Читать книгу "Земля имеет форму чемодана - Владимир Орлов"

Набежавшей волны и теперь не возникло…

116

Общупанный и обнюханный злыднями пластиковый пакет остался у них трофеем.

И уплыл в никуда вместе со скрывшейся с глаз Куропёлкина усердной галерой.

Одиноким в и так грустной вселенной ощущал себя Куропёлкин. Да и нигде не имел он теперь прописки. Кем он стал по своему гражданскому статусу? Никем. Он в Москве не был бы допущен фейсконтролем даже и в хитровскую ночлежку. И уж тем более в ночной клуб «Прапорщики в грибных местах». А для муниципальных чиновников он уже был невидим и не имел тела. Взвыть хотелось Куропёлкину. Но кому было бы интересно вытьё бесполезного мужика? Кого бы оно растрогало? Никого. Да и издавать громкие и внятные звуки, находясь в позиции пловца на спине, было неудобно. Жалкий, с хрипами, стон бы случился. Жалкий и постыдный.

«А не утопиться ли? — опять подумал Куропёлкин. — Нырнуть и не всплыть. Замереть на дне вместе с субмариной „Волокушка“. И всё…»

Мысль об этом показалась Куропёлкину сладостной. И даже чушь с субмариной в неё легко уложилась, сделала её будто бы совсем убедительной и весомой. И неотложной.

Не раздумывая более, Куропёлкин начал погружение. Оттолкнуться для нырка вниз было, увы, не от чего, но Куропёлкин изловчился сделать под водой кувырок и резко направиться на дно. При этом он будто бы забыл о том, что он флотский, может продержаться под водой (без драйверского, естественно, снаряжения) минуты две с лишним, проныривал и по семьдесят метров, и поэтому, не исключено, что за эти минуты Океан, знакомый с его натурой, сможет заставить его образумиться, не пожелает его убивать и отправит обратно в жизнь на грешной Земле.

Что и случилось.

К тому же известно, что в проруби не тонет, без радости подумал Куропёлкин… Впрочем, как и в тёплой воде…

117

И снова его подобрали.

Подобрала яхта из тех, что в ветрах не нуждается.

Владелец её (предположение автора, потом и робкое предположение Куропёлкина) был миллионером не из первого ряда. Но имел, среди прочего, возможность содержать яхту и катать на ней дам и барышень, отвечавших уровню его культуры и эротических вкусов. Впрочем, об этом Куропёлкин не узнал. Да и на кой ему надо было знать всякие чепуховые подробности!

Получил же он представление о трёх сеньоритах, составивших нынче компанию предполагаемому хозяину яхты.

Помог подняться на борт по трапу Куропёлкину негр в бежевой фуражке с крабом, молодой, но с седыми висками. Три путешественницы за столиком под Луной и китайскими фонариками с интересами наблюдали за появлением на палубе нового пассажира. Смеялись. Куропёлкин к тому времени обогатился новым средством передвижения — гимнастическим конем без ножек, плавать на нём, правда, можно было лишь сидя на коне (бревне в коже) верхом, ну и держась за него, получалось отдыхать, иногда и часами. Никаких других приобретений в хождении Куропёлкина не случилось, и он был вынужден появиться перед прогуливавшимися красотками в мокрых тельняшке и трусах неудачливого мультизлодея. Куропёлкин застеснялся. Но одна из дам поманила его загорелой рукой в перстнях. То есть пригласила в застолье.

Куропёлкин был голоден и хотел пить. А перед гостьями владельца яхты имелась еда, пусть и одни деликатесы, и в благоудовольствие к ней — напитки. Куропёлкин готов был Тарзаном с прибрежных пальм или даже обезьяной с них же рвать куски белковых веществ и бутылку, неважно с чем, опрокинуть в пасть. Но сдержал себя. Ладони из приличия вытер о тельняшку. При этом он не мог не вспомнить, что в недалёком (или далёком?) прошлом он служил артистом, и попытался произвести некие, будто бы элегантно-джентльменские (или хотя бы уважительные по отношению к дамам) движения.

Опять рассмеялись.

Но смех, понял Куропёлкин, был доброжелательный.

— Сиддаун, плиз, — предложила рыжеволосая.

Впрочем, все три пассажирки были в разной степени рыжеволосые.

Две из них (одна — в зелёном бикини, другая — в чёрном с жёлтыми разводами), изучив прикосновениями нежных пальцев достоинства бицепсов Куропёлкина и мышц его живота, проявленных мокрой тельняшкой, воскликнули, будто дамы высшего света в Москве: «Вау!». И чуть ли не силой усадили Куропёлкина в плетёное кресло, стоявшее между ними.

Вели тихий разговор, какой не мешал бы утопленнику насытить чрево и утолить жажды разных свойств, чему способствовали напитки разных свойств, правда, не таких убедительных, как виски, ром и тем более водка с горилкой.

То есть барышни (сеньориты, мамзели, миссы, фройлены) морскими волками быть не могли. Не могли быть и пиратами. И всё равно были хороши. А выглядели всё лучше и лучше.

— А-а-а-ах! — с восторгом выдохнул Куропёлкин. И срыгнул.

Стыливо стал прикрывать ладошкой рот.

Но опять срыгнул.

Собеседницы же его обрадовались, рожи кривить не стали, захохотали одобрительно и подняли большие пальцы. Мол, завидуем аппетиту и жизнелюбию, с такими боями и мачами дело иметь приятно.

Поинтересовались (Куропёлкин судил по жестам), кто он и откуда и как оказался у них за бортом. Ласково-заинтересованные взгляды, тела несомненных обольстительниц отыскали в подполье сытой сейчас натуры Куропёлкина фанфарона. И болтуна. Впрочем, болтун не имел средств проявить себя.

— Я — русский, — начал Куропёлкин. — Рашен… Москва… Моряк… Морской волк…

Тут Куропёлкин замялся. Морской волк… Это он сидел в плетеном кресле в трусах морского волка, что ли? Да и поняли ли его новые подруги, что он морской волк? Или хотя бы просто — русский моряк?

— Мариман! — ткнул Куропёлкин пальцем себе в грудь. — Мичман! Боцман!

Чуть было не аттестовал себя: «Капитан!», но это было бы чересчур. Остановился на боцмане.

— Рашен боцман! — с гордостью утвердил себя в звании Куропёлкин, влил в себя голубоватую жидкость из бокала, ликёр, наверное. И почему-то добавил: — Моби Дик!

— Вау! Рашен боцман! — воскликнула, как показалось Куропёлкину восторженно, идеально рыжеволосая («Фара» уже прозвал её Куропёлкин из-за глазищ-фар). Она будто бы ждала от него новых слов.

А негр, вернувшийся из кают, куда заходил, видимо, с докладом владельцу яхты, стоял у перил рядом с выходом на трап и глядел на ночного подкидыша (подплывыша) с опаской.

Сеньорита в зелёном бикини вдруг стала испуганно оглядываться, потом зажала нос пальцами и застонала. Лицо же красавицы в чёрном с жёлтыми разводами бикини исказили спазмы, она вскочила, и было видно, что её вот-вот вырвет.

И Куропёлкин ощутил, что принявшая его на борт яхта вошла в плотность известной ему вони. А пассажирам яхты неизвестной. Скорее всего, неизвестной. Но может быть, запахи московских отбросов и богатств «Водоканала» мало чем отличались от запахов канализаций иных замечательных городов? А тут случилась их малообъяснимая концентрация?