Читать книгу "Лебяжье ущелье - Наталия Ломовская"

– Самое время для визитов, – кивнула Катя. – Первый час ночи. Значит, пришла в гости и насмерть перепугала Мышку?

– Я не пугала мышей, – пискнула Стелла.

– Она не пугала. Мы все время сидели здесь, ни шагу из комнаты.

– Вот как…

– Чесслово, Катерина Федоровна!

– Так, а я что-то не пойму, как она… Как Стелла вообще здесь оказалась? Вы что, пешком пришли среди ночи? Или на метле прилетели?

Упоминание о метле, похоже, Стелле даже польстило.

– Я на велосипеде приехала, – объяснила она, кивнув в сторону. Любовно привалившись к полуразобранному мотоциклу, в углу действительно стоял тяжеловесно-изящный горный велосипед. – Еще вечером. Но мы все время сидели здесь, и никаких мышей я не трогала…

– Да не мышей, а Мышку! Мою дочь! Скажете, вы не выходили только что в кухню и не видели там маленькую девочку?

– Нет!

И тут Катя снова услышала этот смех. Тихий, но торжествующий, словно не мог кто-то сдержаться и смеялся со сжатыми губами… Стелла восторженно взвизгнула, вцепившись в руку Ворона, тот шикнул на нее.

– Это Мышка. Она часто смеется и разговаривает во сне, – пояснила Катя, как только обрела способность говорить.

– Катерина Федоровна, вы садитесь, – Ворон полез в шкаф, извлек оттуда фланелевую рубашку в красно-синюю клетку, поношенную, но чистую. – Вот, а то вы замерзнете. Нам нужно поговорить.

Катя напялила рубашку, которая пришлась ей ниже колен, и уселась рядом со Стеллой. Ворон незаметно подмигнул своей подружке, и та выудила откуда-то из расщелины между стеной и диваном пухлую папку, по виду обычную канцелярскую, но оклеенную черной бумагой. По черному фону серебром готическим шрифтом были выведены буквы:

«ЧЕРНЫЕ КРЫЛЬЯ ЛЕБЯЖЬЕГО УЩЕЛЬЯ»

– Что? – переспросила Катя.

И обложка раскрылась перед ней, как адские врата.

– Документ первый: отксерокопированная страничка из газеты. «Верхневолжские вести», год одна тысяча девятьсот девяносто второй, август. Небольшая заметка с фотографией. Фотография дурного качества, но можно заметить, что девушка очень красивая. Была. Это Стоева Антонина, инструктор по плаванью в бассейне пансионата «Лебяжье ущелье». Девушка утонула в бассейне.

– Утонула? Инструктор?

– Именно, Катерина Федоровна! Наверное, многим это показалось странным. Но против фактов не попрешь. На теле девушки не было обнаружено следов насильственной смерти, вообще никаких повреждений, ни внешних, ни внутренних. Никакого алкоголя. Все выглядело именно так, словно она сроду не умела плавать, а ведь была кандидат в мастера спорта! Версия о самоубийстве, вероятно, не выдвигалась именно по этой причине – все же кандидату в мастера трудно утонуть в бассейне, где глубина, самое большее, два метра, даже если он сам очень этого захочет! Я склонен считать Стоеву первой жертвой того, кто много лет орудовал здесь, в «Лебяжьем», хотя…

– Кто… орудовал?

– Кто-то. Или что-то. Катерина Федоровна, неужели вы не понимаете? Неужели ни разу ничего не почувствовали? Внешнее спокойствие обманчиво. Вы ведь художник, разве не ощущаете напряжения, дрожи страха – и в деревьях, и в воде, и в доме? И под домом… Здесь все, все пронизано злом, вездесущим, всемогущим, но подчиняющимся неизвестным нам законам…

– Ага. Я все поняла.

Катя вскочила и стала расстегивать пуговки рубашки, словно собиралась сплясать стриптиз.

– Значит, ночь, и я сижу в компании двух чокнутых готов, которые рассказывают мне страшилки. Это очень мило, но мне, право же, пора спать. Ворон, спасибо за рубашку. Я пошла к себе. Спасибо за компанию. Не шумите, ладно? Спокойной ночи.

– Катерина Федоровна, а как вы думаете, почему молочница не хочет сюда ходить? Почему никто из местных сюда не заглядывает, хотя, казалось бы, сколько тут поживы для мародеров? И почему ваш будущий муж принял на работу именно меня, чокнутого гота?

– И почему он так боится мышей, – пробормотала Катя, направляясь все же к дверям. – Молоточек я возьму, положу на место.

– Хорошо, обратимся к фактам. Документ номер два. Ксерокопия страницы из газеты «Криминальный город» за тот же год, за тот же месяц. Заголовок: «Маньяк в «Лебяжьем ущелье».

Катерина остановилась. Маньяк – это было что-то обычное, вполне понятное, хотя и страшное. Маньяки бывают на самом деле – к примеру, Чикатило, или битцевский душитель, которого она так боялась, ведь в Москве они жили совсем недалеко от Битцевского парка! Маньяк – это не «черные крылья», не какое-то абстрактное зло, не готские фантазии!

– Ладно, давай рубашку назад.

– Так-то. Вот, смотрите.

Ох, лучше бы Катя не смотрела. Она прекрасно знала, что никто не позволит размещать в издании периодической печати, тем более в таком «желтом», как «Криминальный город», реальные фотографии с места преступления… Но ей все равно стало не по себе, напрасно она уговаривала себя: «Это просто фотомодель, глупенькая фотомодель. Искромсали ножом платьице, какое не жалко, залили искусственной кровью, велели девчонке закатить глаза, и щелкнули!» Да, но снимок выглядел отвратительно правдоподобно, впрочем, это было вполне в стиле «Криминального города»!

– Итак, горничная пансионата, двадцатилетняя Ольга З. Исчезла прямо в свое дежурство. Через три дня ее растерзанное тело обнаружили в лесу. Очевидно, девушку зверски пытали. Брюшная полость вскрыта, ее содержимое раскидано в радиусе пяти метров вокруг. Ведется расследование. Добавлю, что оно ни к чему не привело, тем более что убийца не оставил следов. Нет орудия преступления, нет признаков изнасилования. Ни волос, ни отпечатков пальцев, ни брошенных окурков. Приводятся слова директора по персоналу «Лебяжьего ущелья»: «Ольга З. Была сиротой, воспитывалась в детском доме. В пансионате работала три года. Не отличалась разборчивостью в связях. Могла познакомиться с мужчиной…» И так далее. Пойдем дальше. Девяносто третий год, лето. Две жертвы подряд. Гостья пансионата, молодая жена преуспевающего бизнесмена, победительница конкурса красоты «Мисс Верхневолжск-93». Ей было всего восемнадцать. Вот фотография.

Девушка на снимке тянула бы даже на «Мисс Вселенную», кабы не голодное выражение лица. Голод этот не имел отношения к диете, он был самодоволен и так же органичен на этом красивом лице, как этикетка с шестизначной ценой на бриллиантовой безделушке.

– Вторая жертва совсем другого рода. Известно только, что она жила в поселке, была одинока, немолода, некрасива, жила попрошайничеством. Возможно, попивала. Ее никто не оплакивал, никто не вспоминал, ее смерть не вызвала у окружающих бурного интереса… Но их обеих, и принцессу, и нищенку, жестоко убили с промежутком в две недели и бросили здесь, в лесу, со вспоротыми животами! Одна из них была еще жива, когда ее нашли, и…

– Бога ради, Ворон!

– Прощу прощения, Катя. Но так оно и было.