тихон заглушил мотор и выключил фары. Какое-то время они с Мирославом сидели молча в темноте. Славе не хотелось покидать салон «десятки», ведь пока длился путь, не существовало прошлого, полного мучительных откровений, не было и будущего, готовящего жесткие вопросы, на которые придется давать прямые ответы.

— Стих, поднимись ко мне, — попросил Шелест. — Вот ключи. Если не сложно, приготовь каких-нибудь харчей, там в холодильнике найдешь.

— А ты?

— Машину в гараж загоню, — ответил Шелест.

Мирослав вылез из машины и зашагал по свежевыпавшему скрипучему снегу к подъезду. В темноте нащупал перила лестницы, осторожно преодолел несколько ступеней. Кнопка лифта чуть выделялась на стене в полосе белого света, падавшего из окна на лестничной клетке. Мирослав нажал кнопку, слушая, как где-то наверху глухо лязгнул и заработал старый механизм.

Звякнул лифт, двери открылись. В тесной кабине хотя бы был свет. В компании тусклой лампочки, едва позволявшей читать неприличные надписи на стенках, Мирослав поднялся на шестой этаж. Откуда-то задул сквозняк; дверь Шелестовой квартиры открылась с трудом — замок заедало, хотя петли болтались. С минуту Мирослав постоял на пороге, слушая тишину, царившую в доме. Ни единой живой души, казалось, не было в сотне квартир, как не было никого в квартире Шелеста. Мирослав вошел и аккуратно притворил за собой дверь.

И получил удар чем-то тяжелым и мягким по затылку.

* * *

Искры, звездопадом белой окалины рассыпавшиеся по чернильной обложке потускневшего зрения, не подожгли коврик в прихожей. Стоящим на четвереньках на этом коврике себя обнаружил Мирослав, когда способность осознавать происходящее вернулась к нему, медлительно и вяло, как пришедший домой после ночной смены смертельно уставший человек ковыляет к постели.

— Один? Давайте на кухню его, — распорядился чей-то начальственный голос.

Двое крепких ребят подхватили Мирослава под руки, и в одно мгновение он оказался сидящим на табуретке на кухне Шелеста. Обстановка едва угадывалась в отсутствие электричества. Сквозь образованные оконным переплетом полосы призрачного уличного света проступали бесцветные контуры стола, шкафчика с посудой и мойки, двух пустых табуреток и по-холостяцки вместительного холодильника.

В комнате присутствовали еще двое людей. Один стоял у окна, прячась в тени, и наблюдал за происходящим на улице. Второй, тот, что командовал, сел на свободный табурет.

Мирослав вдруг почувствовал обиду и неловкость, будто он присутствовал на каком-то неприличном, унизительном событии вроде прилюдной порки; хотелось, чтобы оно побыстрее закончилось. Он знал, что это сидение в тишине и молчании, похожее на увлекательную детскую игру, на самом деле очень скучное и формальное действо, суть которого ожидание. Вот сейчас произойдет то, что должно произойти, и включат яркий свет; все тени, дающие намек на тайну, исчезнут, оставив голую и жесткую правду: они с Шелестом вляпались, как сопливые мальчишки.

И обиднее всего даже не то, что он, Мирослав, попался просто за компанию, как случайный и почти невольный сообщник Шелеста; а то, что когда Тихона возьмут, он будет держать обиду на Стиха за то, что не предупредил.

А как тут предупредишь — не в окно же высовываться с криком: «Шелест, не ходи сюда!» Да и с какой стати Мирослав должен его предупреждать? Шелест не мальчик, прекрасно понимает, что за игру он ведет. Как раз Стихееву впору обижаться — за то, что Шелестов его все-таки подставил, пусть даже он сам попадется. Хотя попадется ли — еще вопрос, все-таки не лапоть, а серьезный боец, всегда собранный и настороженный. Хоть капелька надежды.

— Кого ждете? — с попыткой взять легкомысленный тон напряженно спросил Мирослав.

— Приятеля твоего, — отозвался мягко, почти приветливо второй из мужчин, тот, что сидел на табурете. В темноте не было видно черт лица, но зато просматривались солидное брюшко и лишенная четких габаритов фигура привыкшего к рабочему столу и удобному креслу человека.

— А почему вы уверены, что он придет? — спросил Мирослав. — Мы договорились об условном знаке. Я его не подал, так что теперь он скроется. Облажались вы.

— Никуда он не скроется, — продолжал тот же спокойный голос. — Он сказал, что поставит машину и придет, так ведь? И никакой условный знак вы не обговаривали.

Мирослав замолчал, подавленный. Если уж их вели и прослушивали, значит, возьмут тепленькими. Скорей бы все это закончилось.

Из прихожей донесся звук открывающейся двери. Мирослав встрепенулся, пульс моментально подскочил на сотню ударов — никогда в жизни он так не волновался. Надо предупредить Шелеста — зачем? — просто надо! Он медлил, не решаясь; в прихожей что-то загремело, послышались звуки борьбы.

— Шелест, здесь засада! — закричал Мирослав, почти физически чувствуя боль разочарования — опоздал, все напрасно!

Крикнуть что-либо еще ему не дали — человек у окна метнулся к Стихееву и слегка сдавил ему запястье. Мирослав перестал чувствовать руку, зато очень отчетливо почувствовал желание грызть зубами доску стола и молить о пощаде из-за проснувшегося глубоко в плече, почти в груди крохотного, но впивающегося в самое сердце буравчика ядовитой боли.

— Не надо сопротивляться, — одними губами сказал тот, кто здесь командовал.

«Все равно не поможет», — продолжали фразу несказанные слова, и Мирослав, к стыду своему, был с этим согласен.

— Не двигаться! Руки за голову! — раздались крики в прихожей.

Свет зажгли, и электрическая белизна затопила глаза слезоточивой волной. Отовсюду раздавалось шарканье подошв, суетливое движение множества человек. Толстый начальник поднялся с табурета и вышел из кухни. Мирослав дернулся было следом, но рука второго службиста сжала ему плечо.

— Сидеть!

Но Мирослав все же ухитрился развернуть табурет так, чтобы видеть висящее в коридоре зеркало, в котором отражались искривленными черными свечами фигуры бойцов спецназа, — в усыпанных карманами бронежилетах и переливающихся мультивизионных очках под надвинутыми шлемами, — взявших в кольцо оружейных стволов стоящего с поднятыми руками Шелеста. На полу лежали трое одетых в штатское сотрудников спецслужб, вышедших из игры после контакта с Шелестом.