Читать книгу "Мы - на острове Сальткрока - Астрид Линдгрен"

— Я бы тоже хотела, чтобы у тебя была собака, — сказала Малин. — Но пока ничего не поделаешь, и радуйся, что у тебя есть Йокке.

— И Боцман, и Тутисен, и Музес, — добавил Пелле.

Пелле по-прежнему считал, что Боцман — самая лучшая собака в мире, и когда он приехал в этот раз на остров, Боцман встретил его радостным лаем. Он тоже считал, что Пелле лучший мальчик в мире, и теперь неотступно повсюду следовал за ним. Иногда к Боцману присоединялся Музес, а иногда еще и Тутисен. Пелле расхаживал, как укротитель зверей, не знающий себе равных, и когда Чёрвен увидела это зрелище, ей стало не по себе. Не потому, что Музес следовал за Пелле, а потому, что за ним ходил и Боцман. Тогда, обхватив шею Боцмана руками, она закружилась вместе с ним, приговаривая:

— Ах ты, песик ты мой паршивенький!

А Боцман смотрел на Чёрвен так, словно думал: «Ах ты, оса ты этакая, ничего мне больше не надо!»

И Боцман тут же отстал от Пелле, чтобы снова бегать следом за Чёрвен. До тех пор, пока не приполз этот Музес и не втиснулся между ними.

Музес уж совсем потерял совесть. Даже Чёрвен казалось порой, что он становится в тягость. Однажды вечером она сглупила, взяв его к себе в кровать, и с тех пор он больше не хотел спать в своем ящике, а только в ногах у Чёрвен. Она спихивала его вниз, но это не помогало, он снова упрямо влезал на кровать, а Чёрвен не менее упрямо снова сталкивала его вниз.

— Всю ночь мы только и делаем, что пихаемся, — жаловалась Чёрвен, а ее мать неодобрительно качала головой и говорила:

— Не надо было брать этого тюленя в наш дом!

Теперь Музесу нравилось плавать в своем пруду, а после того как Юхан, Никлас, Тедди и Фредди обнесли пруд изгородью, Чёрвен могла запирать там Музеса, если ей почему-либо хотелось побыть одной, без тюлененка, ползущего за нею следом.

Но Музес по-прежнему отнимал у нее массу времени, требуя внимания и любви. А когда она играла и возилась с тюлененком, Боцман уходил прочь и ложился у крыльца лавки. В особенности, если поблизости не было Пелле. В особенности, если Пелле сидел внизу на пристани и играл с Юм-Юмом… а это случалось довольно часто.

Если живешь на Большом острове и очень любишь кровяную колбасу, то поневоле приходится ездить на Сальткроку. Туда приходится ездить чуть ли не каждый день, потому что там лавка. И если всякий раз с тобой крохотный коричневый щенок, то стоит лишь причалить к пристани, как тут же прибегает Пелле Мелькерсон поиграть с Юм-Юмом. А когда Пелле Мелькерсон играет со щенком, он охотно отвечает на все вопросы, даже не замечая, что он на них отвечает.

Можно, например, спросить: «Куда ты нынче девал Малин?» И услышать ответ Пелле Мелькерсона: «Она сидит дома на крыльце и чистит салаку».

Или: «Она пошла к Сорочьему мысу купаться с Тедди и Фредди».

Или: «Наверно, она в лавке».

А раз узнаешь все, что тебе надо, то оставляешь своего щенка на попечение Пелле Мелькерсона и поспешно пускаешься в путь, и совершенно случайно встречаешься с Малин, и всякий раз чуть больше знакомишься с нею. И чуть больше влюбляешься в нее. Больше влюбляешься? Разве это возможно? Разве это чувство не поразило тебя как молния с самого первого взгляда, когда ты впервые увидел ее на пристани? Она или никто!

Однажды в июне, в среду, эту запомнившуюся на всю жизнь среду, Петер Мальм нашел Малин в сальткроковской лавке. Но он нашел не только ее, но и тюленя. В самом деле, на полу, играя с двумя маленькими девочками, ползал маленький тюлененок. Стало быть, Пелле Мелькерсон не хвастался, уверяя, что у них на Сальткроке есть ручной тюлень.

В лавке было полно народу, и Музес очень веселился. Он хватал за штанины всех, кто попадался ему на пути; особенно доставалось брючкам Чёрвен, и она, заливаясь смехом, отбрыкивалась изо всех сил.

— Отстань, Музес, а то мама скажет, что тебя нельзя выпускать на волю.

— Твой тюлень? — с улыбкой спросил Петер.

— А то чей же, — ответила Чёрвен.

— А ты не хотела бы его продать, а?

— Ни за что на свете, — сказала Чёрвен. — А на что тебе тюлень?

— Не мне, — возразил Петер, — а моему институту.

— Ституту, — повторила Чёрвен, — да, ничего себе словечки у принцев.

— Зоологическому институту, где я работаю, — пояснил принц. Но Чёрвен так и не поняла, что это значит.

— Работаю, — сказала она потом Стине, передразнивая Петера. — Врет так, что аж уши вянут. Принцы не работают. Хочет втереть Малин очки, будто он самый обыкновенный парень.

Петер погладил Музеса.

— Хорошо с ним играть, — сказал он.

И он стал играть с Музесом и играл до тех пор, пока не пришло время уходить из лавки. К этому времени Малин как раз закончила свои покупки.

— Я помогу тебе снести корзинку в Столярову усадьбу, даже если ты не угостишь меня чаем, — сказал он Малин.

— Так и быть, угощу тебя чаем, — согласилась Малин. — Я очень добрая. Только проводи меня домой. Очень уж корзинка тяжелая!

Но тут из лавки вышел Калле Вестерман и позвал Петера.

— Эй, господин хороший, — сказал он. — Можно тебя на пару слов? Услышав грубоватый, несколько вызывающий голос, Петер обернулся. Перед ним стоял коренастый, чуть диковатого вида человек.

— Что вам угодно? — удивленно спросил Петер. Вестерман потянул его в сторону, чтобы не слышала Малин.

— Да вот что, слыхал я в лавке, ты хотел купить этого тюленя, — вкрадчиво сказал Вестерман. — Ежели по правде, так тюлень этот мой. Я нашел его в шхерах. Сколько дашь за него?

Он подошел вплотную к Петеру и заискивающе уставился ему прямо в лицо. Петер отшатнулся. Сейчас его не интересовали никакие торговые сделки. Сейчас его интересовала только Малин, и он быстро сказал:

— М-да, может, сотни две… но цену назначаю не я. И вообще сперва надо выяснить, кто в самом деле хозяин тюленя.

— Я же сказал — я! — крикнул ему вслед Вестерман. — Я, я!

То же самое он сказал и Чёрвен, когда та вместе со Стиной вскоре вышла из лавки, а следом за ними выполз Музес.

— Послушай-ка, я хочу взять назад моего тюленя, — сказал Вестерман.

Чёрвен смотрела на него, не понимая.

— Твоего тюленя? Ты это о чем?

Чтобы скрыть свое смущение, Вестерман выразительно сплюнул.

— О том, что сказал. Поиграла с ним, и хватит. Тюлень мой, и я надумал его продать.

— Продать Музеса, да ты в своем уме? — закричала Чёрвен. Вестерман стал ей объяснять. Разве он не предупреждал ее, что тюлененок будет у нее, пока не вырастет и пока не будет от него какой-нибудь прок?

— Давай проваливай! Врешь ты все! — закричала Чёрвен. — Ты сказал, что отдаешь его мне насовсем. Сказал. Разве нет?