Читать книгу "Манечка, или Не спешите похудеть - Ариадна Борисова"

Увидев бомжа, Маняша радостно встрепенулась, вскочила и побежала навстречу, но остановилась за несколько шагов. Избегая глазами, спросила у следующего позади майора:

— А штраф?

— Не надо, — проворчал он. — Идите.

— Спасибо, спасибо!

Сама от себя не ожидая такой прыти, счастливая Маняша налетела на майора, неловко подпрыгнула сбоку и, обдав тонким ароматом чего-то ягодного, земляничного, поцеловала в щеку.

Они вышли в ведущий к свободе коридор. Майор уселся на свое место за конторкой и погладил щеку. На ней медленно таяло прикосновение прохладных губ. Улыбнулся: вот смешная… Поднял голову и вдруг вспомнил об учительнице, с которой начал встречаться после окончания института в начале работы. Тогда казалось, что до исполнения всех грез и планов рукой подать, видел себя Шерлоком Холмсом…

Майор удивился. Сегодняшняя девушка вовсе не напоминала ту, худенькую и строгую. Учительница с пугающей энергией взялась было за переплавку его мягкого, в сущности, характера в нечто незыблемое и невыносимо скучное. Терпел ее нравоучения почти год. Но не это стало причиной побега от нее… А ведь чуть не женился.

Перед глазами возникла шкодливая шестнадцатилетняя сестренка учительницы — с ней он любил посостязаться в словесных играх вроде буриме, вместе отгадывали кроссворды, она рисовала забавные шаржи… Он рассказывал байки о снежном человеке и Бермудском треугольнике, учил подтягиваться на турнике. Испытывал при этом непонятное волнение… Сдерживал себя: прекрати, возьми себя в руки, — дитя, и вообще, при чем тут она, когда собираешься жениться на сестре?.. Но ах, она была чудо — неугомонная, глазастая бестия!

Озорница оставила в сердце след короткий, как укол ножа, болезненный до сих пор, все еще жгуче пылающий виной и сожалением. Однажды в отсутствие старшей сестры, когда он в ожидании прохаживался перед их домом, девчонка, хохоча, налетела на него, свалила на песок дорожки… чмокнула в губы… Он едва не утонул в ее огромных глазах. Подхватил на руки, не думая ни о чем, понес… Они оба сошли с ума. Целовались, целовались на заднем дворе в смородиновых кустах… Тонкие пальцы остервенело рвали на нем рубашку, губы горячечно шептали его имя. Потом что-то случилось… Или не случилось? Да нет же, нет, ничего такого, только… Он опомнился, увидев ее сестру. Выяснилось, что она стояла на дорожке все то время, пока длилось его — их — безумие… Она вернулась с примерки свадебного платья.

Майор тяжко вздохнул.

…А все равно, прекрасная пора — молодость! Он распрямился, вобрал живот. Вгляделся в свое отражение на темном экране нерабочего компьютера, стоящего на столе для придания солидности заведению. Есть еще порох в пороховницах! Хватит прозябать в вытрезвиловке. Снова, что ли, податься в угрозыск? Возьмут! Опыт у него неплохой. Может, с сыновьями станет полегче. Уважения больше, интерес к отцу появится. Раньше мальчишки часто приставали, чтоб рассказал о сыскной работе. Было что рассказать. Задолго до их рождения, как раз в период связи с той учительницей… и ее сестрицей, он, помнится, здорово отличился в раскрытии долгоиграющей шайки Моей и Кота. Взломщики мучили город квартирными кражами…

Майор дернул плечами, стряхивая с себя наваждения не к месту разыгравшейся памяти. Решил завтра же круто поменять жизнь. Мысленно пожелал кудрявой толстушке счастья и принялся заполнять служебные бумаги.

…Маняша семенила за бомжем, опустив глаза, и лихорадочно размышляла, что ему сказать. Все вновь казалось невозможным, не взаправдашним.

— Зачем пришла? — не оборачиваясь, спросил он грубо.

— За вами, — пролепетала Маняша.

Бомж остановился, глядя на нее сумрачно и недружелюбно:

— Я тебя просил?

— Нет, но… я думала… — она смешалась и замолчала, готовая провалиться сквозь землю.

Говорить женщинам правду всегда трудно. Надо было как-то ловко запудрить «дачнице» мозги, как-то хитро увильнуть, не обманывая, но ничего не обещая, чего он не умел и теперь напрягался. Нужные слова никак не шли на ум. Отвык. Бомж уже оправился от впечатления, произведенного на него новым камуфляжем Маняши. Невольно отметил, что голубое, как ни странно, подходит к ее светлому лицу, и подумал, что вчера не осознал в полной мере Маняшиной простой прелести. Слегка подосадовал: он ведь когда-то считал себя чутким ко всему безыскусно выразительному. Когда-то умел ценить малую и неприметную, ничем поверхностным не приправленную красоту… Вот именно — когда-то.

Сердясь на себя за лишние мысли, бомж внезапно понял, что не кто иной, как он — он! — вызвал метаморфозу, сотворенную с серой бабочкой. Маняша оделась так забавно и ярко из-за него — для него. Открытие привело бомжа в смятение.

— Куда идем? — все так же неприветливо усмехнулся он углом рта.

— Я — домой, а вы куда хотите, — сказала она тихо.

За непрошеное и раздражительное, но неожиданно взволновавшее спасение полагалось чем-то отдарить. Бомж рассудил, что отношения с этой недотепой продлятся недолго, а такой вариант искупительной жертвы уж точно лучше помоечной работы под надзором ментов. Не говоря больше ни слова, он зашагал по направлению к автовокзалу. Маняша продолжала потерянно топтаться на месте.

— Эй, пошли! — позвал он.

Она не ответила, посмотрела беспомощно. Повернулась и побежала в обратную сторону.

— Бабские капризы, — процедил бомж сквозь зубы.

Догнал, без церемоний схватил за плечи, развернул. Заговорил, жарко дыша ей в лицо:

— А ты как хотела? Чтобы я тебе в ноги кинулся, на коленях от счастья ползал? Ты — красивая, умная, благополучная, а я — пропащий человек, понимаешь? Я — алкаш конченый, без семьи, без работы, без дела, никому не нужный шатун, зачем я тебе такой?

— Красивая? Умная?..

Маняша выдернула из всего сказанного два слова и резко отстранилась:

— Я — дура! Дура круглая и толстая…

Он удивился:

— Сама так думаешь или кто сказал?

— Разве это неправда? — Маняшино лицо не верило и вопрошало. — Вы не смеетесь?

Бомж громко захохотал. Снова схватил ее, упирающуюся, притянул к себе:

— Плюнь в глаза тому, кто это сказал! Он слепой!

Ему давно не хотелось целовать женщину с такой силой, на грани беспамятства.

На остановке, где последнего в этот день дачного автобуса ожидала изрядная толпа, бомж и Маняша молча стояли рядом. Они не смотрели друг на друга, но всем было ясно, что означает их близость. Ее губы пылали, его глаза сапфирами сверкали на смуглом лице. Ротозеи разглядывали бомжа и Маняшу, пожалуй, с таким же любопытством, как очкастого дылду с кудлатой карлицей, которые весело болтали вчера в очереди и плевать хотели на всеобщее обозрение. Здесь тоже велик был контраст — высокий бродяга в драной куртке с лицом актера из вестерна и смешная расфуфыренная толстушка с румяным лицом — хоть сейчас надевай на нее кокошник и сажай к самовару с калачами… Парочка смотрелась, как персонажи киношного капустника.