Читать книгу "Хоббит, который слишком много знал - Вадим Проскурин"

Где я мог ее видеть? Да нигде, получается явная бессмыслица. Я так и сказал Уриэлю.

— Ты видел их сегодня утром, — возразил тот, — перед мысленным взором, как сейчас.

И внезапно я все понял. Это же стандартное начало заклинания на языке первооснов! Но я только что извлек их из самых потаенных глубин своей собственной души! Это означает… что…

— Так что, учитель, — пробормотал я, — мы все… заклинания?

— Ага, — сказал мой учитель, — мы все — заклинания, имеющие материальное воплощение. Впрочем, то, что мы имеем материальное воплощение, скорее всего, просто особенность восприятия. Мы привыкли, что материальное — это… вот ты можешь сказать мне, что такое материальное?

— Ну… материальное… — протянул я, — материальное — это материальное! Иначе и не скажешь!

— Вот именно. Материальность — настолько основополагающее свойство предмета, что оно просто не допускает истолкования через более простые понятия. Если бы я был… ну, скажем, умертвием… да, умертвием… причем живущим в мире, где нет никого, кроме умертвий…

— Такой мир не может существовать, — перебил я Уриэля, — умертвиям неоткуда будет черпать энергию.

— Да не цепляйся ты к словам! — вспылил Уриэль. — Если бы я был представителем мира нематериальных существ, разве смог бы ты объяснить мне, что такое иметь тело? И почему ты думаешь, что тело первично, а душа вторична? Может быть, в основе всего лежит как раз душа, причем не сама душа как объект, а те заклинания, из которых она состоит. Непривычно? А ведь так оно и есть. Мы все — заклинания.

— И кто же нас придумал? — спросил я.

— Творец. Валары. Майары. Мы сами.

— Разве заклинание может само заклинать?

— Может. Я в свое время экспериментировал с подобными вещами, потом перестал — слишком опасно.

— Что же в этом опасного?

— А ты представь себе мантикору, которая умеет творить… ну, скажем, инцинеру.

Я представил себе этот ужас, и меня передернуло.

— То-то же, — удовлетворенно произнес Уриэль. — Надо быть Творцом, чтобы работать с заклинающими заклинаниями и при этом не уничтожить весь мир. Хотя, кто знает, может быть, этот мир — не первый для Эру Илуватара?

— Первый, однозначно первый. Иначе бы Эру не наделал столько глупостей.

Мы одновременно обернулись на звук голоса. «Какого хрена, — подумал я. — Уриэль говорил, что мне хватит часа, чтобы научиться боевой магии, мог бы выбрать время и научить меня». Уриэль неподвижно застыл, явно что-то колдуя. А незваный гость спокойно стоял перед нами, ожидая, когда пройдет первоначальное остолбенение.

Высокий худой старец в длинной серой хламиде. Длинные серовато-седые волосы, столь же длинная борода. Лицо непропорционально узкое и какое-то вытянутое, глубоко посаженные глаза светятся небесной голубизной, а озорные искорки в их глубине выглядят отнюдь не по-стариковски. Голос тоже не старческий, этому человеку не дашь больше пятидесяти лет, если не видеть лица. А если сложить вместе все увиденное…

— Приветствую тебя, великий Гэндальф, — сказал я, склоняясь в почтительном поклоне. — Хэмфаст, сын Долгаста, из клана Брендибэк, к твоим услугам, о аватар.

Гэндальф досадливо поморщился.

— Меня зовут Олорин, — сказал он. — Гэндальф — это кличка, на которую я некоторое время откликался, чтобы не привлекать излишнего внимания Саурона. И не называй меня аватаром — эти нынешние попытки обожествлять все, что движется, просто отвратительны.

— Прошу прощения, почтенный Гэн… то есть Олорин, — сказал я. — Чем я могу быть тебе полезен? Впрочем, что я говорю? Прежде всего моя супруга накормит тебя обедом.

— Поесть не откажусь, — сказал Олорин. — А этому, — он указал на Уриэля, — когда он закончит разбрасывать своих зомби по Арде, скажи, что он зря беспокоится, если бы я желал ему зла, я уже сделал бы, что хотел.

И мы отправились на кухню. Нехалления подала обед на четверых, Олорин загадочно цокнул языком, когда она достала еду из волшебного шкафчика, а потом он не произнес ни слова до конца обеда, если не считать восклицания «Ни хрена себе судьба!», которое он отпустил по адресу Нехаллении. Я решил не обижаться на это.

Минут через пять к нам присоединился Уриэль, который тоже поел, но было видно, что кусок не лезет ему в горло. Он старался держать Олорина в поле зрения, чтобы не пропустить угрожающего движения, физического или магического, и одновременно пытался выглядеть спокойным и расслабленным. Это было смешно, глаза Олорина под густыми бровями смеялись. Мне почему-то казалось, что от Олорина не исходит никакой угрозы, и не только потому, что он — позитивный аватар моего народа, но и потому, что весь его облик и все его поведение прямо-таки излучали спокойствие и доброту.

Насытившись, Олорин вытащил из-под плаща курительную трубку и вопросительно взглянул на меня, догадавшись, что я хозяин этого дома.

— Извини, Олорин, — сказал я, — курить придется на улице. Боюсь, дым твоей трубки может повредить моему сыну.

— Сыну? — Олорин выглядел удивленным. — Сколько ему лет?

— Пока еще нисколько. Семь месяцев.

— Разве она… — Казалось, Олорин смутился. — Конечно, нет, раз… но все равно странно… но не важно… Конечно, пойдем на улицу, младенцу не стоит дышать табачным дымом. Мне тоже, — он лукаво подмигнул, — но в моем возрасте уже поздно отказываться от дурацких привычек.

Мы вышли на улицу, Уриэль тащился за нами, как привязанный, и теперь он выглядел не агрессивно, а как-то… обалдевше, что ли…

Олорин сел на ступеньки крыльца, закурил, выпустил кольцо дыма и задумчиво проговорил:

— Прямо как у Бильбо в гостях…

Я невольно ощутил благоговение, а Уриэль, напротив, возмутился.

— Почтенный Олорин, ты, случаем, не стажировался у аннурских мастеров психологии?

Олорин покачал головой:

— Нет. Я владею психологией, с течением лет это приходит само собой, но в моих словах нет скрытого давления. Я действительно вспомнил, как сидел на крыльце у Бильбо Бэггинса, курил трубку, гномы седлали пони, все было прекрасно, Саурон бесновался где-то вдали…

— Бесновался, говоришь?

— Да ну тебя, Уриэль! Нет, конечно же не бесновался. Занимался своими нелепыми делами, пытался всем доказать, что он самый крутой в Средиземье. Ладно, чего уж теперь ворошить прошлое…

— Нет уж, нет уж, почтенный майар! Давай поворошим. Почему вы не остановили Саурона, когда это можно было сделать, не прилагая больших усилий? Почему вы позволили ему развязать войну?

Олорин вздохнул:

— Ты, Уриэль, судишь предвзято. Ты видишь только одну сторону. Я знал Саурона еще тогда, когда он был одним из нас, майаров, надо сказать, одним из лучших майаров. Мы были друзьями, если то, что бывает среди нас, можно назвать дружбой. Хотя бы… впрочем, нет…