Читать книгу "Белый цвет боли - Эва Хансен"

— За этот месяц?

— Да, это всего лишь пустая формальность, вложу распечатку в папку и забуду.

Девушка выполнила просьбу быстро, еще полминуты, и у Фриды имелся график, кстати, подтверждавший, что Ноель Оберг в тот вечер дежурил.

— Этот график не нарушается?

— Если что‑то изменилось, это отражено вот здесь, — администратор ткнула пальцем в крайнюю правую графу. Но и там ничего в строчке доктора Оберга не было. Несомненно, он дежурил в положенное время.

— А вот список проведенных за этот месяц плановых и внеплановых, то есть срочных операций. Все пациенты живы, большинство даже уже покинули госпиталь.

Это было замечательно! Зачем отправлять ее в Эстерсунд, если можно выяснить, что Оберг сделал две операции за ночь, следовательно, быть в квартире Эммы Грюттен физически не мог!

Вырулив со стоянки госпиталя, она позвонила Дину:

— Скажи, а проверить его алиби, поинтересовавшись графиком работы, вы не могли? Ноель Оберг в это время стоял у операционного стола. Кстати, пациенты живы, у него вообще крайне мало смертей по время операций, чтоб вы знали!

Выпалила все это разом и изумилась, услышав ответ Дина:

— Мы знали. У меня есть график дежурств и в алиби Оберга никто не сомневался… У нас совсем другой подозреваемый.

Фрида не удержалась и растерянно пробормотала:

— Зачем тогда Даг отправил меня следить за Обергом?

— Вот этого я не знаю, спроси Вангера.

Нужно все прояснить, пусть узнают правду, пусть скажут, что думают, пусть даже выгонят, но не держат вот так — дурой на расстоянии.

Фрида решительно повернула на Оденгатан. Лучше один раз покаяться, чем прятать голову в песок, как страус. Однако уже к Санкт‑Эриксгатан ее уверенность начала таять, а на Флеминггатан и вовсе испарилась, как лужа после дождя на солнышке. Но девушка заставила себя довести дело до конца.

Вангер мрачно кивнул ей, также мрачно выслушал отчет о Ноеле Оберге и вопрос:

— Даг, зачем нужно за ним следить и с ним знакомиться?

Ответил вопросом на вопрос:

— Фрида, где твои часы?

— Часы? Потеряла где‑то, не помню…

— Пойдем, Бергман хотел видеть.

Он шел впереди, не оглядываясь, а Фрида с недоумением ловила на себе странные взгляды сотрудников. Кто‑то смотрел с любопытством, кто‑то с недоумением, а некоторые и вовсе с презрением, словно она провинилась. Эти взгляды заметил и Даг, он резко обернулся, но все, кто оказался рядом, немедленно уткнулись в свои бумаги, изобразили живейшую беседу меж собой, в общем, делали вид, что о существовании Фриды и Вангера просто не подозревали.

— Даг, что тут у вас происходит, черт возьми?!

Тот вместо ответа пропустил ее вперед в кабинет Бергмана и поинтересовался у его секретаря Урсулы:

— Откуда весь отдел знает?

Та лишь пожала плечами.

— Что знает, Даг? — Фрида чувствовала, что пол уходит у нее из‑под ног. Хорошо, что Бергман, такой же хмурый, как и Вангер, жестом предложил сесть.

— Да в чем я провинилась?!

— Это твои часы, Фрида?

На стол легли отцовские часы.

— Да.

— Где ты их оставила?

— Не помню…

— Фрида, где ты была в те дни, когда отсутствовала на работе? Ты была в Южном госпитале?

— Да, была, — Фрида поняла, что скрывать бесполезно.

— В тот день, когда убили Маргит Стринберг?

— Маргит убита?!

— Ты оставила эти часы там.

Девушка чуть задумалась, пожала плечами:

— Там? Нет, кажется, где‑то раньше… Нет, раньше.

— Фрида, обо всех деталях операции знали только трое: мы с Дагом и ты, — Бергман старательно наводил и без того идеальный порядок на столе, что‑то перекладывая, только чтобы не смотреть ей в лицо. А та растерянно переводила взгляд с него на Вангера, вдруг заинтересовавшегося висевшим на стене уже лет пять эстампом. Но интерес к художественному произведению не мешал ему все слышать, это было понятно даже при беглом взгляде на инспектора.

— Вы?.. Вы хотите сказать, что я…

Уже не просто пол ушел из‑под ног, но и крыша управления рухнула, у Фриды перед глазами все поплыло.

— К тому же твои часы, именные, заметь, нашли в палате у убитой обвиняемой, которая могла многое выдать… Где ты была все эти дни, ты объяснить не можешь… Я не знаю причин такого поступка и самое большее, что могу сделать в память о твоем отце — предложить тебе срочно уволиться самой, чтобы мне не пришлось проводить внутреннее расследование.

Слова падали тяжелые, словно камни, они рушили само мироздание… У Фриды крутилась одна мысль: вот почему все так смотрели…

Но потом все захлестнула волна жгучей обиды, горло перехватило, а в висках запульсировала кровь, точно удары молота по наковальне: бух, бух, бух…

Еще сама не понимая, что делает, она протянула руку, взяла чистый лист и быстро‑быстро, как только могла, написала то, что предлагал Бергман. Микаэль, наконец, смог посмотреть на девушку, повернулся к ней и Вангер. Переглянулись между собой. Оба понимали, что разговор будет очень тяжелым, но вот такого не ожидали — Фрида не произнесла ни слова в свое оправдание, ничего не объяснила, она просто согласилась уволиться. Так плохо ни Бергману, ни Вангеру в жизни еще не было. Хотелось сжать кулаки и грохнуть ими по столу изо всех сил! Только не Фрида!

— Фрида, ты можешь объяснить, откуда в больнице твои часы и где ты была три дня?

Девушка протянула Бергману лист:

— Подпишите.

Тот молча подмахнул и вернул.

Она вышла из‑за стола прямая, как струна, до предела натянутая струна, у двери остановилась и усмехнулась:

— Я не помню, где потеряла часы, но не в госпитале, там их уже не было. В госпиталь приходила не к Маргит, а к Ловисе Седерстрем по ее просьбе, она умирает. А потом по ее просьбе отвозила кое‑что в Эстерокерскую тюрьму.

— Ловиса Седерстрем — та, что убила твоего отца?!

— Да. Она тоже в Южном госпитале, Микаэль. Она попросила, я приехала. В Эстерокерской тюрьме у нее отец, я возила весточку. И я не крот, Микаэль.

Прежде чем они успели что‑то сказать, Фрида вышла вон.

Она не помнила, как дошла до инспектора, занимающегося кадрами, взгляды окружающих стали не просто любопытными, казалось, все забыли о работе, пытаясь догадаться, чем закончился разговор в кабинете Бергмана. В голове крутился вопрос: где она потеряла часы и как те попали в палату к Маргит? То, что ее подставили, сомнений не вызывало, душила горечь, что Бергман и Вангер поверили. Не сказала, где была в эти дни? Но можно бы узнать, даже отругать за то, что передавала что‑то от одного преступника другому, но не предлагать же сразу увольняться!