Читать книгу "Подрывник будущего. "Русские бессмертны!" - Александр Голодный"

«Нет».

Еще секунду она смотрит в глаза пронизывающим взором, а потом хватает меня за горло и швыряет на широкую кровать.

* * *

Ассистент нашего врача – мужчина. Парень лет двадцати пяти, заметно недовольный тем, что его подняли ночью с постели. Но в работе обходится без комментариев, аккуратно обрабатывая мои изодранные до мяса живот и грудь.

Лежу истуканом, уставившись в потолок неподвижным взглядом. Еще бы не думать и не вспоминать… но это получается плохо. Вот ты и получил свою первую женщину, Артем.

Больно глотать, и синяки на горле от ее жестких пальцев: «Кончишь без разрешения – удавлю!.. Держи его твердым, животное!.. Да!.. Да!..»

Ссадины на опухших запястьях от стальных наручников. Она заковала руки, заставив продеть их в петли фигурной металлической спинки кровати. Сталь дужек немилосердно резала кисти при каждом рывке скачущей на моих бедрах Власты.

Исполосованные грудь и живот… Ей понравилось, это точно: «Давай, мразь! Давай!.. Сейчас!.. Ну!..» Похожий на вой стон, впившиеся в тело, раздирающие кожу ногти…

Обессиленно упав сверху, она, уже тише, простонала еще раз. Моих губ касалось ее пахнущее духами и слабым запахом пота плечо. Показалось, что утомленная женщина так и уснула, но потом Вильямс скользнула вбок. Провела рукой по своей груди, затем по моим кровоточащим царапинам. Поднесла испачканную ладонь к лицу и слизнула густую каплю крови.

В слабом свете ночника я отчетливо видел полные безумия и стремительно разгорающейся похоти глаза. Кривая хищная усмешка, скользящий по глубоким царапинам, заставляющий их гореть огнем ловкий язычок…

А потом ее опытной и умелой руке не понадобилось много времени, чтобы вернулось возбуждение и все началось сначала.

«Она меня изнасиловала».

Осознание факта принесло с собой грязь и чувство отвращения к самому себе. «Пользовалась, как хотела, возбуждая животные инстинкты и доставляя себе наслаждение».

Омерзительно ощущать себя беззащитной жертвой озабоченной садистки.

А что ты хотел? Чистой любви капитана наемников? Ты и есть животное, Артем. Для всех в этом проклятом мире лишь сообразительное животное. «Шустрая тварь».

Понравилось получать удовольствие? Себе можешь не врать: понравилось. Несмотря на боль, наслаждаться полыхающей страстью взрослой женщины, возбуждаться от ее красивого, без единого волоска, загорелого тела…

Но ты ей никто и ничто, Артем. Животное, не имеющее право даже на имя.

Такое же, как безропотные женщины в публичном доме для озабоченных вояк.

Насытившись, Вильямс расстегнула браслеты, сдернула их с изрезанных запястий и вытолкнула меня из постели на пол. Следом полетела испачканная простыня:

– Обмотайся. Не капай кровью.

Устало накинув халат, женщина взялась за трубку телефона. Ответ поступил лишь после пятого гудка:

– Ты так дежуришь? Еще раз повторится – будешь наказан.

Перебивает оправдания:

– Сейчас к тебе придет животное. Немой. Обработаешь.

Бросив трубку, капитан наемников поворачивается ко мне:

– Ты еще не оделся?

Преодолевая боль, кое-как натягиваю штаны и берцы.

Берусь за уже прилипшую к ранам простыню.

– Стой. Пойдешь так. Сейчас в санчасть. Потом во взвод. Понял?

«Да».

Критически осмотрев работу, парень подвел итог:

– Пока сойдет, но сегодня днем придешь еще раз. Если не повторить обработку, может загноиться. Наверняка загноится.

Глянув мне в глаза, он явно хотел что-то добавить, но передумал:

– М-да… Все, иди.

Простыня в кровавых пятнах осталась на стерильно чистом полу. Моя камуфлированная футболка у капитанши дома. Придется идти как есть, в полосах белого пластыря на голом торсе.

Почему-то территорию базы по ночам не патрулируют. Странно. Совсем не так, как в фильмах. Впрочем, это были фильмы моего мира.

Тихо открыв калитку, прохожу в дом. Кое-как умылся, но прохладная вода не помогла очистить заляпанную грязью душу. Мне стыдно глянуть в зеркало.

Сегодня спать на спине. Животные и должны спать на спине, Артем.

Лежу и смотрю в темный потолок, вспоминая свой мир. Странные ассоциации овладевают сознанием.

Там я работал на врагов своей страны, прикрывающихся правозащитной вывеской. Работал старательно и творчески, оправдывая труд деньгами. Здесь враги не нуждаются в вывесках и в деньгах для побежденных. Они выиграли войну, и теперь я снова на них работаю. За еду и право существовать с рабским ошейником на шее.

Там мечтал об элитной, вызывающей уважение окружающих специальности. Что же, она получена. Таких, как я, – единицы. Это знают даже мины.

Любовь женщины… Хотел Ди? Чем хуже мэм капитан? Умелая, жесткая, изощренная… Она то, что ты заслужил, Артем. Теперь ты знаешь, чему может научить молодого симпатичного парня страстная опытная женщина.

Все желания исполнены. Даже привычка помалкивать нашла свое отражение. «Мут». Немой.

Когда высказываешь желания Богу, не забывай, что их может услышать дьявол. Наверное, у него для волонтеров есть персональный Ад. Легко поверить, ведь я в нем.

Последняя мысль вызвала горький бесшумный смешок. Это смешно… ужасно, нечеловечески смешно.

Задыхаясь, всхлипывая без слез, я трясся в конвульсиях истерического смеха, поддаваясь нахлынувшему безумию все больше и больше.

Не знаю, чем бы это закончилось. Скорее всего, пулей солдата. Здесь сумасшедших не держат.

Но…

– Мут! Мут!!

Откуда-то появившийся Шарк сначала тряс за плечи, а потом залепил две смачные пощечины, оборвав почти бесшумный безумный смех.

– Мут, не надо!

Поддерживая голову, Чиф поит холодной водой. Зубы стучат о край стакана, от пролитого намокают, приятно холодя воспаленную кожу, полосы пластыря.

– Успокоился? Полегче?

Заставляю себя ответить.

«Да».

Я действительно успокаиваюсь. На смену истерике приходит тяжелая усталость, словно свинцовой плитой наваливается все пережитое в этом мире.

Сквозь накатывающееся забытье слышу успокаивающее:

– Спи, Мут. Спи…

* * *

Я снова в кабинете у врача, и ей совершенно не нравятся опухшие, воспалившиеся, сочащиеся желтоватой сукровицей царапины. Распухшие, изрезанные запястья тоже выглядят дерьмово, наручные часы пришлось оставить в своей комнате. Ассистент уже получил свой нагоняй, теперь леди доктор пребывает в раздумье.

Чувствую себя отвратно… но мне все равно. В душе глубокое равнодушие к боли и своему будущему. Будь что будет.